Бывает ли теракт второго сорта
Я всегда спокойно относилась к "сочувственным" аватаркам. Все эти свечи на черном фоне, цвета флагов, же суи и прочее — любое проявление человеческих чувств, любая симпатия в отношении жертвы — не более чем свидетельство психического и нравственного здоровья. И не менее — тоже. А вопрос о том, как демонстрировать свои чувства, во что канализировать эмоции и как выказывать эмпатию, — текучая смесь "личного дела" с "культурным бэкграундом". Это не тема для обсуждений и споров — в этом вопросе возможны только холивары, а это, опять-таки, любительский жанр.
Но что бросается в глаза — это избирательность в объектах эмпатии. Судя по нашим СМИ, соцсетям и просто разговорам на кухне, создается впечатление, что мы довольно четко делим мир на тех, кто заслуживает нашего сочувствия, и тех, к кому мы равнодушны. Это можно было бы тоже списать на "личное дело" — кому кто нравится, кому кто ближе — но удивляет массовость, заразность как сочувствия, так и его отсутствия. Контрасты иногда просто разительны: во время парижских и брюссельских терактов лента пестрела цветами флагов, сочувственными постами и ссылками на материалы СМИ о трагедиях. Зато о теракте в Анкаре кто-то особо продвинутый поинтересовался спустя несколько дней: почему, мол, об этом ничего не писали? О теракте в Лахоре в течение двух дней на моей френд-ленте не было ни слова, а потом эту тему "втащили" в ленту френды-католики, которые обратили внимание на трагедию после обращения папы Франциска. К этому моменту трехдневный траур в штате Пенджаб уже подошел к концу. Можно сказать, мы просто опоздали со своими сочувственными аватарками.
Избирательность поразительна, под каким углом на нее ни глянь. Например, еще совсем недавно история об утонувшем маленьком сирийце-беженце Алане Курди на несколько дней парализовала соцсети и стала топ-новостью в большинстве СМИ. Может, дело в том, что дети — это всегда особенно сильный ход? Но тогда взрыв в пакистанской школе, как и взрыв в Лахоре, унесший жизни нескольких десятков детей, должно было поразить нас еще больше.
Но нет. Не случилось. Как не случалось этого и раньше — когда, например, африканские исламисты Боко Харам угоняли неизвестно куда очередную сотню школьниц, мы этого тоже, в общем, не замечали. И вовсе не потому, что у этого события было меньше специфического пиара, чем у гибели Алана Курди, — в акции в стиле "же суи", устроенной в защиту африканских девочек, участвовали мировые звезды первой величины — от Мишель Обамы до Анджелины Джоли. Но мы этого "не заметили".
Может, дело в СМИ? Для наших СМИ равнодушие к международным темам — мейнстрим. Если только речь не о России и безвизовом режиме, разумеется. Даже потрясающая президентская гонка в такой важной для мира (и нас) стране, как США, вызывает разве что вяленький интерес на тему "чем каждый кандидат интересен Украине". Очень популярная формулировка у коллег-журналистов и особенно у редакторов: какое отношение это имеет к Украине? Действительно, какое? У нас что, своих проблем мало?
В ответ на этот вопрос можно приводить массу аргументов: рассказывать о глобализации, о том, что в современном мире все так или иначе связано. Что мы, наконец, никогда не станем интересны миру, если не начнем сами интересоваться им. Что формирование собственного взгляда на события в мире — необходимый шаг в преодолении собственной провинциальности. Что мы не сможем существовать в мире, действовать на мировой арене как страна, как государство, если мы мира не видим, не знаем — и ни знать, ни и видеть не хотим. Что наша зацикленность на себе достойна психиатрического диагноза. Что это, наконец, просто неприлично — истерически требовать внимания и сочувствия к себе и своим проблемам в то время, как мы сами чихать хотели на проблемы всех прочих. В том числе тех, кому даже хуже, чем нам.
Но что поделать? Владельцы СМИ и редакторы ориентируются на спрос реципиента. И неважно, насколько этот реципиент реален, а насколько выдуман редакторами и владельцами СМИ, — главное, что он потребляет то, что ему дают. За последнее время он научился интересоваться Европой — и это уже успех. На Востоке в самое последнее время в нашу узкую медиасферу пробилась Турция — "пробилась", но не достучалась до наших душ, как стало понятно из нашего равнодушия к терактам в Анкаре. А весь прочий Восток остается делом тонким до незаметности. В точности как еще недавно Украина для мира сводилась к футболу, братьям Кличко и "наташам".
Может, дело в том, что наше сочувствие — не столько проявление эмпатии, искреннего умения испытывать чужую боль и ужасаться чужой беде, сколько поиск модели солидарности? Мы не "со-чувствуем" в буквальном смысле слова — мы демонстрируем солидарность. С Европой мы хотим солидаризироваться, а с Пакистаном — нет. И даже с Турцией мы к этому еще не готовы. Но это было бы слишком рационально, как для нас. Наше умение сочувствовать несомненно — это, по крайней мере, один из китов на которых держится волонтерское движение в Украине. Которое, в свою очередь, держит на себе Украину. Но, тем не менее, помогая, мы движимы скорее эмоциями, чем рациональным расчетом.
Мы весьма эмоциональная публика. Проблемы не с эмпатией и сочувствием — проблема с отсутствием "воспитания чувств", отсутствием культуры эмоций, и из-за этого колоссальной подверженности манипуляциям. Я почти уверена, что запусти кто-нибудь один пост в поддержку пострадавших христиан Лахора — и уже к концу дня мою, например, ленту просто захлестнула бы волна ФБ-эмпатии. Просто никто не догадался запустить.
Почему не догадался? Связано это, скорее всего, не с нашей черствостью или неискренностью. Просто трагедия произошла за границей нашей ментальной ойкумены. Удручает разве что узость этой ойкумены — за ее границей находится большая часть мира. Она для нас — слепое пятно. В своем отношении к миру мы колеблемся между равнодушием и завышенными требованиями — и оттого выглядим, как разбалованные, эгоистичные дети. Не считая нужным сочувствовать христианам Лахора или езидам Ирака, мы почему-то очень недовольны, когда мир недостаточно сочувствует нам. А ведь мы для мира не в меньшей мере "слепое пятно" где-то на границе (внутри? снаружи?) с Россией.
Можно привычно все свалить на советское воспитание— нас же учили делить мир на своих и чужих: своим — сочувствие, врагам — злорадство. Теперь мы несколько в растерянности на предмет "своих" и "чужих": оказалось, что большая часть мира никак не классифицирована, как к ней относиться, мы не знаем, поэтому никак не относимся. Или на советскую школу, которая учила ровно так, чтобы не только не научить "лишнему", но чтобы погасить всякий интерес к изучению "ненужных" предметов — скажем,истории с географией. Например, Лахор. Где он, этот Лахор? Мир — что твоя Птолемеева карта: плоский, четкий в середке, а ближе к краю весь в белых пятнах и изображениях фантастических чудовищ. Кое-какие географические пробелы в нашем школьном образовании компенсировали Жюль Верн со Стивенсоном да Джек Лондон с Даррелом, но, увы, далеко не все. Так где это — Лахор? И что, там тоже есть христиане?
Вот это, кстати, особенно интересный вопрос. Теракт произошел на Пасху, и, по заявлению самих террористов, их целью были именно христиане. Поэтому наша реакция — вернее, отсутствие таковой — очень много говорит еще и о нашем христианстве. То есть способности чувствовать свою связь во Христе о всеми, кто разделяет нашу веру.
Этот вопрос, впрочем, не только к нам. Чтобы сделать себе удобнее, адресуем его сначала Европе. Она охотно принимает беженцев-мусульман, убегающих от войны, но почему-то не имеет никаких специальных преференций в отношении единоверцев, для которых вероисповедание на родине превращается в повседневный подвиг. Вы хоть раз слышали от европейских (да и американских) христиан какие-то особые призывы к своим правительствам открыть специальные миграционные программы или квоты для христиан Востока? Ах, это было бы нарушение принципа равенства по религиозному признаку. Но является ли это (как и любое другое) равенство идолом, которому можно приносить человеческие жертвы?
Но политика — дело тонкое. В Европе и США события в Лахоре заняли первые полосы и прайм-таймы СМИ. Они стали темой обращения папы римского к христианам в пасхальный понедельник. И если с нашими СМИ все, в общем, ясно, к единоверцам у меня вопросы остаются. К тем, которые на публику так яростно защищают христианские ценности и прочие скрепы: где ваши голоса в поддержку мучеников? Весь следующий после теракта день я перепахивала христианские ресурсы Украины и России — увы, ни один официальный и даже просто информационный ресурс не сделал теракт в Лахоре темой дня (исключением оказался только сайт "Православие и мир"). Никаких заявлений от глав церквей или других высших иерархов. В Украине на трагедию откликнулись католические ресурсы, но в большинстве своем только одной публикацией, цитировавшей выступление папы Франциска в поддержку лахорских христиан.
Кровь их детей вопиет не к нам. Даже мученичество людей за веру — за ту самую веру, которую исповедуем мы, — не делает их беду менее чужой.
В этом, на самом деле, нет ничего странного. Наша церковь заканчивала ту же советскую школу, что и мы все. Здесь шоу "КП против МП" так же затмевает подвиги веры (и саму веру) и исключает христианский универсализм (а не развивает его), как в светских СМИ танцы вокруг кресел премьера и генпрокурора затмевает Украину и целый мир. Не видеть за деревьями леса — такая же национальная особенность наших верующих, как и неверующих. Любопытно тут разве что то, что для выбора "объекта солидарности" вероисповедание для нас не имеет никакого значения. А если имеет — то обратное. Жертвы терактов в светской Европе для нас значат больше, чем христиане Лахора, пострадавшие за свою веру.
И пока подобное селективное сострадание и селективный интерес к миру останутся обычной нашей чертой, мы с вами, в свою очередь, так и останемся обычными провинциальными "совками". Объектом манипуляций для тех, кто видит хоть чуточку дальше.
