Вооруженная демократия против тоталитарного пацифизма. Как объявление Путина в розыск подсветило главный конфликт нашей эпохи

Связать депортацию детей, уничтожение Россией десятков украинских городов и сел, а также похищение и уничтожение культурных ценностей и объектов в единое целое, признав это в сумме признаками геноцида украинцев как отдельной этнической группы, а не "отдельными его аспектами", комиссии ООН не удалось. Более того, она уравновесила признание того, что Россия все же совершала в Украине военные преступления (хотя и не признала эти деяния геноцидом!) документированием "предполагаемых военных преступлений украинской стороны".

Зато Международный уголовный суд в Гааге (МУС) порадовал: через два дня после появления доклада комиссии ООН выдал ордера на арест Владимира Путина и уполномоченной по правам ребенка Марии Львовой-Беловой за депортацию в Россию украинских детей. Но общая картина оказывается смазанной, по причине признания равносубъектности сторон конфликта, и вытекающих из этого попыток поиска истины "где-то посередине".

Такой подход работает в гражданском и уголовном праве, но на уровне международного права вырождается в бесплодную борьбу за все хорошее, против всего плохого. И обвинять в этом функционеров ООН бессмысленно — их действия строго системны, а система международного права вовсе не подыгрывает России.

Все упирается в пороки системы современных международных отношений в целом, которые вытекают из ложных допущений и мнимых ценностей леваков, пышно цветущих на Западе последние сто лет. Так пышно, что всякая их критика оказывается табуирована – но мы, пожалуй, рискнем.

Кризис постмодернистского равенства

В основе мировоззрения леваков — право всех людей на "равенство", которое оказывается универсальным способом уничтожения прав отдельно взятого человека. Ведь настоящие права человека – не абстрактное право "всех на все хорошее", а конкретные права отдельной личности, основанные на праве этой личности на персональное неравенство. Но право на неравенство, не нарушающее закон, не просто отрицает всеобщее равенство, а прямо противоположно ему по смыслу.

В международных отношениях левацкий постмодерн "равенства всех и каждого, вне идеологий" позволяет размывать очевидную преступность режима до чудачеств, проистекающих из многообразия культур и традиций. Это позволяет заключать с преступными режимами сиюминутно выгодные соглашения. В стратегической перспективе такие соглашения невыгодны для демократий и ведут к их разрушению. Но западные демократии, зачастую отказавшиеся от долговременных институтов, не зависящих от короткого избирательного цикла, попали в ловушку "мирного сосуществования двух систем", "особого третьего пути" и прочих конструкций, привлекательных в короткой перспективе но проигрышных вдолгую, и, что самое главное, не имеющих ничего общего с реальностью.

Два пути

В действительности, за все время существования человечества сложилось только два типа устройства общества. Это либо всеобщее бесправие перед верховной властью, меняющей законы по своему произволу – либо единый набор прав и обязанностей перед законом, изменяемым консенсусно. Технический, научный, социальный и так далее, прогресс возможен только в обществах второго типа. В крайнем случае – в анклавах второго типа, которые терпят умные диктаторы, но этот способ уже работает плохо. Как следствие, диктатуры подбирают крошки от технического прогресса демократий: покупают, воруют, выменивают. Все это подтверждено историческим опытом, без каких-либо спорных, допускающих двойное толкование, случаев. И объяснить, почему это так, тоже можно очень легко.

По своему устройству диктатуры склонны к вооруженному насилию и уважают только силу. Естественное поле демократий – экономическая конкуренция в рамках закона. Как следствие, торгуя с диктаторами демократиям следует ограничивать их доступ к технологиям, которые те могут использовать в военных целях. Забвение этого принципа приводит к неприятным результатам, вроде наличия ядерного оружия у Москвы, Пхеньяна, вскоре — Тегерана, и у прочих отморозков. Включая, кстати, Пекин, поскольку КНР — тоже диктатура, и пока она остается диктатурой, ее необходимо ограничивать.

Все эти принципы очевидны, и, Запад, столкнувшись с последствиями их многолетнего забвения, мало-помалу их вспоминает. Но процесс возвращения к норме идет сложно, поскольку все существующие международные структуры выстроены поверх этих принципов, и вопреки им.

Дитя порочной связи Ялты и Мюнхена

Утверждение о том, что идея ООН была согласована в ходе Второй мировой войны странами-участниками антигитлеровской коалиции, маскирует серию позорных компромиссов между демократиями — США и Великобританией и неофеодальной диктатурой в лице СССР. Четвертым участником сделки был Китай, в лице Китайской Республики, но лишь формально, поскольку на тот момент КР не контролировала материковую часть Китая, в силу чего не имела полноценной субъектности. Таким образом, принципы устройства ООН, хотя и не были частью ялтинских соглашений, но тесно с ними связаны. А тегеранско-ялтинский сговор, поделивший сферы влияния между западными демократиями и тоталитарным СССР, более тоталитарным, чем нацистская Германия, стал, по сути, ухудшенным вариантом Мюнхена. Ухудшенным именно потому, что СССР подавлял личные свободы жестче, чем Третий Рейх.

Но тут сработали прагматичные соображения: Германия Гитлера была более развита технологически, стоя наравне, а в чем-то — и опережая демократический Запад. Отсталый СССР сочли менее опасным, и Запад, в лице США и Великобритании, произвел размен своей технической помощи на советское пушечное мясо для перемалывания германских людских ресурсов.

Увы, этот прагматичный расчет дал сбой: в ходе получения помощи по ленд-лизу СССР получил доступ к новейшим технологиям, а часть из них получил как трофеи. В итоге, советскому монстру пришлось отдать пол-Европы, а затем наблюдать, как он становится опаснее и агрессивнее, чем Третий Рейх.

Так сговор перешел в пошаговую капитуляцию западной демократии перед тоталитаризмом. Одним из элементов этой капитуляции стала ООН, с ее порочной практикой признания равенства всех "признанных государств", и получения ими права голоса в рамках одной организации. При этом, ситуация ухудшалась: так, если на момент создания ООН в неё вошла 51 страна, то с 2011 года членами ООН являются 193 страны, "почти все суверенные государства мира". А, поскольку понятие суверенитета крайне размыто, это часто приводит к тому, что уголовная банда, установив контроль над территорией, и используя юридические манипуляции, может добиваться международного признания в рамках ООН. Современная Россия, непонятным образом унаследовавшая в ООН место СССР, — не единственный, но самый яркий пример такого рода. Этот очевидный провал маскируется слоями левацкой демагогии о всеобщем равенстве всех людей, независимо от…. да ни от чего независимо.

Естественно, что ООН с самого начала оказалась бесполезной структурой – простой кормушкой для нового клана международной бюрократии. Её единственная позитивная роль постоянной переговорной площадки никогда не перекрывала наносимого ею вреда, который усугублялся год от года. Тоталитарные государства и другие группы, ставящие целью демонтаж демократий, научились пользоваться площадкой ООН для продвижения своих интересов, и делают это под прикрытием болтовни западных леваков – "юристов", "общественных деятелей" и прочих тунбергретов.

Возвращение в реальность

Некоторое время ялтинская схема позволяла Западу получать сиюминутные выгоды в обмен на слив демократии и усиление зависимости от тоталитарных стран. Но сейчас Запад дошел до предела политической немочи и идиотизма. Выход из кризиса невозможен без демонтажа химер и возвращения в суровую реальность. Это повлечет пересмотр всей системы международных организаций и отношений, а начинать придется с базовых принципов, поскольку левацкие черти живут там.

Итак, равны ли все люди априори? Нет, это очевидное заблуждение. Человек – социальное существо. Биологический человек, воспитанный зверями не будет человеком с социальной точки зрения. Остается только уточнить, где проходит социальная граница между "быть" и "не быть" человеком.

Человек в составе общества– социальная функция. Некоторые из них уже можно поручить ИИ, причем, чем он совершеннее, тем эфемернее грань между "создали и запрограммировали" и "родили и воспитали". Но сможет ли полноценно выполнять социальные функции в либерально-демократическом социуме биологический человек, воспитанный в тоталитарном обществе? Ответ очевиден: нет. Но тогда он не может быть и признан в таком обществе полноправным человеком.

Социум всегда задает пределы социального поведения, включая и криминальное. Эти пределы очерчивают не писанные на бумаге законы, а реальные социальные отношения, и все, кто выпадает за их рамки, — уже не люди. По меньшей мере, не вполне люди. Это универсальный принцип, и в тоталитарных обществах он работает без стеснения. И должен так же жестко работать в демократических, если те не хотят капитулировать — а затем деградировать до тоталитаризма. Потому, что демократия – это общество, живущее по правилам, установленным консенсусно, и, тот, кто не вписывается в правила, не должен иметь в нем и прав, будь он хоть Сократ.

Сократа, конечно, жаль, но, демократию, не умеющую защититься от любителей выхода за рамки социально приемлемого, разорвут в куски. И не сократы, которых единицы, а орды не-людей, получивших права, равные с людьми. Просто потому, что Homo Democratius и Homo Totalitarian – разные социальные виды. И эта разница должна, при разумном подходе, перевешивать биологическое сходство.

Как только мы кладем этот принцип в основу нового международного права, все становится на свои места. ООН благополучно почиет в бозе, а число стран, могущих войти в новую международную организацию, для которой демократия – высшая ценность, резко сокращается. Насколько – можно поспорить, ориентируясь по Индексу демократии. Можно спорить о том, какой порог индекса считать минимальным, и насколько совершенен метод его подсчета, но такая организация в любом случае уже имеет шанс стать эффективнее бесплодной говорильни "за все хорошее".

Неравноправие стран в такой организации, в частности, разный вес их голоса, тоже оправдано. При том, разумеется, условии, что позиция этих стран будет очищена от влияния идиотических левацких теорий: о том, что "все люди равны", а к миру следует стремиться "любой ценой".

И в случае оценки конфликта между Россией и Украиной все становится предельно понятно: индекс демократии Украины 5,6; 86 место в мировом списке из 166 стран, Россия – 3,2; 125 место. О равенстве сторон и общем стандарте оценки их действий при подходе, включающем разумное неравенство, не может быть и речи. Украина защищает свою демократию – да, частичную, несовершенную, но все же. А российский режим с точки зрения демократии, преступен уже потому, что он тоталитарный. Кстати, индекс демократии КНР – 2,2; 147 место, и это факт следует держать в поле зрения оценивая то, что Си скажет Путину в ходе нынешнего визита.

Впрочем, при знакомстве со списком индексов демократий очевидно и то, что методология определения демократичности несовершенна. Иначе и не может быть, пока левацкие заблуждения на этот счет не изжиты, по меньшей мере, из оценочных шкал. Именно на их счет можно отнести тот факт, что Индия, на полном ходу летящая в тоталитаризм, имеет в этом списке 6,9 баллов из 10 и занимает 46 место. 

Назревшая потребность в анти-Ялте

Появление такой, принципиально антиялтинской международной организации, место, объем полномочий, вес голоса и саму возможность членства в которой определяет степенью демократичности страны-претендента, определенно, назрело. А, поскольку демократические страны, как правило, экономически успешнее тоталитарных, такая организация перетянет на себя и существенную часть функций ООН. Пример Китая в качестве контраргумента некорректен. Китайский взлет обеспечен и поддерживается до настоящего времени, западными инвестициями и технологиями, передача которых режиму в Пекине была начата, во-первых, из тактических соображений, чтобы создать противовес СССР (та же, в принципе, попытка размена, что и в случае СССР-Германия в 2МВ), а, во-вторых, в рамках ложной теории о "возможности мирного сосуществования двух систем". Стратегически поддержка Китая оказалась для Запада даже более провальной, чем советско-германский размен, поскольку создала проблему более сложную, чем мог бы создать СССР при любом варианте его развития в технологической изоляции.

Потребность в прозападном и антиялтинском объединении демократических государств, и в совершенствовании оценок степени их демократичности, становится еще очевиднее при взгляде на феномен Лаврова. Будучи персонифицированным воплощением лжи в Европе и США, глава рашистского МИДа эффективен в большей части Африки, Ближнего Востока и некоторых частях Азии. Так, хотя Лавров и вызвал издевательский смех на конференции в Дели, заявив, что Россия стала жертвой украинской агрессии, на том же мероприятии ему аплодировали, когда он обвинял Запад в лицемерии и двойных стандартах.

"Лишь бы не было войны"

Универсальный пацифизм, столь же неразборчивый, как наделение "равенством" всех биологических Homo sapiens — это еще один укоренившийся левацкий миф, разлагающий демократические страны, и нуждающийся в корректировке. Отказ от этого мифа – обязательное условие дееспособности антиялтинской Организации Объединенных Демократических Наций, которая должна сменить никчемную ООН.

За лозунгом "лишь бы не было войны", который пропаганда всех тоталитарных стран любит использовать для разложения противника, но жестко пресекает у себя, скрывается всё тот же мюнхенско-ялтинский сговор. "Лишь бы не было войны" – это сталинизм, избежавший суда на одной скамье с гитлеризмом. Это КНДР. Это – концлагеря, если не гитлеровские, то советские, северокорейские, китайские. Это выживший сталинизм, не уничтоженный в отличие от гитлеризма, и давший потомство по всему свету: Азия – включая, разумеется, Китай, Африка, Латинская Америка. 

А еще это лозунг темного и аполитичного, удобного для всякого неофеодала Homo Totalitarian – не вполне человека с точки зрения Homo Democratiсus.

Правильный лозунг другой: "лишь бы не было нацизма". Неофеодализма. Тоталитаризма. Отката к диктатуре, обесцениванию человеческой жизни и одичанию. Вот абсолюты, которых не должно быть любой ценой, даже ценой войны. В нашем конкретном случае: лишь бы не было России, которая веками, снова и снова, обеспечивает базу для такого отката. Нам не нужен мир с Россией – нам нужен мир без нее в ее нынешнем виде. И, если для того, чтобы нынешней России не было, нужна война, то избегать ее — давать фору стране-агрессору. Война за то, чтобы не было того, что делает мир невыносимым для существования гуманного и демократичного человека – оправдана, при всей ее трагичности. Такая война априори лучше недостойного ялтинско-мюнхенского мира.

Именно на этих принципах и должны быть построены новые международные организации, и продвигаемое ими, с опорой на вооруженные силы, новое международное право. В противном случае весь наш мир, уже за несколько ближайших десятилетий, превратится в тоталитарный ад.