Триумф воли над здравым смыслом. Как Путин отметит два года президентства Зеленского

Как известно, Россия – это Московская область плюс территории, захваченные в результате освободительных походов. Собственно, этот освободительный нарратив является одним из базовых в российской истории и массовой культуре, начиная, по меньшей мере, со времен императора Александра II. И хотя эпитетом "Освободитель" его наградили отнюдь не за своекорыстную поддержку стремления к самоопределению славянских народов Балкан, ирония состоит в том, что отмена крепостного права происходила по тем же лекалам "принуждения к освобождению", которые Москва поныне практикует по отношению к соседним территориям. Само же "освобождение" происходит в четко очерченных рамках, тем способом и в то время, которые сочтут удобными российские власти. Причем мнения подлежащих освобождению, естественно, не спрашивают. Оно, по большому счету, имеет значение только на этапе конструирования — прежде всего, для внутреннего пользования — образа захватчика, от которого Россия собирается защищаться на его территории. В будущем, к слову, этот образ консервируется (консервантами служат как культурное давление, так и уголовный кодекс) для дальнейшего использования в качестве оправдания очередного триумфа воли над здравым смыслом.

Собственно, эта победа, зачастую прикрываемая постфактум-мессианством, и лежит в основе российского понимания величия. Это, тем не менее, не означает, что российское руководство действует иррационально — наоборот, его шаги направлены на максимально возможное использование этого паттерна для закрепления своих позиций как внутри страны, так и на международной арене. Но поскольку рамки этой парадигмы очень узки, Кремль, как выглядит со стороны, испытывает постоянные трудности с креативом. Однако такое представление ошибочно: он просто предпочитает проверенные решения. Это и есть суть российского консерватизма.

Истории об очередном мальчике в трусиках, невинно убиенном никем иным как украинскими карателями, или о флаге нацистской Германии, поднятом над позициями наших войск на Донбассе в честь визита Зеленского, разумеется, нелепы. Разглагольствования Николая Патрушева в интервью "Коммерсанту" о "знаменитом украинском черноземе", который вывозится эшелонами", об американских военных биолабораториях по периметру российских границ и бессмысленных бомбардировках Хиросимы и Нагасаки — смехотворны (да и в целом интервью — коллекция советских пропагандистских штампов). Заявление Дмитрия Козака о второй Сребренице, от которой России, вероятно, придется спасать Донбасс, даром что является калькой с четырехлетней давности путинского выступления на Валдае, дополняет картинку. Картинку разоренной и стоящей на пороге гибели страны, которую срочно надо спасать от продажного и неразумного правительства. И спасители, естественно, готовятся к выполнению своего долга — ради этого они отстреливают карателей, разбивают лагеря в приграничных районах и разворачивают полевые госпитали.

В России не смогли изобрести сюжет столь же простой и универсальный, как война с зомби, и потому дегуманизировать принуждаемых к освобождению приходится по старинке, приписывая им чисто человеческую ущербность. Публика принимает эту игру, стимулирующую ее чувство собственного величия — причем даже те, кто из человеколюбия критикует подобный подход.

Собственно, это и есть скрепа, единяющая российскую власть и общество, вопреки всем конфликтам между ними. И эта скрепа никуда не денется что при Владимире Путине, что после него.

Впрочем, нынешний президент РФ на покой не собирается. В понедельник он подписал поправки в федеральный закон "О выборах президента Российской Федерации", позволяющие ему избираться еще дважды — в 2024 и 2030 годах, а в четверг поручил начать подготовку к празднованию 650-летия Куликовской битвы, до которого осталось еще каких-то девять лет. Возможно, для стороннего наблюдателя это и смешно, но учитывая степень мифологизации этого события и значение, которое ему приписывается, налицо очередная коррекция общественного договора: Путин остается, и под его чутким руководством страна отстаивает свой суверенитет (по забавной иронии истории фактически отождествляемый с средневековой формулой монархии, запечатленной на британском гербе — "Бог и мое право". С той только разницей, что Бог действует в угоду "моему праву"). Отстаивает, разумеется, активно, на вражьей земле, малой кровью и могучим ударом — если придется. И все телодвижения российского руководства на украинском направлении вписываются в этот контекст.

Продолжение, очевидно, последует 21 апреля, когда во вторую годовщину "конца эпохи бедности" Путин выступит с посланием к Федеральному Собранию. Вероятно, это выступление призвано дать эффектный старт избирательной кампании в Госдуму — победными реляциями о стабилизации экономики на подросшем курсе нефти и решимостью выстоять в кольце врагов Путин в очередной раз выступит фронтменом для изрядно потрепанной "Единой России". Но это не единственный возможный сценарий. Хотя Госдума хронически (по меньшей мере, с выборов 2011 года) страдает дефицитом легитимности и теряет реальные полномочия, рейтинги "ЕР" обваливаются все ниже и, соответственно, ресурсоемкость выборов постоянно растет. И в определенных — чрезвычайных, естественно — обстоятельствах эту декорацию можно свести к минимуму. Ради благородной цели защиты русскоязычного населения, российских же граждан на сопредельных территориях и в целом величайшего освободительного похода постсоветской эпохи можно и режим ЧП потерпеть. Будет ли это игра в имитацию в духе никсоновской теории сумасшедшего времен Вьетнамской войны или реальная эскалация конфликта, в большей степени зависит от внутрироссийских факторов, нежели от состояния отношений между РФ и США, ЕС и Западом в целом. 

Здесь стоит понимать, что усиление санкционного режима и дипломатического давления не помешает планам Кремля, как не помешало до сих пор. Владимир Путин и его ближайшее окружение уже давно "переросли'трепетное отношение к финансам и готовы к растущему ценнику своих фанаберий. И население в целом с ними солидарно ("одна на всех, мы за ценой не постоим"), так что рассчитывать, что холодильник в России победит телевизор, оснований нет. Соответственно, ни гипотетический запрос на демократизацию, ни опять-таки гипотетический социальный взрыв не сделают Россию менее агрессивной и более склонной к компромиссам — особенно со слабейшими оппонентами. К тому же дальнейшее скатывание в авторитаризм куда более вероятно. Вследствие этого Россия будет все более окукливаться, систематически блефуя и повышая ставки. Украинское направление в этой игре будет оставаться ключевым. Вопрос в том, ограничится ли Москва в плоскости реальных действий попытками "брать на понт" Владимира Зеленского и его команду угрозой "гуманитарного" вторжения, изберет ли тактику салями, пытаясь постепенно врезаться вглубь украинской территории, или же рискнет вернуться к планам прорубания сухопутных коридоров на Крым и Приднестровье, "в порядке самозащиты" прибегая к ядерному шантажу.