Страна, которую не жалко. Почему для молдован Брюссель это Москва-2

В предверии выборов в Молдове "Деловая столица" начинает цикл публикаций, посвященный проблемам Молдовы и непризнанного Приднестровья

Каждый год одно и то же:
Обезьяна толпу развлекает,
Нарядившись обезьяной.

Мацуо Басё

 

Что скрывают за собой двойные президентские выборы в Молдове?

Прежде всего: почему они двойные? Потому, что 30 октября, впервые с 2001 года, в Молдове будут выбирать президента всенародно, а не голосами депутатов молдавского парламента. Кроме того, 11 декабря состоятся выборы (и тоже - "всенародные") "президента" непризнанной "ПМР" - "Приднестровской Молдавской Республики", сепаратистского анклава на левом берегу Днестра, находящегося  под защитой российских оккупационных войск в статусе "миротворцев".

Несмотря на формальную международную признанность молдавских выборов, и непризнанность  "выборов" в Приднестровье,  между ними есть очень много общего. Подготовка к ним совершается в тесном взаимодействии друг с другом, и, зачастую, с использованием схожих лозунгов. Более того, и одни, и другие выборы фактически являются  составляющими одного процесса, задача которого - вывод  двойной системы Кишинев-Тирасполь в точку компромиссного равновесия: друг с другом, и с противоборствующими внешними игроками.

Противостоящие силы

В Молдове,- и, тем более, в Приднестровье, политическими игроками являются только бизнес-группы,  либо персонифицированные бизнесмены, чьи возможности позволяют им играть на этом поле в одиночку. Есть также профессиональные партийные функционеры, но они, во всех случаях, выступают как наемные специалисты, действующие в интересах очередного работодателя. Иными словами, политическое поле, как в Кишиневе, так и в Тирасполе,  безраздельно контролируется олигархией. В этом и состоит принципиальное отличие от соседней Украины как признанной Молдовы, так и непризнанной "ПМР".

Гражданская активность в Украине, при всех её проблемах, всё-таки существует как заметное и влиятельное явление. Группы, созданные гражданскими активистами - притом, самостоятельно, а не по заказу олигархов и на их средства, пытаются выступать как независимая сила. И хотя представители гражданского общества Украины не способны пока самостоятельно выйти на уровень общеукраинских выборов - президентских, или в Верховную Раду, гражданская активность заметно влияет на общую ситуацию в стране. Об этом свидетельствует, к примеру, опыт добробатов и волонтерского движения. Гражданское общество мало-помалу становится реальной силой также на уровне местных выборов.  

Ничего похожего ни в Молдове, ни, тем более, в "ПМР" нет. Любая гражданская активность и там, и там отсутствует в принципе, а всё, что предлагается под её видом является имитацией. Во всех без исключения случаях это проплаченные акции с наёмной массовкой, осуществляемые в интересах одной из противоборствующих олигархических групп, с целью формирования общественного мнения: как внутреннего, в рамках подготовки к очередным выборам, так и внешнего - с целью воздействия на зарубежных доноров и партнеров.

В частности, все антиолигархические призывы - а лозунг "долой олигархов" стал в последнее время очень популярен как в Молдове так и "ПМР", являются пропагандистским оружием,  которое непубличные крипотолигархи, прячущиеся за фигурами наемных функционеров, используют против явных олигархов, которые, по тем или иным причинам, уже не могут уйти в тень. Если же говорить о реалиях, то в условиях Молдовы и Приднестровья этот лозунг  не имеет смысла, поскольку никаких политических игроков помимо олигархов, там нет.

Небольшой исторический экскурс, необходимый для понимания ситуации

Замораживанию гражданской консолидации  в Молдове способствуют ещё несколько исторически сложившихся факторов.

Во-первых, широкие возможности эмиграции, как  из Молдовы, так  и из "ПМР", всегда сочетались с полной бесперспективностью на местах. Недовольным гражданам  всегда было проще уехать, в зависимости от языковых предпочтений, либо в Румынию или Италию, либо в Россию или Украину, нежели бороться за что-либо на почти безнадежном молдавском, и уж тем более - на приднестровском пространстве.  Это вызвало вымывание молодой, активной, образованной и профессионально состоятельной части населения. В результате, и в Молдове, и в Приднестровье, уже к началу 2000-х, большинство населения составляли инертные и плохо образованные люди, преимущественно старшего возраста. В последующие годы ситуация только усугублялась. Очевидно, что такое население априори склонно ностальгировать по СССР, и, как следствие, податливо российской пропаганде.

Во-вторых, Молдова с самого начала была государством-химерой, возникшим не как результат борьбы народа за независимость и самоопределение, а в силу стечения случайных обстоятельств.  По меньшей мере до 95-97 годов бывшие функционеры ЦК Компартии Молдавии, нежданно для себя ставшие основателями нового молдавского государства, видели в нём только вынужденный проект, переходной на пути к интеграции с Румынией.

Для такого видения у них были все основания. Начиная с того, что "молдавский народ" был выдуман в советском агитпропе, а попытки вывести "молдавскую нацию", отличную от румынской, из средневековой Молдовы времен Штефана чел Маре, были и остаются откровенно смехотворными. Реальное население региона, на карте которого сталинским карандашом была нарисована МССР, и на который после распада СССР , как камни с неба свалились независимость и государственность, было смешанным, румыно-украино-русским. Причём, его "старорусская" составляющая, сложившаяся до 1917 года, была практически полностью уничтожена, либо выслана, в 1940-41 и в 1944-46 годах, и заменена на привозных, уже советских, специалистов. 

Более того, было зачищено вообще всё образованное население края, на 100%, и безо всяких исключений . Все, кто не успел или не решился уехать в Румынию в 1940, в крайнем случае - в 1944, либо погибли, либо, не позднее 1946, не по своей воле уехали в Сибирь, или в Казахстан.

Культурное пространство было стерильно зачищено, письменные источники - уничтожены, либо помещены на закрытое хранение, переведенный на кириллицу румынский язык назван "молдавским" и низведен до языка необразованного сельского населения, общение на котором обозначало низкий социальный статус говорящего. На полученный таким образом чистый лист привили советскую культуру, с её специфической мифологией и системой ценностей. При этом, зачистка была беспрецедентной по своей  тотальности.

Как следствие, под советским "культурным слоем" в Молдове нет ничего.  Все последующие прорумынские и проевропейские течения, возникшие на исходе Союза, легли поверх советской основы, а не проявились из-под неё, по мере ее размывания, как это было, к примеру, в Прибалтике и на Западной Украине.

В-третьих, консервативно-евроскептические настроения характерны для всех страт молдавского общества, как пророссийских, так и прорумынских. Если ностальгирующие русскоязычные, а с ними и значительная часть тех, кто идентифицирует себя как молдаване, видят потерянный рай в СССР, то их румыноязычные визави, на словах отвергая советское  наследие, ностальгически идеализируют довоенную Румынию,  а в последнее время - ещё и Румынию времен Чаушеску.  Однако ни ту, ни другую Румынию они не знают, и свои идиллические картины потерянного рая  выстраивают, отталкиваясь от тех же советских мифов.

При таких стартовых условиях отрицательное отношение к интеграции в ЕС примерно половины населения Молдовы - ещё не самое худшее. Хуже то, что абсолютное большинство из другой половины, формально выступающей за сближение с  ЕС, видит в интеграции скорее карго-культ, который должен умилостивит европейских богов, чем осознанные социальные изменения, к которым нужно стремиться  ради них самих, и которые должны улучшить жизнь в Молдове независимо от европейского вознаграждения за проявленное усердие.

Всё это порождает специфический феномен молдавского национализма, склонного если не к тесному союзу , то, по меньшей мере, к существенному сближению с путинской Россией. Очень показательна в этом плане политическая эволюция лидера христианских демократов Юрия Рошки, некогда ультранационалиста и сторонника Unirea - воссоединения Молдовы с Румынией, а теперь, в связи с чрезмерной, на его взгляд, европеизацией Румынии - друга и идейного соратника Александра Дугина.

Таким образом, пророссийские настроения не ограничены в Молдове русскоязычной частью общества, и не основаны  на одной только советской ностальгии.

При ближайшем рассмотрении мы обнаружим, что практически всё в Молдове, включая и взгляды, отрицающие, якобы, СССР, базируется на советском культурном контексте.

Никакого  другого культурного проекта, ничего, способного заменить и вытеснить советский "культурный слой": ни нового пантеона героев и образцов поведения, ни нового прочтения истории, конкурирующего с советскими мифами, в Молдове нет. То немногое, что всё-таки есть, привнесено извне и чужеродно, и всё общество эту чужеродность ощущает. К тому же, эти чужеродные элементы фрагментарны, они не образуют понятной массам мировоззренческой системы, и в силу этого, не выдерживают конкуренции с советским наследием.

Большинство формальных сторонников "интеграции в ЕС" видят в Брюсселе "Москву-2", дающую защиту, распределение фондов, рассылающую руководящие указания, диктующую кадровую политику и прощающую небольшое плутовство, потому, что все так живут, а боги милостивы .  Столкнувшись с иной реальностью эти "сторонники" легко возвращаются к пророссийским симпатиям, не в силах понять логику отношений Евросоюза. Настоящие же сторонники европейской реконструкции в Молдове крайне немногочисленны, невлиятельны, и по этой причине склонны к эмиграции. К тому же они разрозненны, как, впрочем, и всё молдавское общество в целом. Они пребывают в фактической культурной изоляции, и даже вступив  в диалог с массами, не могут предложить им ничего интересного для них. А вот георгиевская ленточка, "Я помню - я горжусь", "У нас была великая держава" и прочие советские штампы массам понятны, привычны, и вызывают положительные рефлекторные реакции, вроде обильного отделения слюны при упоминании "колбасы по 2.20".

Конечно, такие штампы используются Россией для расшатывания идентичностей всех постсоветских государств. Но состоявшиеся государства  противодействуют им, ища и находя новые смыслы и новых героев. Так, Украина обращается к истории украинского сопротивления, к героике УПА: антипольской, антинемецкой, антисоветской - но неизменно проукраинской.  Ничего подобного в Молдове нет.

Между тем, любое государство стоит, как на фундаменте, на исторических мифах. Не может быть  США без Пола Ревира, без зимовки в Вэлли-Фордж и сражения под Геттисбергом. Не может быть Бельгии без образа Тиля Уленшпигеля и пантеона героев Великой войны. И даже тогда, когда общество, слишком долго живя в безопасности, обрастает жирком, его героическая мифология, уйдя в тень, всё равно играет  в нём фундаментальную роль, и легко выходит на свет при малейшей опасности. Так вот, если Украина успешно формирует новый пантеон подвижников и героев, то в Молдове этого не происходит вовсе. А, как справедливо заметил Уинстон Черчилль, если у страны нет своей культуры,  то в этой стране нечего и защищать.

Молдавским массам, не ставшим обществом, и не стремящимся к этому, уютно в пост-Совке.  Жизнь у них, конечно, бедная, и лишенная перспектив, но в этом виноват кто-то другой, а вовсе не они, что позволяет им уютно прозябать,  не предпринимая никаких действий. Те, кто готов действовать, просто собирают чемодан и эмигрируют, поскольку в Молдове никого ничего не держит. Безвизовый режим с ЕС породил новую волну этого процесса. Остаются те, кто не хочет ничего делать сам, и полагает, что власть должна их пожизненно опекать, а лучше - содержать.

Всё сказанное относится и к сепаратистскому Приднестровью, за тем лишь исключением, что если совок в Молдове слегка замаскирован проевропейской фразеологией, предназначенной для зарубежных спонсоров, то в ПМР он царствует открыто.

продолжение следует