Сосчитать панфиловцев. Почему Мединский так боится "мразей"
Министр культуры РФ Мединский в очередной раз вступился за 28 панфиловцев. Вернее, даже не столько за самих панфиловцев — или даже вовсе не за самих панфиловцев — сколько за право народа на "хороший миф".
На фоне новости о том, что в ходе визита Путина в Казахстан двое президентов — гость и хозяин — посмотрели фильм "28 панфиловцев" (снятый, кстати, уже после и, надо думать в пику разоблачениям мифа), страсти не только вновь разгорелись — они вышли на новый уровень дискуссии. И здесь прекрасным оказалось буквально все. И то, что миф, если он признан "хорошим", волшебным образом оказывается исторической правдой. И то, что просмотр "28 панфиловцев" подан в новостях чуть не как протокольное событие визита в некогда "братскую республику". И даже "мрази конченные", которые в панфиловцах сомневаются, тоже оказались очень своевременными.
Вот это слово "мразь" — с непременным раскатистым р-р-р — в советском синематографе всегда включало высокий градус эмоций. Оно — всегда исходящее из уст непременно мужского и непременно же положительного персонажа — всегда звучало до ужаса фальшиво. Просто потому, что в жизни мужские персонажи в таких случаях говорят совсем другие слова. В которых буквы "р" нет — но экспрессивность от этого не страдает. Впрочем, эта "мразь" была фальшивой еще и потому, что включала в себя некое групповое, чаще всего — классовое, чувство. От чего моральное превосходство положительного героя терялось, потому что было не его личным. А раз не личным, то уже и не моральным, а в лучшем случае — идеологическим.
Впрочем, достаточно было бы и того, что подобного рода пафос просто безвкусен. И министр культуры должен был бы это понимать. И он понимает, потому что не просто "мрази", а "мрази конченые". Это прилагательное — принципиально стоящее после, а не перед существительным — многое ставит на свои места. Министр культуры подчеркивает этой фразой не столько моральное превосходство над означенными "мразями", сколько собственную групповую принадлежность.
Он, конечно, доктор наук. Но если вы, например, министр при президенте, который призывает "мочить в сортире", что вам остается? Еще, чего доброго, интеллигентом прослывешь. Хотя советские интеллигенты имели много общего с дворовой культурой — сами из двора — нынешние кремлевские "дворовые" другие. Они не из тех дворов — они с "раёнов". Вот под что приходится мимикрировать докторам истнаук и культурминистрам в нынешней России.
Вот эти "мрази конченные" в устах министра культуры выдают с головой и ушами и класс и его мораль. "Миф—хороший миф—вовсе не миф" — моральный кодекс этого класса в общих чертах.
Впрочем, "мрази" действительно посягают на святое. На что указывает нам совершенно ясно (и они, мрази, все прекрасно понимают) факт совместного просмотра одноименного с мифом кино двумя президентами. Это не просто миф — это объединительный миф. Теперь уже главный — даже главнее, чем миф о "Единой Руси", не выдержавший испытания Украиной. Потому Великая Победа — миф, удерживающий в целостности преимущественно неславянскую и неправославную Российскую Федерацию и поддерживающий ее союз с неславянскими и неправославными республиками.
И то сказать, не "Александра Невского" же было Путину с Назарбаевым смотреть.
Религия Великой и Святой Победы — "одной на всех, мы за ценой не постоим" — приобретает колоссальную важность для РФ в контексте "осажденной крепости". Прошлое должно получить больший вес и вызывать больше страстей и эмоций, чем будущее. Фантазия должна доминировать над реальностью. В этом контексте, вообще-то, Мединский напрасно подскакивает. Потому что тут мифологичность 28 панфиловцев — сила, а не слабость сюжета. Мединский снова случайно сказал больше, чем хотел. Сюжет, действительно, мифологический — поэтому важно, что есть числительное (число всегда имеет магический смысл), и что оно должно оставаться именно таким. Аналогия с 300 спартанцами — снова оговорка. Я на месте Мединского пошла бы еще дальше, вспомнив, что учеников у Христа было именно 12. Потому что 13-й Его предал.
Может, кто-то тут сомневается в подвиге 12 апостолов? Мразь какая-нибудь?
Так вот, сомневаться в 28 панфиловцах — то же самое. Потому что они и есть апостолы. Апостолы Великой Победы.
Пикантность состоит в том, что Мединский — доктор именно исторических наук. И это тоже прекрасно и уместно в данном контексте. Когда для историка факт или документ не имеет значения, а сама история важна только в плане ее мифотворческого потенциала, оказывается, что и прошлое как таковое не существует. Главная характеристика прошлого - не предсказуемость или непредсказуемость, как твердят зубоскалы. Главное в прошлом — его утилитарность. Ну, вы знаете, нынешние "кремлевские реалисты" любят поговорить о своем прагматизме. Вот и отношение к прошлому у них самое что ни на есть прагматичное. Все, что можно использовать, — в дело, что нельзя — в топку.
Российский прагматизм построен на принципиальном отказе от веры. Поэтому, кстати, так жалко выглядит в свите президента Путина патриарх Кирилл, несмотря на все его дорогостоящие "котлы", "лодки" и "тачки". Невозможность веры — настоящей, а не суррогатной — обусловлена исключением из смыслового поля такой категории как правда. Ведь правда - это не то, во что верят. Даже вера миллиардов не сделает миф историческим фактом. Вера обусловлена существованием правды, а не правда - фактом веры. Во всяком случае, для христианства это именно так.
Поэтому христианству приходится потесниться, уступая место победобесию. Потому что оно-то дает возможность поменять правду и веру местами. Мединский сказал об этом почти открытым текстом, объявив полезный миф правдой, в которую следует верить, — если только ты не мразь. Принципиальный отказ от правды в пользу веры — основа российской государственной идеологии. Которая постоянно убеждает — и уже убедила — своего реципиента в том, что "правды никто не узнает". А значит, какая разница, в чем она состоит? И есть ли она вообще? Правда - это то, что нам полезно. То, что представляет собой "хороший миф".
Надо признать, что Россия действительно ведет колоссальную войну. В которой Украина со своим Донбассом и Крымом, Сирия со своим Алеппо и гумконвоями и даже сами США со своим плутонием — только отдельные поля сражения. Ее битвы все как одна — на небесах. Или, точнее, в эфире. Запад демонизируется не напрасно — потому что он рационален, и его "аморальность" не в однополых браках и презервативах, а в том, что он апеллирует к реальности факта. Что с точки зрения русской духовности, вскормленной "хорошими мифами" — просто ересь. Это открытие, кстати, сделал Достоевский и прокричал его во все уши: "Если Бога нет — значит, все можно". И сам же показал, как это работает, включившись в пропаганду и в создание "полезных мифов": если исключить из веры правду (она же — Бог), человека можно заставить верить во что угодно. Хоть бы в то, что 28 панфиловцев остановили танковую армаду Чингисхана при Фермопилах.
"Подвиг 28 панфиловцев" важен Великой Стране не столько в контексте Великой Победы в Великой Отечественной, сколько в контексте победы над реальностью. Главное слово из всех, сказанных Мединским, — "неважно". Неважно, сколько их было. Неважно, как их звали. Неважно, выжил кто-то или нет. Неважно, были ли они вообще. Везде, где речь заходит о конкретных фактах, мы тут же видим вот это "неважно". Неважно то, что происходило и происходит на самом деле. А тот, кто считает иначе, — "мразь конченная".
Потому что между подвигом панфиловцев и сбитым "Боингом" в этом контексте "хорошего мифа" нет ни малейшего зазора. Если панфиловцы не герои, и даже если их не было строго двадцать восемь, значит, "Бук" был российский.