Договориться с Путиным. Армия ЕС как попытка слить Восточную Европу
В 18 сентября высший военный орган НАТО — Военный комитет — провел в хорватском Сплите конференцию на уровне начальников штабов стран–членов организации. Из всего сказанного в ходе этого мероприятия пресса расхватала на цитаты заявление председателя комитета генерала Петра Павела о том, что Балканам угрожает российское влияние, и его же интервью Wall Street Journal, в котором говорилось, что четырехтысячная группировка альянса в странах Балтии для сдерживания российской угрозы на этом направлении будет развернута уже к маю 2017 г.
Такого рода мероприятия планируются за несколько месяцев наперед, но тем более заслуживает внимания тот момент, что эта конференция не просто прошла через день после неформального саммита ЕС в Братиславе, но и в какой-то степени стала ответом на него. Ведь едва ли не главной сенсацией встречи в столице Словакии стали планы создания вооруженных сил единой Европы. Собственно, эта тема стала одной из главных вех в европейских дискуссиях с тех пор, как на июльском саммите НАТО в Варшаве была поднята министрами обороны Германии и Франции Урсулой фон дер Лейен и Жаном-Ивом ле Дрианом.
12 сентября они выступили с совместно разработанным шестистраничным проектом "оборонной реформы", необходимость которой объяснялась следующим образом: "в контексте ухудшения ситуации в сфере безопасности (вокруг ЕС) самое время укрепить солидарность и возможности европейской обороны с целью более эффективной защиты граждан и границ Европы". В проекте — расширение практики создания европейских межгосударственных батальонно-тактических групп быстрого реагирования, учреждение единого оборонного бюджета ЕС и постоянно действующей штаб-квартиры европейских вооруженных сил. Основанием для этого может стать отсылка к ст. 42 и 46 Лиссабонского договора.
Промоакцию этому плану устроили не только Sueddeutsche Zeitung и Le Figaro, получившие документ, но и глава Еврокомиссии Жан-Клод Юнкер, последовательно озвучивавший его тезисы на протяжении всей прошлой недели на различных площадках вплоть до саммита.
Строго говоря, в этой идее нет ничего нового. Дискуссии о ней в той или иной форме велись с конца 90-х, а осенью 2002-го, во время посещения автором брюссельской штаб-квартиры НАТО, это было темой номер два после кольчужного скандала. И тогда представители Великобритании противились подобным проектам не менее, чем сейчас. Правда, в публичную сферу эти трения почти не попадали — в любом случае до гневных заявлений министра обороны о том, что Лондон заблокирует эту инициативу, не доходило.
Между тогдашней и нынешней ситуацией, впрочем, есть весьма любопытная параллель. Тогда в Западной Европе (той, которую Дональд Рамсфельд впоследствии назовет "старой") было популярно мнение, что поскольку Варшавский Пакт рассыпался, а за ним распался и сам СССР, то НАТО себя исчерпал, превратившись в "парадно-выходной блок", натужно ищущий смысл своего существования в разнообразных миссиях, напрямую не затрагивающих проблем евроатлантической безопасности. Более того, нередко высказывалось мнение, что он сохраняется только потому, что полезен Вашингтону — и вряд ли кому еще — в качестве мощного внешнеполитического рычага. Создание же вооруженных сил ЕС лишит его права на такой диктат, тем более что угроза ушла в прошлое.
В современных обстоятельствах, что бы ни говорилось вслух, расклады ровным счетом те же. Да, российская агрессия против Грузии вдохнула жизнь в НАТО, а аннексия Крыма и вторжение на восток Украины вернули смысл его существованию. Но ни Западная, ни Центральная Европа не видят российской угрозы. Просто потому, что ее нет: интересы путинского режима лежат не в завоевании континента, а в разграничении сфер влияния, совместном бизнесе и кооптации европейских элит. Их интересы ровно те же. Более того, многие были бы не прочь избавиться от головной боли, признав за Москвой право на протекторат над постсоветскими республиками. И если бы не давление Вашингтона и железная воля Ангелы Меркель, разговоры о смягчении санкций против РФ давно бы утратили сослагательное наклонение. Причем такая перспектива вполне устраивает не только вчерашних маргиналов, но и вполне респектабельных политиков, будь то Романо Проди, Франк-Вальтер Штайнмайер, Жан-Марк Роберт Фицо. По большому счету разница между ними лишь в лексике — вторые пока еще стесняются в выражениях.
Из всей континентальной Европы собственные проблемы с Россией есть только у ее непосредственных соседей. Для остальных даже сама постановка дилеммы "умирать или нет за Нарву" является следствием атлантизма. Так почему бы не избавиться от этого бремени, тем более что Вашингтон на протяжении всего президентства Обамы последовательно призывал европейских партнеров к большей самостоятельности в оборонных вопросах. И потом, конфронтация последних двух лет вовсе не сделала континент безопаснее. И хотя непосредственной виновницей этого является Москва, действия заокеанских друзей, включая наращивание контингентов в ЕС, лишь осложняют ситуацию. Разумеется, обо всем этом говорить вслух не принято. Как не принято, впрочем, и вспоминать о травме Первой мировой войны, вылившейся в традицию умиротворения агрессора.
Тогда, в начале 2000-х, британцы торпедировали проект создания европейских вооруженных сил, выступив фактическим предохранителем для трансатлантического единства. Вторым предохранителем была экономика: европейские члены альянса неплохо устроились, по сути, переложив заботу о своей защите на дядюшку Сэма, — лишь единицы из них тратили на оборону оговоренные 2% ВВП. Но в обозримой перспективе оба предохранителя могут быть отключены.
Брекзит делает Европу географически более единой, но в то же время снижает роль атлантического рычага в ее делах. Собственно, это и позволяет франко-германскому тандему продавливать подобные инициативы. Но если у Франции есть четкие военно-стратегические амбиции (вспомнить хотя бы о начавшихся при Саркози стабилизационных и не очень операциях в Африке — Ливии, Мали, ЦАР, Мавритании, Нигерии, Чаде, Кот-д'Ивуаре и Буркина-Фасо), то Германия в этом смысле весьма апатична, делая ставку на активную работу разведки и дипломатии. Так что в целом такой проект усилит и Париж, и Берлин, хотя заплатит за это весь ЕС.
О плате, впрочем, стоит сказать особо. В обеих столицах лоббируют, а глава Еврокомиссии поддерживает формирование единого оборонного бюджета. Это, по словам Юнкера, позволит сэкономить от 20 млн до 100 млн евро. Сумма в рамках ЕС, прямо скажем, не космическая. В то же время речь здесь может идти не столько о бережливости, сколько о намерении в перспективе структурировать европейский ВПК. Представители Европейского оборонного агентства и экспертное сообщество неоднократно критиковали нынешнее положение вещей в отрасли. Условно говоря, в Союзе слишком много изготовителей стрелкового оружия, слишком много производителей бронетехники, слишком много компаний, делающих электронику военного назначения. Наряду с этим история с доводкой очень нужного европейцам военно-транспортного самолета А400 превратилась в свое время в хождение по муками. Но вряд ли какое национальное правительство добровольно пойдет на перестройку своего ВПК, тем более ввиду риска, что выгоду от этого получит сосед. Проект единой армии в теории позволяет решить данную проблему.
Хотя это, очевидно, сопряжено с риском роста напряжения внутри Союза. И хотя только евродепутат от Британии и экс-глава националистической партии UKIP Найджел Фарадж отважился назвать озвученный Юнкером проект "опасной идеей", это утверждение могут поддержать и в Северной, и в Восточной Европе. Причем дело не только в оборонке.
Пока Британия не вышла из Союза, структурная конкуренция со стороны ВС ЕС Североатлантическому договору не грозит. Но в дальнейшем проблема дублирования функций будет стоять все более остро, и вполне можно допустить, что "европейский локомотив" будет использовать этот рычаг в отношениях с англоязычным миром. В то же время решимость франко-германского тандема отстаивать интересы Евросоюза, то есть и периферийных его членов в отношениях с той же Россией, та самая решимость "умереть за Нарву" вызывает сомнения. Причем, имея перед глазами пример Украины, не то чтобы совсем уж необоснованные. Вполне вероятным последствием этого может стать углубление начавшегося в бытность Рамсфельда главой Пентагона раскола между "новой" Европой, которая продолжает ориентироваться на трансатлантическое единство, и Европой "старой", тяготеющей к автономизму. Для первой это может в дальнейшем стать неплохим аргументом в пользу реализации проекта Междуморья, который в нынешних обстоятельствах имеет очень небольшие шансы на осуществление.
