Век с мертвецом. Почему упырь в центре Москвы не отпускает захваченную им страну

Сто лет назад,21 января 1924 года, главарь криминального сообщества "большевиков" Владимир Ульянов по кличке "Ленин" скончался от застарелого сифилиса. По словам очевидцев, он сожалел, что не может утащить с собой если не весь мир, то хотя бы своё окружение.

Отчасти эта мечта сбылась. Большинство ленинских подельников принесли друг друга в жертву исполняя ритуалы культа смерти, скрытой за эвфемизмами "бесклассового общества" и "всеобщего равенства". Некроленинизм лёг в основу всех последующих тоталитарных режимов XX и XXI веков: от Третьего Рейха и СССР, до КНР, КНДР и даже, хотя и косвенно, иранской теократии. Несмотря на личную нелюбовь Путина к покойному, некроленинизм лег и в основу нынешней государственности Кацапстана, присвоившего себе название "Российская Федерация".

В этом нет ничего удивительного. Тоталитарные режимы всегда наследуют друг другу,. Отрицание большевиками неофеодальной версии самодержавия, сложившейся до их прихода к власти, и рухнувшей, исчерпав себя, было лишь временной мерой, необходимой для перезапуска неофеодального цикла с помощью маргинального марксизма.

Московитские циклы

Когда крушение феодального государства приводит к гибели его элит, а в обществе нет сил, способных занять их место – ни предшествующих феодализму родоплеменных, ни вызревающих внутри него либерально-капиталистических, ни других феодальных, могущих присоединить захваченную территорию к собственной вассальной вертикали, новые элиты рекрутируются из маргинальных низов. Уступая требованиям масс, они восстанавливают понятные им феодальные порядки, но, лишь формально. Настоящие феодальные классы – продукт сложного социального консенсуса, и ограничены рамками традиций и корпоративной этики. Попытка возродить феодальные порядки без феодальных элит ведет к тому, что, заимствуя формы управления, новые элиты реализуют их без ограничителей. Это приводит к деспотии в крайних формах. Такая деспотия истощает общество демографически и экономически, и существует только за счет внешней экспансии. В отличие от настоящего феодализма, она неспособна запустить индустриализацию, и вырастить внутри себя зачатки либеральной демократии, основанной на примате высшей ценности любой собственности, нажитой законным путем. Когда же возможность экспансии исчерпывается, наступает кризис, режим рушится, и на смену ему приходит новый, под другими лозунгами, но той же природы. Так перезапускается неофеодальный цикл. С каждым перезапуском общество деградирует всё сильнее. Выбраться из неофеодальной ловушки, сформировав элиты, способные к социальной эволюции в рамках правил, становится всё сложнее. В итоге общество ходит по кругу, не в силах разорвать его самостоятельно.

По такому кругу и ходит "Россия", притом, беспрецедентно долго, со времен Ивана III Васильевича, совершив уже пять или шесть циклов — возможно, и больше, их можно считать по-разному. В любом случае, социальная деградация ядра Кацапстана, прошедшего большую часть этих циклов, беспрецедентно высока. Некоторый шанс на отрыв от него и возвращение на линию социального развития имеют лишь окраины, сохранившие контакт с соседними странами. Зачастую, благодаря диаспоре, в которой выжили остатки национальных элит.

Кацапстан являет собой уникальное явление: это старейший, и, в силу этого, наиболее токсичный неофеодальный социум. Подходящей аналогией здесь будет, старейший вампир, глава гнезда тоталитарных кровососов. Иногда ослабевший от недостатка свежей крови, но всегда совершенно бескомпромиссный.

Маркс, Ленин и кризис Российской Империи

По мере формирования либерально-капиталистического общества в Западной Европе, проблема нижнего порога собственности, допускающего правовую социализацию и юридическую субъектность, вошла во взаимодействие с проблемой сопротивления феодальных классов, всех подряд, а не только высших. Часть их представителей, не сумев адаптироваться, перешла в оппозицию к новым порядкам. Основу их идеологии составили христианские понятия о социализации в рамках общины единоверцев, на основе которых творцы нового протестного движения сформулировали идеи утопического социализма. Здесь же, как христианский протест против равноправной легализации еврейского капитала, возник и современный европейский антисемитизм.

Затем это движение раскололось. Одна его часть стала институализироваться в новые порядки, отказываясь от утопических идей в пользу снижения порога собственности, дающего право на субъектность. Эта идея легла в основу социал-демократии. Другая заняла непримиримые позиции, изобретая псевдонаучные обоснования неизбежности крушения капитализма с заменой его на "коммунизм", бывший развитием всё тех же утопических идей.

Творческий тандем Маркса и Энгельса дает пример размывания границ между этими направлениями. Их рациональные труды носят социал-демократический характер, и внесли выдающийся вклад в понимание социальной эволюции Запада и механизмов западного влияния на мир. Но их личные взгляды были эталоном феодальной реакции. Это и привело к внесению в их работы иррациональных, лишенных намека на научное обоснование, положений о неизбежности "пролетарской революции" и построения "коммунизма".

Среди московитских адептов марксизма были сторонники обоих течений. Почти все они шли путем, типичным для представителей отсталого общества, подражающих высокоразвитой культуре: усваивали понравившуюся им теорию фрагментарно, в отрыве от общего социального контекста. Но рациональный вариант марксизма не имел в Московии перспектив ввиду отсутствия социальной базы для него. Как следствие, победа утопического "мраксизма" в его крайней, уголовно-большевистской форме, наступившая после вырождения и краха власти Романовых, была предрешена и неизбежна.

Впрочем, даже поражение большевиков, и победа их оппонентов, почти ничего не изменили бы. Социальная база Московии допускала только перезапуск неофеодального цикла, безо всяких вариантов.

Следующий цикл, наступивший после исчерпания возможностей советской экспансии и последовавшего за этим краха и распада КПСС и СССР, перезапускается прямо на наших глазах, и со сходными результатами. Разве что утопический социализм, в силу исторических обстоятельств, заменен утопическим вариантом "рыночной экономики" в рамках столь же утопических "третьего пути" и "многополярного мира" (мир многополярен, но не в том смысле, какой вкладывают в этот термин идеологи кацапизма). Понятно, что реальная рыночная экономика, основанная на верховенстве закона, железном примате законно нажитой собственности и консенсусе собственников, в социально отсталом Кацапстане невозможна. Как и в случае с социал-демократией, для неё там нет социальной базы.

Русская культура? Нет – кацапская антикультура!

Важнейшей особенностью неофеодализма является подмена социального и экономического развития агрессивной внешней экспансией. Отсутствие возможностей для экспансии быстро обрушивает циклы, препятствуя их перезапуску, и даёт шанс на возвращение к нормальному развитию. Напротив, широкие возможности для внешней экспансии способствуют глубокой неофеодализации общества. Московии,имевшей на восточной границе огромное пространство, заселенное слаборазвитыми народами на родоплеменной стадии развития, в этом плане сильно не повезло.

Предвидя обвинения в немотивированной замене терминов "Россия" на "Московия" и "Кацапстан", а "русский" на "кацапский", отмечу, что она не носит преднамеренно оскорбительного характера. Такая замена лишь сносит одну из обманок, которыми Кацапстан маскирует свою суть. Дело в том, что никакого "русского" этноса объективно не существует. Это химера, созданная из представителей множества завоеванных и денационализированных народов, и объединенная навязанным им искусственным языком. Сложившийся как ордынский инструмент управления Московским улусом, этот язык совершенствовался в ходе нескольких реформ, и бесчисленных иностранных заимствований. Чувство неполноценности, возникающее вследствие бесправия всех членов кацапского социума, и непрерывное взаимное насилие в ходе принудительной денационализации порождает и подогревает всеобщую агрессию. Искусственный язык и запредельный уровень агрессии и определяют границы сообщества, называемого "русским народом".

Учитывая этимологию слова "кацап" и историю его приложения к обитателям Московии, термины "кацапы" и "Кацапстан" наиболее адекватны описываемому явлению.

Как следствие, то, что принято называть "русской культурой" имеет в основе лишь универсальную формулу войны против всего мира, поверх которой произвольно нашиты лоскутки, вырезанные из других культур. Их отбор диктует западная мода на те или иные идеи, в момент заимствования очередного лоскутка. Но, в любом случае, выкроенный из живой культуры, такой лоскут мертв, и неспособен развиваться. А "русская культура" оказывается вечно разлагающимся кадавром, к которому кацапы постоянно пришивают новые лоскуты, взамен отгнивших, имитируя "культурное развитие". Ровно та же ситуация сложилась и в кацапской религиозной культуре, где официальное "русское православие" является, по духу и сути, глубоко антихристианским учением. 

Получаемый результат сильно напоминает безымянное и несчастное чудовище, сшитое из частей трупов экспериментатором Франкенштейном, а единственной реальной силой, сообщающей этому кадавру подобие жизни, становится стремление завоёвывать, подавлять, уничтожать, порабощать и калечить. Отсутствие подходящего объекта для внешней агрессии для такого кадавра опасно, поскольку в этом случае разрушительные устремления обращаются внутрь него, и Кацапстан накрывает междоусобица. Термин "гражданский конфликт" здесь не подходит — граждан в Кацапстане нет.

Ничего общего с культурой, в её обычном понимании, такая подделка не имеет. Она глубоко враждебна всякой живой культуре вообще.

Процесс противопоставления себя остальному миру стартовал вместе с началом неофеодализации Московии при Иване III. Разумеется, кацапские культурные кадавры неизменно объявлялись абсолютной и эталонной истиной, противостоящей извращениям и заблуждениям Запада, у которого, в основном, куски этих кадавров и были украдены. Так что нынешние любители порассуждать о "сатанизме" Украины и Запада, что стало уже общим местом кацапской пропаганды, совершенно не оригинальны.

А может ли существовать в Кацапстане настоящая культура?

Само по себе кацапство настоящей культуры не приемлет, и не порождает. Но, по мере приближения к концу цикла, на его периферии институализируются социумы покоренных народов. Пытаясь вырваться из кацапского рабства, они порождают специфические культуры сопротивления. Это, несомненно, живые культуры, хотя изначально и слабые, и, потому, широко заимствующие у соседних культур. А, поскольку их основная задача на этом этапе — сражаться с кацапством, отбивая у него денационализированных рабов, говорящих по-русски, такие культуры, по меньшей мере, частично, реализуются на русском языке.

Но тут есть важный нюанс. Помимо оживления культур сопротивления, на исходе неофеодального цикла оживляется и процесс заимствования. Псевдокультурные конструкты, возникающие при этом, иной раз не просто похожи на национальное сопротивление неофеодализму, а возникать на стыке этих двух явлений, и подолгу существуют в неопределенном состоянии. Безвременье, порожденное угасанием цикла, предоставляет широкое поле для такого релятивизма.

Почему в Мавзолее проснулся труп Ленина

Любой неофеодализм, слабея на исходе цикла, начинает предпринимать робкие попытки вернуться на общий путь западного социального развития – единственный реальный путь, не ведущий в тупик. Когда это оказывается невозможным, неофеодализм начинает имитировать такой возврат. Так он пытается получить у развитого Запада финансовые и технологические ресурсы, необходимые, якобы, для догоняющего развития по западному пути, а в действительности — для перезапуска цикла. Это довольно долгий процесс. Так, если закрытие цикла Романовых произошло в 1917 году, то советский цикл был полноценно запущен только к началу 1940-х. Ровно то же происходит и сейчас: завершив советский цикл в 1991-92 годах Кацапстан смог перезапустить его только в 2022. Первым признаком перезапуска становится возобновление внешней экспансии и экзистенциального конфликта с Западом, что мы и наблюдаем. В этот же момент заканчиваются и все культурные развилки. При этом, большая часть оппозиции ужесточившемуся режиму является его органической составляющей, которую оттеснили от кормушки. Так гной, не умещаясь в воспаленном аппендиците, выдавливается из него, вызывая перитонит.

Неофеодальная оппозиция становится вторым эшелоном развода Запада на деньги и помощь, но, отвоевав себе, с западной помощью, место у кормушки, немедленно переходит в оппозицию к Западу. Именно так повела себя значительная часть советских диссидентов, не вписавшаяся в западные реалии в силу культурной вторичности. В их числе можно назвать Солженицына, чьё творчество быстро скатилось к пропаганде кацапства, и философа Зиновьева, перешедшего от критики советского строя к ещё более резкой критике Запада. Оба мэтра давно мертвы, их мало-помалу канонизируют в Кацапстане, притом, именно за их антизападную позицию. А их вдовы, манипулируя наследством мужей, демонстрируют лояльность режиму.

Одним из недавних событий в этом ряду стало обращение к Путину вдовы Зиновьева с призывом денацифицировать Институт философии РАН, который она назвала "гнойником" и прибежищем "негодяев, предателей, иноагентов, перебежчиков, русофобов и экстремистов". По её словам, институт издает русофобские книги, а его сотрудников надо проверить на лояльность к интересам России с помощью детектора лжи.

Далеко не все неофеодальные консервы вскрываются так откровенно. Но есть универсальный метод, позволяющий отличать второй эшелон кацапов, оттесненных в "оппозицию" от национально-освободительной оппозиции Кацапстану. Кацапы неизменно палятся на рассуждениях об "обустройстве новой демократической России". Это 100% надежный признак: если ваш собеседник заявляет что-то вроде того, что "трансформация Российской империи в современное демократическое государство невозможна без…" – перед вами кацапский бес. В действительности, никакая трансформация Кацапстана невозможна. Неофеодализм, и русский нацизм в частности, априори антиэтничен и антилиберален. Нацизм подменяет нацию культом вождя, и кацапское сообщество не может быть "народом" ни в этническом, ни в гражданском смысле. Единственный вариант его реформирования — полный разрыв с исторической неофеодальной традицией, и распил Кацапстана на части, чья идеология будет построена на ненависти в общему прошлому. Альтернатива этому только одна: очередной перезапуск неофеодального цикла. Никакой "новой демократической России" здесь не просматривается.

Что же касается Ленина, с которого мы начали разговор, то его культ будет возрожден как один из второстепенных культов нового цикла, главным божеством которого станет Путин, живой или мертвый. Это тоже обычное явление: при каждом перезапуске неофеодализм сгребает в кучу и использует весь старый мусор. Холопам это нравится: они боятся новшеств и любят привычное и милое с детства. В такой куче каждый из них найдет что-то приятное для себя: кто Ленина, или Сталина, кто Александра III или Николая II, а кто Колчака с Ильиным. Все они после смерти прекрасно встали в общий ряд, несмотря на лютую вражду при жизни.