Шпион Нарышкин и призрак Коминтерна. Россия хочет легально вербовать агентуру

России нужно воспользоваться опытом Коминтерна для изменения мирового порядка, заявил директор Службы внешней разведки Сергей Нарышкин, выступая на круглом столе, посвященном истории этой организации. "Сегодня, когда Россия стоит в авангарде глобального изменения мироустройства, из опыта Коммунистического Интернационала могут быть извлечены весьма полезные прикладные уроки", — сказал он.

Заявление широко процитировали российские новостные каналы, но вне России его почти не заметили. Точнее, заметили, но не стали выделять из потока заявлений других российских фриков, вроде Димона Медведева, и не восприняли всерьёз. И зря — всё очень серьёзно. Включая претензию на глобальное изменение мироустройства.

Что собой представлял Коминтерн

Коминтерн был организацией, объединявшей, по первоначальному замыслу, коммунистические партии всего мира. Коммунистические – это те, которые выступали за насильственное свержение власти в их стране, отвергая социал-демократический путь построения всё более правового и социального государства в рамках либеральной демократии, основанной на уважении к собственности как основе прав личности. Провозглашение курса на вооруженное насилие было главным условием членства в этой организации.

Между тем, как свидетельствует исторический опыт, все перевороты коммунистического образца неизменно ведут:

• К массовому террору;
• К сворачиванию демократии и сосредоточению власти в руках узкой группы лиц, жонглирующих левой демагогией о "всеобщем равестве;
• К тупику в развитии страны и общества, их деградации.

Настоящее устройство общества, образ которого входившие в Коминтерн партии провозгласили своим идеалом, исчерпывающе описано в двух книгах Оруэлла: "Скотный двор" и "1984". Разумеется, таких описаний куда больше, разной степени точности и объективности. Но для исчерпывающего знакомства с тем, что собой представляет настоящий коммунистический строй и во что, без каких-либо исключений, вырождаются попытки построить "общество равенства трудящихся", этих двух книг достаточно.

Хищные химеры Маркса

Причина провальности коммунистического проекта не составляет тайны. Марксизм изначально двойствен, сочетая научный подход с псевдорелигиозным фанатизмом. Научная часть марксизма дала основу для подробного описания экономического устройства либерального капитализма, и в этом качестве актуальна и сегодня, как актуальна в физике механика Ньютона. Сам либеральный капитализм подошел в наши дни к пределу развития и мало-помалу вытесняется иным социальным устройством, цельного описания которого пока не существует. Это вызвало оживление на темной стороне марксизма, адепты которого, начиная с самого Маркса, объявляли коммунизм социальным строем, который сменит либеральный капитализм.

Порочность этого утверждения легко доказывается даже в рамках светлой стороны марксизма — на основе работ, опять-таки, самого Маркса. В действительности "коммунизм" был и остаётся светской религией, возникшей на обломках феодального общества, не сумевших вписаться в либеральной социум. В плане личном такими обломками были и неприкаянный Маркс, и благополучный викторианский фабрикант Энгельс — и, разумеется, все идеологи российского большевизма. "Коммунизм", сносящий капитализм грубым насилием, а не в результате социальной эволюции, и способный после этого выстроить на его обломках "справедливое общество", не вписывался ни в какую теорию. Но Марксу очень уж сильно хотелось отомстить за свои обиды, реальные и вымышленные. С помощью грубых подтасовок и умолчаний, режущих глаз при знакомстве с его работами, он вшил в научный марксизм заведомо ложные положения, ставшие затем основой изуверского культа с массовыми человеческими жертвоприношениями.

Сам Маркс как личность был талантливым и харизматичным социопатом, формировавшим возле себя круг психологически зависимых от него лиц, и ненавидевшим тех, кто был ему не по зубам, а также современное ему общество, в котором он не сумел достичь комфортного для себя положения. В творческом союзе с психологически зависимым от него Энгельсом он смог верно понять и доходчиво изложить экономическое устройство капитализма, но привнес в это описание темный мир своих мстительных фантазий. Этот мир до сих пор влечет к себе тех, кому, в силу разных причин, не удаётся социально вписаться в капитализм.

Универсальность русского большевизма

Популярность партий, включающих в свои программы положения о разрушении либерально-демократического социального устройства посредством отказа от неприкосновенности частной собственности и равенства всех перед законом ("экспроприация экспроприаторов" и "диктатура пролетариата") прямо связана с процентом лиц, не вписавшихся в реалии либеральной демократии. Как следствие, популярность компартий в промышленно развитых странах, пережив пик периода индустриализации и урбанизации, вскоре сходит на нет, а радикально левые идеи становятся уделом социальных аутсайдеров, не обязательно, кстати, малоимущих. Зато в периоды кризисов и массовых миграций социальная база левых радикалов взрывообразно расширяется, и большевизм возрождается под новыми брендами, отмежевавшись от скомпрометированных лозунгов и практик. Впрочем, и эти лозунги, а за ними и практики, неизменно возвращаются из небытия, если кризис длится достаточно долго, чтобы большевики начали эволюционировать уже как партия власти.

В стабильных феодальных обществах большевики также непопулярны, ровно по той же причине: для них там нет социальной базы. Только раскачав систему социальных связей и добившись её частичного разрушения, можно получить достаточное число агрессивных маргиналов для захвата власти под большевистскими лозунгами. При этом, будучи принципиально аморальными и не стесненными никакими табу, большевики получают инструментальное преимущество перед любым противником, кроме тех, кто в борьбе с ними готов быть столь же неразборчив в выборе средств, как и они. Успешно противостоять большевизму может только бескомпромиссный террор, обращаемых на всех, кто хотя бы заподозрен в его поддержке — безжалостная тактика чумного карантина: жертвовать немногими ради спасения многих, и этот факт подтверждён рядом исторических примеров. Но политики, сформировавшиеся в либеральном обществе, за редчайшими исключениями не способны действовать столь решительно, а любые другие меры на короткой дистанции ведут к проигрышу большевикам. На длинной дистанции работает подъём экономики и жизненного уровня, но это требует времени и подходящих условий. Между тем, с беспредельщиками, зачастую прячущимися за спинами распропагандированных ими обывателей, зачастую нужно разбираться немедленно, имея на принятие решений иной раз даже не часы, а минуты, когда невозможно отделить виновных от случайно вовлеченных.

Термин "большевизм" введен сейчас на смену "коммунизму" вполне сознательно. Партия, созданная Лениным, ещё одним талантливым социопатом, одержимым, как и Маркс, властью и признанием, стала самым удачным в истории антилиберальным/ неофеодальным проектом, и была сотни раз воспроизведена по всему миру, в бесчисленном числе вариантов с учетом местных условий. Ставка на низменные инстинкты маргинальных/ криминальных низов, набирающих мощь в условиях кризисной десоциализации, оказалась всепобеждающей, правда, только в кризисных/ переходных обществах. Впрочем, даже в периоды глобальных кризисов большевизм не достиг бы успеха по всему миру, если бы его клоны не получали поддержку со своей идеологической родины.

В свою очередь, российские большевики обрели в этих клонах инструменты глобального влияния, сведя их в Коминтерн. Задуманный Лениным как международная организация, равноправно объединявшая компартии всего мира, Коминтерн вскоре превратился в инструмент Кремля, используемый для взлома либеральных демократий с различными целями: от кражи интеллектуальной собственности до организации большевистских переворотов.

Почему иностранные клоны большевиков слабее российского оригинала

Эволюция Коминтерна была неизбежна, минимум, по двум причинам. Во-первых, равноправия в большевистском сообществе не бывает. Большевизм отрицает любое право, кроме права силы. Во-вторых, Россия приняла в себя большевизм очень органично.

Причина этого и очевидна, и сложна. Российский социум хронически маргинален, он веками пребывает в неопределенно-кризисном состоянии, а большевизм — идеология маргиналов. Сложнее кратко объяснить причины это вечной кризисности, не имеющей аналогов в мире, хотя и тут нет никаких загадок.

Исторически Московия являет собой кладбище социальных проектов, ни один из которых не был доведен до жизнеспособного результата. Причина — существование "на семи ветрах". Между урбанизирующимся торгово-ремесленным Западом, юго-восточной степью и северо-восточной границей, открытой для соблазнительной, но затратной и плохо окупаемой без больших вложений экспансии, возникало слишком много конкурирующих вариантов развития, а их набор изменялся слишком быстро и непредсказуемо. Как следствие, в Московии не сложилось стабильного социума, способного к поступательному эволюционному развитию. Ни феодальной монархии европейского типа, предполагающей взаимные права и обязанности двух сословий и способной породить в дальнейшем третье, защитив его от произвола на ранней стадии роста. Ни полноценного христианства – русское православие, по сути, есть форма агрессивного язычества, прикрытая формальной христианской обрядностью. В связи с эклектичностью эту недорелигию раздирают внутренние противоречия, и она не обретает устойчивой субъектности вне системы светской власти, которая возрождает её снова и снова. Не сложилось в Московии, сменившей имя на "Россию" ни европейского государства Нового времени, ни азиатского варианта позднего феодализма из той же эпохи, поскольку и они предполагают жесткие стандарты социального поведения для всех, а для правящих классов – в первую очередь. Но каждый такой проект, сходя со сцены, оставлял за собой набор руин — не упокоенных идей и мифов, скрепляемых воедино только чистым произволом. По сути, это и был протобольшевизм, так что идеологи большевизма во главе с Лениным лишь соединили больные фантазии Маркса с больной российской реальностью. Большевизм Ленина, равно как и необольшевизм позднего путинизма, впитавший в себя искаженные отголоски неолиберальных идей, являются мутациями одной некрокультуры, мимикрирующей под любой, модный в данный момент тренд, но способной только потреблять не создавая ничего своего, и скверно копировать заимствованные на стороне внешние формы, не заморачиваясь их реальным содержанием.

Когда мир входит в фазу поступательного развития, такое социальное кладбище неизбежно вытесняется на периферию. Поначалу его обитатели страдают от самообличения и нищеты, а затем, устав страдать, изобретают теории собственного величия и особой миссии. Эти теории они и пытаются реализовать в период глобальных кризисов, расширяющих социальную базу их поддержки в России и за её пределами: очередная генерация большевиков начинает рассылать свои споры по всему миру. Цель такого заражения прагматична: захват ресурсов и получение дополнительных рычагов давления на развитые страны. Последнее для России крайне важно, поскольку даже в периоды кризисной экспансии она не может обойтись без импорта разработок и готовых изделий развитого Запада. Правда, по мере того, как между Западом и Россией растёт цивилизационный разрыв, возможности освоения таких трофеев сужаются – для русских они оказываются слишком сложны. Импорт социальных идей захирел 120-150 лет назад, технологий – не позднее середины 60-х годов прошлого века, так что сейчас Россия может импортировать только готовые изделия, применение которых не требует знаний об их производстве и устройстве.

Зато кризисное клонирование большевизма в отсталых странах и маргинальных сообществах развитых стран по-прежнему бывает успешным. В списке российских успехов — все тоталитарные режимы XX- XXI веков: китайский маоизм и другие диктатуры Юго-Восточной Азии, два десятка ближневосточных и африканских стран, Куба, Афганистан с вечной гражданской войной, оккупационные режимы Восточной Европы, а бонусом — системный международный терроризм, включая глобальный исламский. Все они возникли при прямой поддержке СССР — военной, финансовой и политической, осуществленной, в числе прочего, с помощью механизмов Коминтерна. Приход к власти Гитлера тоже стал следствием интриг Коминтерна в Веймарской республике, хотя и непреднамеренным.

Хорошая новость в том, что страны, зараженные русской некрокультурой в ходе кризиса или в результате оккупации, имеют шанс на выздоровление, и многим удалось излечиться. Плохая – многим, но не всем, и это в любом случае трудный процесс, а последствия социальной близости с Россией сказываются десятилетиями самым скверным образом. Россия же, по-видимому, неизлечима. Во всяком случае, как целое.

Примеров до 1917 года также в избытке, но их разбор увел бы нас далеко в сторону. Вернемся в наши дни: к Нарышкину, опыту Коминтерна, его возможному возрождению и последствиям этого.

Куда пропал Коминтерн и что означает его возрождение

Для нового наступления необольшевизма наша эпоха подходит идеально. Огромные волны миграции на Запад из стран бывшего Третьего мира и мультикризис переходного периода от капитализма к посткапу расширили его социальную базу. Это благоприятствует созданию на Западе разного рода прокремлевских структур. Так что предложение Нарышкина сделано очень своевременно.

Исторический Коминтерн никуда не пропадал — он просто принял другую форму. Его низовые структуры были растворены в советских спецслужбах, а центральный аппарат формально распущен в 1943 году за ненадобностью, и чтобы не раздражать англо-американских союзников, без помощи которых СССР ничего, кроме разгрома, не светило. Возрождение Коминтерна в наши дни означает воссоздание его как структуры для открытой вербовки российскими спецслужбами зарубежных политиков и гражданских активистов или лиц, которых затем объявят таковыми, снабдив ресурсами для деятельности в интересах Кремля.

Такая вербовка десятилетиями проводилась и проводится сейчас, очень широко — но тайно. Её проведение ещё и в открытую качественно изменит масштабы инфильтрации и вынудит западные правительства противодействовать ей в рамках закона. Но, оставаясь в этих рамках, Запад неизбежно проиграет. Единственный способ переиграть Кремль – синтезировать опыт чрезвычайных мер борьбы с исламским терроризмом без оглядки на юридические формальности; от тайных операций Моссада до тюрьмы на Гуантанамо, и применить результат его синтеза в многократно больших масштабах.

О том, что Западу нужно изменить отношение к России, лишив её государственного признания и рассматривая как террористическую организацию, контролирующую захваченную ей территорию, прозорливые политики, вроде У. Черчилля заговорили больше века назад. Это позволило бы делегитимизировать Кремль юридически, выведя борьбу с ним и с аффилированными с ним структурами за рамки законов, ограничивающих применение насилия к отдельным людям, организациям и государствам.

Но для современно Запада такой шаг крайне сложен, и психологически, и технически. Запад сегодня к нему просто не готов, а Россия слишком глубоко встроена в мировую систему межгосударственных отношений. Но и полумеры в этом вопросе неизбежно приведут к выигрышу Кремля.

Очевидно, что ситуацию нужно менять постепенно, в несколько ходов. И первым шагом на пути к изменению отношения к России должно стать изменение отношения к угрозам, озвучиваемым её функционерами разного уровня, якобы, в частном порядке. Такие угрозы необходимо воспринимать всерьез, отвечая действием, а не отмахиваясь от них. Ляпнул Медведев или Киселев про "радиоактивный пепел" – и ядерные силы стран НАТО молча пришли в боевую готовность. Ляпнул Нарышкин про "новый Коминтерн" – и западные спецслужбы начали отработку методов борьбы с теми, кто уверен, что законные методы против них не сработают. Это действительно так, и, значит, нужны внезаконные методы, допустимые против особо опасной организации, и решение об их применении. И структуры, способные их применять, лучше создать сразу же, не дожидаясь возрождения Коминтерна, с тем, чтобы встретить его в полной готовности. Тем более, что потребность в таких структурах назрела уже давно: Запад, да и весь мир, плотно набиты российской агентурой, с которой иначе просто не справиться.