The Village Voice: Дональд Юлий Трамп. 45-й американский президент прибыл из Древнего Рима
Победа новоизбранного президента США Дональда Трампа была для многих сюрпризом и зиждется на популизме. Однако он не первый в истории, кто использовал такой прием. Проректор и профессор Высшей школы Городского университета Нью-Йорка Джой Конноли, являющаяся автором книги "Жизнь римского республиканизма и государство речи: Риторика и политическая мысль в Древнем Риме", пишет в своей статье для The Village Voice, что подобных Трампу было немало среди древнеримских политиков. "ДС" приводит полный перевод этой статьи под заголовком: "Римляне пытались спасти республику от людей вроде Трампа. Им не удалось":
Человек стоит перед толпой, привлекая голоса. Он богат и сын богача, хотя его личные финансы запутаны, он по уши в долгах, а его карьера до настоящего времени пронизана скандалами. Отнюдь не притворяясь хорошим, он делает добродетелью свою нетребовательность и обыгрывает свои излишества столь же экстравагантно, сколь ловко он манипулирует нелюбовью толпы к людям его класса.
Назовите его Дональдом Трампом. Но этот человек также Юлий Цезарь, Катилина, Клавдий и легион других мужчин, живших в древнем Риме, в котором американские отцы-основатели черпали вдохновение для политической системы, которую мы имеем сегодня. Задолго до того, как Макс Вебер исследовал "харизматическую власть" или Теодор Адорно "авторитарную личность", Александр Гамильтон, неожиданный любимец сегодняшнего Бродвея, немедленно узнал бы типаж благодаря своим знаниям римской истории.
Он человек богатства и власти, но говорит людям, что он аутсайдер, как и они. Он настаивает, что система работает против них благодаря кучке влиятельных жуликов. Он выступает и против населения: "Вы отказались от всего в обмен на лень и апатию, думая, что свободны, потому что ваши спины избежали порки. Элита будет бороться и наслаждаться своей победой, а с обычными людьми будут обращаться как с покоренным народом: это будет усугубляться с каждым днем, пока они будут прикладывать больше сил для сохранения тотальной власти, чем вы для возвращения своей свободы".
Это не Трамп, хотя и звучит, как у него. Это политик по имени Лициний Макр, ораторствовавший перед толпой в Риме в 73 г. до н. э. Имея в виду именно людей вроде Макра, Гамильтон определил притворное объявление о борьбе за свободу народа как самую коварную и эффективную тактику демагога в "Записках федералиста". "Опасные амбиции все чаще скрываются за показной маской борьбы за права людей, - писал он. - Далекий от невинного значения изначального древнегреческого слова, "лидер народа"-демагог прокладывает намного более определенный путь к введению деспотизма".
Трамп получил свой пост благодаря демагогии. Невежда во всем остальном, Трамп - интуитивный эксперт в распространенных фантазиях, и он играет на чувствах своей американской аудитории, как на потрепанном инструменте. То, что политические обозреватели называли возмутительными риторическими крайностями ("полный и окончательный запрет на въезд мусульман в США", "Она должна сесть в тюрьму" и т. д.), оказалось тем, что примерно половина страны хотела услышать.
После выборов крайности продолжились — в выступлениях, случайных репликах и твитах в любое время дня и ночи. Интеллигенция поражается тому, как Трамп бесцеремонно отмахивается от советов ("Я много знаю о хакерстве"), делает выпады против мнимых врагов в прессе и твитит агрессивные угрозы иностранным правительствам. Но это нормально для его курса. И как кандидат, и как избранный президент Трамп призывал богатых богатеть, давя на самое слабое место республиканской конституции: отношениях между людьми и избранными политиками или, как выразились бы римляне, плебеями и избранными, многочисленными и немногими.
Римляне называли свое государство res publica, или "публичным делом". Быть гражданином римской республики означало, среди прочего, иметь право делать определенные вещи для народа на виду: например, избирать политиков, посещать общественные собрания и голосовать за законы. Хотя только небольшой процент всего населения участвовал в выборах (вы должны были физически присутствовать в городе, а также иметь возможность взять выходной от работы), raucous contio, или общественное собрание, было главной частью римского политического процесса.
Само голосование было тайным - позднее республиканское нововведение, ненавидимое элитой, которая предпочитала запугивать более слабых на проводившихся ранее устных голосованиях. Но вне зависимости от того, было голосование тайным или нет, в течение многих веков несколько дюжин богатых и благородных домов оказывали огромное влияние на политику и будущее республики. Пока существовала республика, достижение баланса между массами и элитой было сложным делом. Выступления под открытым небом в contio (собраниях) и других местах сборов были решающей проверкой могущества привилегированных римлян и их способности обращаться с различными фракциями и патронажными группами, и это была проверка, которую они должны были проходить снова и снова, в течение лет и десятилетий. Цицерон, который употребил свой политический опыт при написании серии важнейших книг по риторике, писал, что хороший оратор "должен держать руку на пульсе каждого класса, каждой возрастной группы, каждой социальной группы и познать их чувства и мысли".
Тогда, как и сейчас, политиков, прибегавших к популизму, могли заставить умолкнуть криками или даже подвергнуть физическому насилию. Один из членов старой и известной семьи Сципионов потерпел поражение на выборах после того, как пожал руку человеку на улице, как это делают сегодня кандидаты. Он подшутил над мужчиной, сельскохозяйственным рабочим, руки которого огрубели от работы: "Он что, обычно ходит на руках?" Избиратели из местного сельского населения восприняли это как издевательство над их бедностью и отозвали свою поддержку.
Поскольку Рим завоевал почти все Средиземноморское побережье, территорию столь же широкую, как континентальные Соединенные Штаты, социальные и политические традиции начали деформироваться. К тому времени, как в 100-м году до н. э. родился Юлий Цезарь, республика уже пережила три десятилетия политических убийств и бандитизма в городе. Ситуация только ухудшалась. Большая часть беспорядков происходила от растущего чувства разобщения между людьми и правящей элитой. Римские граждане первого века столкнулись с ухудшением ситуации с неравенством доходов, с ростом стоимости жизни, с нехваткой приличной еды и жилья, со слабыми перспективами получения работы и с уровнем иммиграции и культурных изменений, которые вышли из-под контроля. В течение их жизни традиционные институты власти и ценности республики пошатнулись.
Теперь, в условиях неравенства и социального напряжения, для амбициозных римских политиков ораторское искусство предложило новый набор ключей к достижению власти. Если раньше риторика была искусством оправдания традиционного контроля элит над системой, то сейчас она стала мощным инструментом отдельных личностей, которые эксплуатировали ее силу для объединения раздробленного общества вокруг себя.
Вот один пример: "Последние 15 лет вы были посмешищем гордости и высокомерия некоторых; ваши защитники погибли неотомщенными; ваш собственный дух так прогнил и разложился на слабость и трусость, что вы не можете подняться даже сейчас... Кто эти люди, которые заняли нашу страну? Преступники с окровавленными руками и чрезмерной жадностью, полностью виновные и все же абсолютно бесцеремонные, которые превратили все - лояльность, свои славные имена, религиозное благочестие, все благородное и неблагородное - в источник личной выгоды".
Звучит знакомо, не так ли? Это разновидность речей, которые нравятся раздробленной, отчужденной аудитории республики; аудитории, чувствующей себя игнорируемой авторитетными лицами, которым она традиционно доверяла. Одним словом, Гай Меммий (ничем не прославившийся, но бывший успешным популярным политиком до того, как был убит во время бунта в день выборов в 100 году до н. э.) говорит людям, что все институты власти, которые раньше защищали свободных граждан, повернулись против них; правители - преступники, но поскольку они управляют судами наряду со всем остальным, то никогда понесут ответственности.
Единственное решение - это вышвырнуть бездельников и заменить их. Кем? Язык Меммия пламенный и агрессивный, эмоциональный и экстравагантный и, как для римской истории, ведущий в одном направлении. Если вся система сломана, нет лучшего способа заменить ее, чем одинокий герой, достаточно прямолинейный и храбрый, чтобы призвать к этому.
Одним из таких людей был Гай Марий, современник Меммия и дядя Юлия Цезаря. Родившийся в семье с небольшими связями в ближайшем окружении римской элиты, Марий сделал состояние и политическую карьеру в армии. Согласно Саллюстию, выдающемуся древнеримскому историку, Марий утверждал, что другие люди могли возмещать свои ошибки, ссылаясь на славные деяния своих семей или привлекая помощь своих друзей. "Я возлагаю свои надежды только на себя, — сказал он на одном публичном собрании. — И они должны воплощаться только моими достоинствами и честностью... Все взоры обращены на меня: хорошие и благородные люди предпочитают меня, потому что мои действия помогают республике".
Вот та же речь на современном английском языке: "Мне не нужно было приводить Джей Ло или Джей Зи... Я здесь совсем один... Только я. Ни гитары, ни пианино, ничего". Это - Трамп на митинге в Пенсильвании. Как сказал римлянам Марий, единственным ответом для республики был союз между неповинующимся бывшим военным и массами против испорченного правящего класса. Неудивительно, в таком случае, что ему понравилось говорить, что элита "ищет всякую возможность напасть на меня".
Марий противопоставлял свой прямолинейный стиль высокомерным фразам своих политических врагов: "Я плохо подбираю слова, но мне это не важно. Достоинство само себя покажет. Они - те, кому нужны искусственные средства, чтобы скрыть свои преступления за необычными словами". И никакого телесуфлера у Мария! Когда он продолжил отклонять вложения своих соперников в греческие методы образования (а следовательно, и в греческие культурные ценности), это был блестящий ход, основанный на старомодном римском морализме. Дать логике и риторике иностранное лицо, назвать их неримскими и вышвырнуть их вон. В итоге Марий получал высший пост Рима семь раз, побив все рекорды.
В последние дни римской республики Марий и его подражатели задают шаблон обличения здравого смысла, образования и совещательных процессов политики как испорченных инструментов элиты, подвергающейся иностранному влиянию, намекая своим слушателям, что эти самые вещи были частью проблемы. Кульминацией растущего насилия и распада римской политики был сам Юлий Цезарь. У нас есть довольно хорошая летопись обращений Цезаря к общественности, потому что в дополнение к своим успехам во внутренних и внешних войнах Цезарь писал книги по истории - буквально. В его докладе о гражданской войне, в которой он боролся со своим противником, зятем Помпея Великого, записано обращение, с которым он выступил перед своей армией сразу после пересечения Рубикона и в котором произнес "жребий брошен", что привело к войне.
Речь умело отождествляет личную славу Цезаря со свободой римских граждан. Он приравнивает все зло, которое причинили ему враги, к насилию, которому богатые и влиятельные люди подвергли популярных героев прошлого, и призывает армию защищать его репутацию. Цезарь использует рефлексивное личное местоимение снова и снова: только он имеет значение, и его победа - это победа Рима. Или, как Трамп сказал своим сторонникам на съезде Республиканской партии, хорошие трудолюбивые граждане - это "забытые мужчины и женщины", которые "больше не имеют голоса. Я - ваш голос!"
Цель подобных речей состоит в том, чтобы невероятно расписать аудитории ее саму. Цицерон восхваляет свой любимый стиль декоративной, драматической речи, потому что она дает слушателям больше: испытать больше переживаний, погрязнуть в больших чувствах. Ораторы, которые достигают этого эффекта, но для кого этот вид мелодраматичности не естественен, кажутся напряженными и искусственными: впечатление, которое Хиллари Клинтон произвела со многих сцен и во многих ратушах. У вас все время было ощущение, что, как друг Цицерона Брут (убийца Цезаря, общеизвестно бесстрастный оратор), она лучше всего проявляла себя, отметая драму и просто читая по бумажке.
Для тех, у кого это действительно получается, несдержанность становится центральной частью их популярности и доказательством их лидерства. В зрелости Юлий Цезарь тщательно культивировал публичный образ себя как персоны весомой, мудрой и заслуживающей общественного доверия. Но его фактическая карьера полна бесчинств, расточительности, насилия и публичных нарушений правил. Когда умерла его дочь, он устроил гладиаторские игры, чтобы почтить ее смерть, беспрецедентное признание для женщины, подчеркнувшее особенность его семьи в глазах богов и людей. Солдаты Цезаря пели песни о своем любимом "лысом прелюбодее", который имел любовные интриги и с мужчинами, и с женщинами.
Во время кампании и перед инаугурацией неистовое высокомерие Трампа (также как, и разоблачение его пороков) не теряло силу, вопреки надеждам и ожиданиям его противников. Вместо того чтобы навредить, его гипертрофированный стиль приносил и продолжает приносить глубокое удовлетворение его сторонникам. Его незамысловатый язык школьного двора ("громадный", "плохие парни", "убийцы и насильники") и иллюзия прямой, свободной связи, которую он создает через Twitter, создает ощущение того, что камерунский политический идеолог Акилле Мбембе называет "компанейской близостью" между ним и населением.
Этот стиль предполагает прагматичный намек на коррумпированное состояние мира, где нет никаких хороших парней, только дурачье и несдержанно дерзкий лидер, который должен контролировать ворье. Это позволяет его сторонникам упиваться видением несдержанного эго и, в качестве продолжения, несдержанной национальной власти.
Массовое одобрение надутых губ Трампа, его криков, игры на публику, посещения вечеринок и заигрываний, напоминают любовь римской толпы к политикам, нарушавшим аналогичные социальные правила, особенно на протяжении полувека с 90-х до 40-х годов до н. э., которые видели то, что было, вероятно, жесточайшим политическим насилием в истории Рима, скрытым за парадом лидеров со скандальной личной жизнью. В 63 году до н. э. Цицерон был избран консулом, на высочайшую должность в римском правительстве, только чтобы обнаружить назревающий против Сената заговор. Его лидером был Катилина, член благородной семьи, который промотал свое личное богатство. "Его жадный дух постоянно жаждал излишеств, чудовищных, гигантских, - говорит Саллюстий. - Даже в молодости у него было много постыдных связей", включая интрижку со жрицей богини Весты, поклявшейся в сохранении девственности.
Демагог превращает личный недостаток в источник своей власти, которая теперь становится признаком государственной власти. Он хранит безопасность государства, будучи крупнее и наглее своих врагов, особенно внутренних преступников. Как глава заговора Катилина должен был произносить свои воодушевляющие речи тайно, но Саллюстий представляет его говорящим аудитории: "Все мы, трудолюбивые хорошие люди, служим интересам тех немногих, для кого, если бы республика была сильна, мы были бы источником ужаса". Не уважения, не поддержки, но ужаса. Мои возмутительные нарушения, говорят и Каталина, и Цезарь, и Марий, показывают, насколько я особенный, насколько сильный, насколько я прекрасное воплощение исключительных и влиятельных римлян, насколько "красив и важен" этот момент в истории.
Компанейская близость с людьми, которую навязывает Трамп, в новинку. Она предлагает американцам иллюзию (его приверженцы скажут — "обещание") лидера, отсутствие фильтров у которого означает смелость, честность, готовность экспериментировать с идеями и вскрывать узкие места в процессе. Пронзительная, неприятная, лицемерная, инфантильная визгливость его голоса, которую невозможно проигнорировать, звучит для его сторонников как продукт основообразующего представления Америки младшим ребенком в мировой семье, дерзкого выскочки против Старого Света. В противоположность этому достоинства сдержанности и самообладания, которые обнаружила традиционная римская элита, кажутся слабыми и бессильными.
Поскольку старый политический компромисс республики рушился, всего за несколько лет до своей казни по приказу Марка Антония Цицерон произнес серию речей, которые передавали его обеспокоенность римской политической системой. Это был 46 г. до н. э. Юлий Цезарь назначил себя де-факто правителем Рима, заполнив Сенат своими сторонниками и приняв законы, которые укрепляли его власть. В одной из этих речей, описывая свое беспокойство, что республика "выживала благодаря дыханию единственного человека", Цицерон напомнил Цезарю и Сенату страшные затраты на гражданскую борьбу и неявно призвал сенаторов взять на себя ответственность за создание условий, которые привели к триумфу Цезаря. Его посыл: мы не можем вернуться к старому положению вещей.
Как противостоять новым речам харизматичного демагога, практикуя знакомую людям политику, является загадкой, которую Рим в итоге не смог решить. После убийства Цезаря в 44 г. до н. э. его преемник Октавиан смог заставить Рим повиноваться и создал династическую монархию, которая продлилась почти четыреста лет. Правящие круги Рима не преуспели в том, чтобы освежить собственные речи и мысли. Они не смогли исследовать и исправить отчуждение, которое разваливало сообщество республики. Как и сегодняшние замкнутые на себе элиты, они стали зависимыми от своего богатства и от традиционной власти, и не предполагали, что их влияние могло исчезнуть.
