Реагируя на теракт в Брюсселе, Варшава приняла решение ужесточить свою и без того жесткую позицию в отношении приема беженцев. Как заявила польский премьер Беата Шидло, страна аннулирует даже ту квоту - 7 тысяч человек - которую обещала принять раньше, нарушив тем самым соглашение с Евросоюзом.
Партнеры наверняка сочтут этот шаг лицемерным. Отказываясь принять незначительное число из 120 тыс. беженцев, которых планируется разместить в ЕС, Польша является едва ли не крупнейшим источником экономических мигрантов в Союзе. В одной только Великобритании насчитывается около 800 тыс. поляков - это первая по численности национальность в королевстве среди небританцев.
Но, пока поляки пользуются гостеприимством других стран, их правительство отнюдь не стремится демонстрировать собственное. И напоминания публицистов-иностранцев о том, что перед Второй мировой меньшинства составляли до трети населения страны здесь вряд ли помогут. Дело в том, что этот вопрос - едва ли не единственный, в котором "Право и Справедливость" находит понимание большинства избирателей. А значит, отказ от квот - простейший способ слегка улучшить имидж правительства, что особенно важно в нынешних обстоятельствах незатухающего скандала вокруг бывших или небывших сексотов СБ ПНР, включая Леха Валенсу.
Волна разоблачений, спровоцированная, по иронии судьбы всего лишь желанием вдовы генерала разведки Чеслава Кищака заработать немного денег, указывает на то, что полномасштабное возвращение к власти консерваторов из "Права и справедливости" продолжает углублять раскол в польском обществе. Любопытно, что победа "Права и справедливости" изначально рассматривалась атлантистски настроенными комментаторами в Восточной Европе как путь к более жесткой позиции Варшавы в вопросе противостояния России - все более выглядит как реванш, направленный против широко понимаемых (например, просто как левые либералы) "посткоммунистов" и продолжение с оставленного Лехом Качинским места внедрения "IV Речи Посполитой".
Возможно, это и умиляет немногочисленных - судя по протестам против перехвата государством контроля над общественным вещанием - сторонников традиционных ценностей в интерпретации позднесредневековых королей Польши - но все чаще создает проблемы во внутренней и внешней политике современного члена Европейского Союза (хотя, возможно, не НАТО). Следует отметить, что в восточном вопросе, невзирая на уточнения президента Дуды, что на первом месте для Польши все же ее собственные интересы - впрочем, эта шпилька направлена преимущественно в сторону Брюсселя - консервативная Варшава выглядит вполне однозначно. Если, помнится, экс-премьер от "Гражданской платформы" Эва Копач в свое время прозрачно намекала, что ждать от нее большего вовлечения в украинские дела не стоит, то первый же визит Анджея Дуды в Киев показал, что Польша рассматривает лежащий (по крайней мере, пока) за пределами НАТО альянс с Украиной в качестве своего жизненного интереса, а российскую угрозу воспринимает реалистично, фактически готовясь к вооруженному отражению вероятного вторжения Москвы.
Однако нельзя забывать, что предшественник Дуды на президентском посту Бронислав Коморовский вынес на себе тяжелейший груз как постепенного спутывания Виктора Януковича неводом европейских обязательств, так и последующей мобилизации поддержки в пользу Революции Достоинства и сопротивления российской вооруженной агрессии против Украины. Поэтому некоторым украинским политикам не стоило так быстро перестраиваться, направляя публичные знаки внимания от "Гражданской платформы" к "Праву и справедливости" - пусть даже польские коалиции вполне солидарны в своей украинской политике.
Правда, вероятно с целью продемонстрировать широкую душу Польши, восстановившей свою мощь - хоть и благодаря все тем же посткоммунистам и евролибералам - Дуда привез в Киев миллиардный кредит, и это была серьезная заявка. В то же время на украинский (и не только) интеллектуальный национал-демократический слой многие годы оказывают влияние такие польские фигуры как Адам Михник и другие видные представители либерализма "второй" и "третьей" Речи Посполитой. Поэтому здесь необходимо проводить очень выверенную линию. Не секрет также, что польские консерваторы всегда ищут случай поссориться с Берлином, уязвляя немцев и историей Второй мировой, и доминированием в Европейском Союзе, и флиртом с Россией, а теперь вот - миграционным кризисом.
Западным европейцам, по-видимому придется привыкать к тому, что у Варшавы (причем эта линия вряд ли поменяется и после окончания текущего политического цикла) может быть своя позиция по тому или иному вопросу. Ведь те особые условия, которые выторговал для Британии Дэвид Кэмерон не могут не вызывать интереса и в восточной части Союза - что же касается малореальной, но не невозможной перспективы выхода Великобритании из ЕС, то польские позиции в таком случае усилятся кратно.
Поэтому на фоне институционального кризиса в Союзе, скрипящем под давлением стагнации, причинами которой являются долговая пирамида, нежелание признать несовместимость "настоящей духовности" с конституционализмом и детское желание остановить собственную же экспансию на восток - поле для маневра у Польши чрезвычайно широкое. И нынешняя власть в Варшаве это хорошо понимает. Остается вопрос - не вскружит ли ей голову такое положение вещей? Контроль над институтом главы государства, кабинетом и парламентом, а теперь еще и судебной властью и общественным вещанием - создает крупный соблазн просто расправиться с политическими оппонентами под аплодисменты избирателей. Ведь еще год-два назад определение Польши как "нелиберальной демократии" представлялось невозможным.
Сценарии потери большинства левыми либералами включали альянсы с новыми центристскими, праволиберальными или даже левыми партиями - но никак не полную смену внутренней политики под призывы католического "Радио Мария". Неудивительно, что либеральная часть польских избирателей встала на грань ненасильственной войны с собственным правительством, которое, кажется, скомкало свой медовый месяц. Манипуляции с конституционным режимом - это нечто, что Европа привыкла воспринимать в ассоциации с венгерским премьером Виктором Орбаном, а никак не Польшей, классической истории успеха вестернизации и модернизации.
Но, возможно, Польша всего лишь первым из крупных западных государств вступает в эпоху подлинного нового, консервативного фундаментализма, вызванного к жизни легкомысленной коррупцией и релятивизмом левых элит? Ведь если представить себе, что в этом ноябре на президентских выборах в США победит сенатор Тед Круз, то американо-польское стратегическое партнерство времен Буша-младшего может возродиться на обновленной основе - скажем, глобальной борьбы со злом морального разложения. По крайней мере, Крузу точно будет о чем поговорить с Ярославом Качинским, который, как полагают многие комментаторы, с позиций партийного лидера (что тоже ново для Польши) и принимает наиболее судьбоносные решения.
