Пинок в будущее. Куда ведет Китай товарищ Си
На ноябрьском XIX съезде КПК "Коллективный Си Цзиньпин", как и было предсказано, упрочился у власти и расширил свои полномочия. Коллективный — потому что китайский лидер существует не сам по себе, а лишь как фронтмен и руководитель большой команды, о чем всегда следует помнить, пытаясь уловить суть процессов, идущих в Китае.
Часть планов товарища Си и его команды, предназначенная для широкой публики, была озвучена со всеми подобающими подтекстами и реакциями из зала. Весь замысел в целом, включая и то, что не звучало публично, тоже стал понятен. Оказалось достаточно логично и предсказуемо: Китай намерен выстроить индустриальное общество "снизу вверх", сохраняя на переходном этапе власть КПК по всем глобальным вопросам и даже усиливая ее, но расширяя рамки дозволенного в экономике.
Усиление политической власти КПК и концентрация ее в руках Си Цзиньпина вовсе не попытка создания тирании, а, напротив, вынужденная мера, необходимая для дальнейшей демократизации китайского общества. Общество это непростое, неоднородное, и план реформ, как следствие, тоже непростой, а его подробности интересны и неординарны.
Нужда в сильной руке
Обстановка в Китае накануне XIX съезда была проанализирована мной в предыдущей статье "Погоня за призраком", опубликованной в конце августа. Ее основные положения сводились к следующему:
- cтратегическая линия, разработанная 40 лет назад Дэн Сяопином, в настоящее время успешно реализована. Китай вошел в тройку ведущих мировых экономик вместе с ЕС и США. Вместе с тем Китай уперся в потолок развития, обусловленный несовместимостью догм Ленина и Мао, на которые Дэн не рискнул покуситься, с реальными законами развития общества и, как следствие, с общемировыми трендами экономического и социального развития;
- никакой теории, могущей быть озвученной публично и порывающей с коммунистической догматикой в пользу адекватного восприятия реальности, за 40 лет так и не возникло. Более того, ее и не могло возникнуть, поскольку такая теория неизбежно приведет к выводу о консервативном, чтобы не сказать реакционном характере КПК, нуждающейся в связи с этим в принципиальной модернизации. Но такие декларации чреваты бунтом старшей партийной номенклатуры. И ни один китайский лидер, даже имеющий такие сильные позиции, как Си Цзиньпин, на это не пойдет. Проблема будет решаться по-китайски: путем осторожных малых шагов;
- вместе с тем проблемы "потолка развития" уже достигли в Китае такой остроты, что не оставляют много времени на раскачку. Причем социальные проблемы куда серьезнее чисто экономических.
Ментально Китай все еще остается глубоко доиндустриальной, крестьянской страной. Его граждане в абсолютном своем большинстве воспринимают себя в первую очередь как часть небольших общин, разного рода землячеств, ведомственных и семейных кланов, словом, союзов, существующих на основе взаимных услуг и круговой поруки и ставящих то, что в Китае называют гуаньси (можно перевести как связи или блат), выше писаного закона. Причем такое поведение не несет в общественном сознании негативной окраски, напротив, одобряется во всех слоях китайского общества, прежде всего в бизнесе, что уже само по себе обеспечивает стабильно высокий уровень коррупции в стране.
Но массовая коррупция, в которую неизбежно втягивается правящая партия, в сочетании с деидеологизацией функционеров КПК, разрушает ее имидж. Партия утрачивает позиции идеологического лидера, что, впрочем, естественно при отсутствии нормальной теории, а борьба партийных кланов угрожает ее целостности. Оказываясь в положении привилегированной группы населения, но без достаточного обоснования прав на привилегии, КПК начинает раздражать широкие массы. Одновременно она своим примером еще сильнее разлагает и без того морально неустойчивое китайское общество. А это создает предпосылки для его необратимого и полного распада на бесчисленные мелкие кланы, ведущие борьбу за ресурсы по принципу "все против всех" и не связанные, по сути, уже ничем, кроме того, что грабят одну и ту же территорию. Такая модель развития, реализованная в России, пример которой стоит перед глазами руководства КПК, ведет только в тупик, без шансов на выход из него и является худшим кошмаром для китайского руководства.
Действия Си Цзиньпина в этой ситуации вполне предсказуемы и понятны. Не имея возможности покончить с партийными кланами как с явлением, поскольку в условиях однопартийной системы правящая партия неизбежно начинает делиться по региональным и ведомственным интересам, он выбил несколько ключевых фигур у "шанхайцев", занимавших в системе партийных кланов слишком обособленную и сильную позицию, и сумел сформировать группы своей поддержки в составе других кланов. В верхах в течение первого срока Си Цзиньпина прошла большая охота на коррупционеров, коснувшаяся фигур, которых до того времени считали неуязвимыми. Всего за пять лет антикоррупционные дела возбуждались против 1,34 млн человек, из которых в итоге было посажено 278 тыс. Среди отстраненных и посаженных было 440 чиновников уровня замминистра и выше, включая 35 членов и кандидатов в члены ЦК (для сравнения: столько же было снято с должностей по разным причинам в 1949–2012 гг.), и более 60 генералов. Вместе с чисткой прошла и кампания по борьбе с излишествами партийцев, что привело к заметному проседанию рынка luxury. Масштаб репрессий оказался достаточным, чтобы деморализовать оппонентов Си, что и было использовано на съезде для формирования удобных ему высших органов партийной власти.
В частности, Си Цзиньпин сформировал подходящую для себя конфигурацию Постоянного комитета Политбюро — высшего органа КПК, принимающего все важнейшие стратегические решения и ограничивающего власть генсека своей коллективной волей: отныне воля ПКПБ будет совпадать с волей товарища Си. Впрочем, и рамки дозволенного все равно есть. К примеру, Си Цзиньпин не может позволить себе публично подвергать сомнению основы КПК — официальный марксизм от Маркса до Мао. Еще одна важная деталь: в новом ПКПБ нет никого моложе 60 лет, что является прозрачной заявкой Си Цзиньпина на третий срок в кресле генсека по причине отсутствия подготовленной смены к концу второго срока.
Увидеть лес за деревьями
Комментаторы событий, как предшествовавших съезду, так и происходивших уже на нем самом, зачастую слишком зациклены на деталях. Это обрекает их блуждать в частностях, путаясь в непривычных для европейца китайских именах, пытаясь постичь тонкие аппаратные интриги в верхушке КПК и спрогнозировать новые назначения. Но сегодня их усилия пропадают зря. Китай вошел в период определенности, когда центр силы во главе с Си Цзиньпином окончательно сформирован, что и определяет главный тренд развития ситуации. Мелкие детали и персоналии уже или еще, словом, на весь период работы нынешней команды, до появления на горизонте новой смены, что случится не скоро, не дают почти ничего нового для понимания ситуации. Можно выстроить множество предположений, объясняющих, почему в состав ПКПБ вошел Ли Кэцян, приемлемый для Си, и не вошел удобный и нужный ему Ван Цишань. Какие-то из этих предположений могут быть даже верны. Но они не изменят общей картины происходящего.
Китай — огромная страна, переживающая переходный период из доиндустриального общественного уклада в индустриальный. Из 1,5 млрд китайцев примерно 200 млн уже живут в условиях, более или менее близких к тому, что можно назвать индустриальным обществом, еще миллионов 400 находятся в состоянии перехода, меняя старые социальные роли на новые, — это мучительный, сложный и чреватый конфликтами процесс, а порядка 800 млн вообще не вышли из доиндустриальных отношений. Несколько сот тысяч граждан КНР, большая часть которых проживает за границей, бывая в Китае лишь время от времени, интегрированы в постепенно возникающие, но еще очень зыбкие глобальные постиндустриальные структуры, общемировая численность которых вряд ли превышает 5–6 млн. Сама же КПК, с точки зрения ее организационных и ценностных принципов, вне всякого сомнения, является структурой доиндустриальной.
Такая неоднородная, притом не только в плане общественного устройства, переходного от доиндустриального к индустриальному, но и по природным условиям, историческим традициям, ментальности населения и даже языку, страна ставит перед правящей элитой, роль которой в силу исторических причин принадлежит верхушке КПК, очень сложные и противоречивые задачи. Переход к индустриальной формации требует либерализации общества, поскольку из принципа "частная собственность свята и неприкосновенна", на котором основаны индустриальные отношения, прямо и неизбежно вытекает весь набор либеральных ценностей.
Но ослабление вертикали власти в обществе, где доиндустриальные классы составляют абсолютное большинство, может привести к антииндустриальной жакерии, которая сметет зарождающиеся индустриальные классы, отбросив страну в прошлое. Именно это произошло в России в 1917–1930 гг. и в Китае времен "культурной революции". И Си Цзиньпин как лидер большой команды, в которой заведомо есть люди, принадлежащие к разным формациям, вынужден лавировать, чтобы избежать катастрофических сценариев. Он защищает ростки индустриального общества, ликвидируя главных бенефициаров сложившейся вокруг КПК доиндустриальной системы: сросшихся с партией олигархов, которые грабят госсектор либо паразитируют на административном ресурсе родственников, выстраивая частные бизнес-империи. Но вместе с тем ему нельзя слишком сильно пугать партийных динозавров — отсюда и заверения в том, что партия ни на шаг не отступит от заветов Маркса–Энгельса–Ленина–Мао–Дэна.
С другой стороны, Си Цзиньпину приходится сдерживать слишком быструю либерализацию, сопровождающую распространение индустриального уклада жизни. Он должен принимать во внимание, что демократические институты, уместные в индустриальном обществе и этим обществом порождаемые, будучи спроецированы в доиндустриальное общество, уводят его вразнос. Обычно это заканчивается приходом к власти диктатора и ликвидацией всякой демократии вообще. Последние 150 лет мировой истории просто переполнены такими примерами.
Такое ручное управление при беглом, без глубокого анализа причин и следствий взгляде на него смотрится как полицейское держимордство и построение культа личности Си. Впечатление усиливает и усердие функционеров, стремящихся выделиться и доходящих порой до добротного идиотизма вроде запрета фильмов про Винни-Пуха из-за сходства с Си Цзиньпином или рекомендации министра образования ограничить использование источников, "пропагандирующих западные ценности". Но есть и совсем не забавные, а, напротив, очень знаковые шаги вроде официального признания Си Цзиньпина "ядром партии" и внесения этого положения в Устав КПК. Это величайшая честь, которой до Си удостаивались только Мао и Дэн, причем Дэн — посмертно.
Как будет развиваться ситуация?
Сочетание просвещенного абсолютизма с быстрым ростом индустриальной части общества очень напоминает Францию перед Великой революцией, когда индустриальное третье сословие и порождаемый его деятельностью второй индустриальный класс (пролетарии) оказались зажаты между доиндустриальной аристократией сверху и доиндустриальными юнитами, причем не только крестьянами, но и ремесленниками, социализированными в доиндустриальных условиях, — снизу.
Тут важно понимать, что разницу между индустриальным и доиндустриальным обществом определяет не наличие промышленного производства, а базовые ценности, на которых общество построено. В доиндустриальных отношениях основой является вертикаль власти, по которой осуществляется делегирование полномочий сверху вниз, в индустриальных — неприкосновенность частной собственности, в постиндустриальных — принципиальная неотчуждаемость интеллектуальной собственности, ставшей основой производства. Добавим к этому фактор бюрократии, существенный в Китае. Ее власть на пути от доиндустриальных к постиндустриальным отношениям имеет, вообще говоря, тенденцию к снижению. Как следствие, бюрократический субкласс, лишенный ценностной привязки и всегда поддерживающий победителя, в переходных условиях консервативен и меняет позицию только тогда, когда победа индустриальных ценностей становится свершившимся фактом.
Такое общество переполняют конфликты, оно всегда балансирует на грани взрыва с неясным исходом. Все стремятся сохранить привычные для них правила игры. Это вопрос не только социального, но нередко и физического выживания, поскольку адаптация в новых условиях сопряжена с чудовищными усилиями и ломкой привычного уклада, что удается не всем. А реформатор, пытающийся смягчить конфликты и удержать ситуацию под контролем, получает двойную дозу ненависти и с одной, и с другой стороны.
Что делает товарищ Си в этой крайне сложной ситуации? Он замыкает политические решения на себя и свое ближайшее окружение, подавляя любую мысль о том, что они могут приниматься как-то иначе. Отсюда и ростки культа его личности, неизбежные в современных китайских условиях, — иначе реформатора просто разорвут. Он также должен избавляться от потенциальных оппонентов до того, как они превратятся в противников. Впрочем, и противников у него хватает, правда, критиковать самого Си уже мало кто рискнет, но люди из его окружения то и дело попадают под удары. И не всегда лидер может их прикрыть — кем-то приходится и жертвовать.
Далее, Си Цзиньпин расширяет экономические свободы, поощряя предпринимательство в рамках закона. Этим он способствует распространению индустриальных ценностных установок, в том числе и среди членов КПК, тем самым осовременивая и ее. Суть программы построения общества "среднего достатка" и "общей судьбы" как раз и заключена в интеграции возможно большего числа людей в систему индустриальных отношений. Одновременно Си формирует и тип людей, адаптированных к новым условиям или по меньшей мере не находящихся в оппозиции к ним. И пусть для человека, ценящего личные свободы, система "социального кредита", основанная на тотальном контроле с помощью технологии big data, которую к 2020 г. планируется распространить на весь Китай, выглядит непривлекательно, зато она работает — и это главное.
Товарищу Си сейчас не до нежностей. Ему нужно перетащить огромную и полную проблем страну в индустриальную эпоху, не развалив ее при этом и не вызвав социальных катаклизмов. Одновременно он должен заложить основы для последующего, с минимальным временным промежутком, рывка в постиндустриал. Его план вызывает уважение: да, дерзко, рискованно, но может получиться. Технологический и социальный скачок на позицию ведущей мировой индустриальной державы, то есть на первое место во втором эшелоне, лет за 30–40 для Китая возможен. Все решат ближайшие лет 10, и именно по этой причине Си Цзиньпин так хочет задержаться на третий срок, а возможно, и на четвертый.
