Фрагментация мира и Украины. Где обитает электорат национал-популистов

В начале 2000-х годов в относительно молодой тогда глобалистике как направлении обществоведческих исследований на стыке экономики, политологии и социологии активно развивалось представление о ближайшем будущем как об очень фрагментированной планете оазисов процветания и сумрачных территорий архаики.

Предполагалось, впрочем, с оглядкой на тогдашнюю искреннюю веру в непогрешимость западного либерального драйва, что процесс фрагментации в основном затронет лишь быстро развивающиеся страны, условно относящиеся к "третьему" или все еще присутствовавшему бледным контуром на карте "второму" миру переходных постсоциалистических экономик. Имелось в виду, скажем, что в той же Бразилии северо-восток (Форталеза-Рио-де-Жанейро-Сан-Паулу) прорывается к европейским стандартам жизни, в то время как центральные регионы огромной страны остаются инфраструктурно недоразвитыми. Так виделись в свое время, на российском примере, и тренды (кстати, этот термин был еще не в ходу) ближайшей истории Москвы, Санкт-Петербурга и несколько более изолированного Новосибирска. Любопытно сегодня бросить этот взгляд назад, с учетом того, что прошли уже две краткие эпохи "технического разочарования".

Сначала - между азиатско-российским кризисом 1998 и крупнейшим известным терактом 9/11 в 2001 году в США метафорическая фабрика глобальной политической мысли разочаровалась в потенциале третьей и четвертой волн политической демократизации, в 90-е подобно цунами распространявшейся на юг и восток от старых границ.

Разнообразные дефекты реформ неизменно - в странах, скажем так, колеблющихся - приводили к власти либо популистов, мгновенно обраставших коррупционными связями, либо отошедшую от шока самоуничтожения советского блока старую номенклатуру, отполировавшую свой имидж на манер более сердобольных, умеренных модернизаторов.

Ученые погрузились в "культурные дискуссии", начали обсуждать довольно провокационное "Столкновение цивилизаций" Сэмьюэля Хантингтона, у руля внешней политики американского гегемона оказались неоконсерваторы, а в центре внимания генерирующий мрачные угрозы Ближний Восток. К концу нулевых из запечатанного на развалинах Третьего рейха сейфа в публичную плоскость просочилась "геополитика". О фундаментальных исследованиях периода идеалистического оптимизма - исследованиях, которые сами по себе вовсе не были такими оптимистичными - подзабыли.

А напрасно.

Начиная с середины текущего десятилетия явление фрагментации, теперь практически огибая академическую сферу, с грохотом излилось в плоскость практической электоральной политики в реальном времени. Поверхностно и интуитивно этот феномен читается даже в циклических сценариях украинских избирательных кампаний уже с середины 2000-х: в зависимости от идеологии стремящейся к власти политико-экономической группировки, в нашей стране противопоставлялись друг другу запад и восток. Макрорегионы позиционировались политическими технологами то как "прогрессивные" и "регрессивные", то на уровне "старая промышленность" и "новая торговля".

Конечно, дискурс деградировал, и, в конце концов, опустился на уровень ворошения палкой в улье субэтничности. И - дыша грозой будущей войны - выпал из обсуждаемой здесь темы.

Между тем, в самой России - хотя выборы фактически всех уровней в ней фальсифицируются "более чем полностью" примерно с 2003 года (в 1996-2003 их результат в какой-то степени "модифицировался", но необязательно с помощью подтасовок) происходил похожий процесс. А именно - в 2012 году, после наивных протестов "городского класса", Кремль окончательно лег на галс агрессивной архаики. При всей искусственной нищете выбора для третьего избрания Владимира Путина, кроме фальсификаций был использован инструмент жесткого противопоставления бедной периферии (в частности - "электоральных султанатов") и зажиточных мегаполисов, выигравших от повсеместного бума нулевых. Тот же самый метод, просто еще на порядок грубее, в условиях явки в реальности едва достигавшей 40% был применен и на "выборах" 2016 года...

Однако, реалии Восточной Европы, даже если включать Россию в общий постсоветский дизайн, все же в значительной мере отстоят от тренда фрагментации, пронизавшего западный мир. Можно предположить, что его контуры защиты от противоречивых тенденций, бодро запущенных в окружающую ойкумену тридцать лет назад и отразившихся от менее развитых стран, прохудились в результате банковского кризиса 2007-2009 гг. и долгового кризиса в Европе в текущую декаду.

Так это или нет, но электоральные карты последних двух лет, от Англии (уточним - не Великобритании как таковой) и США до Нидерландов и Турции демонстрируют одну и ту же тенденцию. А именно - приморские курорты и финансовые, а также генерирующие технологии центры-агломерации голосуют за условных либералов, в то время как "глубинка", внутренние территории, выплескивающие горожан в первом поколении - за условных консерваторов.

В особенности трагическими представляются в этом смысле референдумы в английской части Великобритании и Турции, поскольку эти страны невозможно каким-то образом разделить изнутри или извне (несмотря на довлеющий курдский фактор в Турции и весомый факт уэльского самоуправления).

Это означает, что в странах ядра западного конгломерата - поскольку в Австралии, Канаде, Новой Зеландии, динамичных странах Карибского бассейна или Юго-Восточной Азии подобные тенденции пока вообще не наблюдаются - происходит поляризация, очевидно переросшая местные партийные системы.

Окончательный вердикт вынесут выборы во Франции и Германии, но следует знать, что обе эти страны (как, возможно, Канада, а также как - не стоит удивляться - и Украина) являются более гармонично "распределенными" в аспекте национального богатства.

Другое дело, что в Канаде, в будущем, богатые побережья и регион прерий могут дать о себе знать, просто старинная система пока не позволяет этим тенденциям проявиться, да и сам наш главный союзник представляет собой страну малозаселенную (пропорционально своей гигантской территории).

В Украине, после исторжения из национального тела партий, чья идеология допускала сомнения в ценности национального суверенитета, масло все равно остается относительно ровно размазанным по бутерброду. Но здесь может иметь место непреходящее значение теневой экономики - в итоге продолжающейся, пусть и со скоростью улитки, интеграции в рынок ЕС, неизбежно проявится перекос в сторону Галичины, Буковины, Одессы, Киевско-Житомирской агломерации, и, возможно, Харькова и Днепропетровска.

Популисты разных мастей будут искать себе избирателя за пределами этих связанных между собой торговыми маршрутами оазисов. Внутри них самих, правда, тоже происходит тончайшая фрагментация, которую лучше всего изучать по статистике рынка недвижимости.

В грядущих же британских выборах - если убрать из картинки Шотландию, как формирующуюся эмбриональную государственность, будет поучительно взглянуть на распределение: где именно пересечется избиратель лейбористов и националистов, а где - консерваторов и либеральных демократов...

Продолжающее, увы, доминировать на планетарном уровне видение человеческой цивилизации как развитого Севера и отсталого Юга ныне переливается в миниатюрной клепсидре из романов Дэна Брауна внутри самой ядерной западной цивилизации, а также ее ответвлений.

Пока что не слишком явственно в Восточной Европе, которую терзают старые исторические кошмары, ведь нации новых и восстановленных государств региона все еще не в силах прочно захлопнуть над ними дверь склепа. Но слишком очевидно фрагментация поражает страны Запада, в которых транснациональные сословия огромных урбанизированных пространств ХХI века на доброе поколение оторвались от бесконечных пригородов, в которых пенсионеры не так давно открыли для себя интернет.

Пригородов, из которых и родился столь вопиющий и разрушительный протест против общемирового рынка и социума. Протест, который, как бы ни подмывало, нельзя игнорировать и над которым неэтично издеваться. Потому что именно эти "пенсионеры" построили все те гигантские стальные и стеклянные пространства, в которых мы живем до сих пор, перепродавая их друг другу под модные тренды, на следующий же день забывая о том, в чем же именно еще вчера состояла их модность.