Нынешний кризис украино-русских отношений весьма любопытно отражается в российском искусстве. Помимо прямого участия (такого, как подписи под разнообразными воззваниями и поездки в эпицентр событий), российские деятели культуры, взбудораженные событиями, которые еще недавно казались фантастическими, принялись воплощать свои политические воззрения в произведениях искусства. Если более осторожные в очередной раз "прогнулись" перед высоким начальством, то более глубокие и мудрые задумались о судьбе своей страны, анализируя своеобразие русского характера и особенности российской государственности.
Сначала, начале июля в театре "Санктъ-Петербургъ Опера" был поставлен спектакль "Крым", основанный на опере сталинских времен "Севастопольцы". В ней на сцену выходил спаситель отечества -"Владимир Путин", и читал стихи, на которые публика должна была отвечать единодушным "да!". Прямолинейность этой пропаганды в комбинации с бездарным музыкальным и сценическим материалом поразила даже российских журналистов - то есть людей, подготовленных именно к такой политической точке зрения.
Гораздо менее однозначной стала новая премьера российского театрального режиссера Константина Богомолова, о которой на страницах своего блога написала театральный обозреватель Нина Агишева. На сей раз режиссер поставил в легендарном "Ленкоме" культовую пьесу "Борис Годунов". Пушкинская трагедия с ее беспощадной правдой о русских обычаях, написанная почти 2 столетия назад и повествующая о событиях еще более давних, и поныне актуальна. А в интерпретации известного своими скандальными и резонансными постановками режиссера постановка заиграла интонациями фарса, кабаре, иронией и провокационными сценическими находками. Всегда нейтральный и отстраненный в своих высказываниях, в спектакле Богомолов смело перекроил хрестоматийный текст в соответствии со злободневными переживаниями. Например, на сцене появляется ведущая новостей из телестудии, в которой политический эмигрант Гаврила Пушкин описывает суровые российские реалии. В итоге классическая драма наполнилась "тарантиновским" гротеском, чертами капустника, нарочито примитивными приемами и прочим трэшем - таким, как выстрел в публику ("жертвой" становится сидящий в зале актер).
Помимо героев, переодетых в современные костюмы, есть и другие аппетитные театральные придумки. Пока Годунов не решается водрузить себе на голову шапку Мономаха, "на на десяти экранах, установленных на сцене, едет короноваться Путин". Другие кадры на этих экранах не менее узнаваемы: Борис Березовский, брошенный в пламя ребенок из эйзенштейновского "Александра Невского" весьма напоминают нынешнее ТВ, а правитель и его приближенные жарят шашлыки под песню Макаревича "Не будем прогибаться под изменчивый мир". Следует добавить, что в этом эксцентричном спектакле филигранно играют Маша Миронова (Марина Мнишек) и Виктор Вержбицкий (Пушкин). А Александру Збруеву (Годунов), по словам рецензента, "очень трудно дается задача не переживать, а смотреть на своего героя со стороны, как на пешку в бесконечной кровавой и мучительной круговерти русской истории".
Впрочем, личные симпатии режиссера здесь неясны: похоже, он здесь не симпатизирует ни консерваторам, ни либералам. Гаврила Пушкин, который покидает страну из-за того, что не может жить "в условиях авторитаризма и коррупции" и примыкает к самозванцу, по мнению автора - "вообще блистательная пародия на оппозицию". Однако показательна реакция народа. Народ, как в пушкинском оригинале, безмолвствует. "Два раза режиссер покажет крупным планом лицо убиенного мальчика - сначала царевич Дмитрий, а потом сын Годунова. И оба раза на сцене будет оглушительно вопить Глюкоzа: "Танцуй, Россия - и плачь, Европа". Народ гуляет. Народ равнодушен. Ему все равно. По меткому выражению Артемия Троицкого, промелькнушему недавно в Facebook, народ не готов умирать ни за Путина, ни за свободу. Ни за Годунова, ни за Отрепьева", - резюмирует театровед.
Прошлогодняя постановка этого режиссера в МХТ имени А. П. Чехова ("Братья Карамазовы") ознаменовалась тем, что ее чуть не отменили буквально накануне премьеры в связи с требованием театра внести в постановку изменения. В итоге премьера состоялась, но сам Богомолов покинул МХТ, назвав российский театр "местом, где люди стелются под массовый вкус". Вместив в спектакль почти все важнейшие линии и ключевые монологи, Константин Богомолов исхитрился начинить его причудливыми и эпатажными атрибутами: цитаты из советских песен перемежаются эротической литературой и гомосексуальными любовными сценами. Говоря о романе Достоевского, режиссер утверждает: "Я думаю, что нынешнее время может сказать, что этот роман вечен. Нынешнее время вполне подтверждает, что русское пространство обладает некими перманентными характеристиками, которые не эволюционируют. Это хождение по кругу, с изобретением новых технологий, с появлением каких-то новых благ цивилизации. В какой-то момент я в это не верил, не хотел верить. Потом это меня расстраивало. Сейчас я с этим смиряюсь". Причем, по мнению Богомолова, это стремление угождать вкусам публики особенно свойственно именно российскому театру.
Хотелось бы надеяться, что деятельность режиссеров, востребованных в Европе и благодаря этому способных смотреть на ситуацию шире, чем требует пропаганда, поможет широким массам посмотреть на сложившуются ситуацию аналитически. Возможно, то, что уже не воспринимается как информация с новостных сайтов, будет услышано с театральных подмостков - как голос высокого искусства, как высказываня великих гениев прошлого.