Продолжение иными средствами. Что нам нужно изменить в войне с Россией

Чтобы разобраться в деталях, изменим постановку вопроса. Как должна выглядеть победа Украины?

Победа наша и не наша

Очевидно, что возвращения на границы 1991 года будет недостаточно. Из освобожденных районов должны быть высланы российские переселенцы, кроме военных преступников, которым придется задержаться с отъездом. В Украину должны быть возвращены её граждане, как дети, так и взрослые, вывезенные в Россию. Украине должны быть выданы военные преступники, совершавшие преступления в отношении украинцев как на оккупированных территориях, так и в самой России. Их десятки, если не сотни тысяч, и если десяток-другой главных виновников будет судить Международный трибунал, то с остальными придется разбираться нам. Украина должна восстановить всё, что было разрушено и потеряно, включая компенсацию отдельным гражданам: за потерю имущества, ранения, увечья, гибель близких и моральный ущерб. Естественно, всё за российский счет. Должен быть также поставлен вопрос о компенсации Россией всех затрат, понесенных Украиной на ведение войны и нашими союзниками — на оказание помощи Украине.

Осуществима ли эта программа по результатам простого выхода на границы 1991 года? Едва ли. А ещё победа Украины в понимании Украины принципиально отличается от поражения России в сегодняшнем понимании Запада. Победа для Запада – возврат к статус-кво для Запада: "чтобы всё это закончилось". Конкретно: чтобы не надо было тратить деньги на Украину и можно было торговать с Россией как раньше. Ещё, чтобы в Кремле сидела послушная Западу команда, и бензоколонка не выпендривалась. "Границы 1991 года" носят здесь скорее формально-воспитательный характер. Ради главных пунктов их можно и подвинуть.

Общий образ победы, устраивающий как наших союзников, так и нас, неизбежно будет компромиссным. Наша задача – приблизить компромисс к нашему видению. Поиску такого компромисса и глобализации восприятия конфликта были посвящены встречи, проходившие в Копенгагене и Джидде, с возрастающим числом участников, и без участия России. Это хорошая практика — Россию не нужно допускать на них до тех пор, пока в рамках этих встреч не сложатся устойчивые блоки интересов различных государств. "Украинский мирный план" из десяти пунктов, и предложение о создании рабочих групп из представителей государств-участников по каждому из них – неплохой способ выявления и консолидации этих интересов.

Конечно, до рабочего плана, с привязкой к местности и экономическим реалиям, ещё далеко. Это нормально – главное не путать с таким планом предварительные "десять пунктов Зеленского", и не прекращать усилий по его конструированию.

А что с Тайванем?

Как уже сказано, российская агрессия против Украины – часть глобального конфликта между условным "Западом", блоком наиболее развитых либерально-демократических стран, оформившимся после 2 МВ и начавшим расширение после краха СССР, и блоком тоталитарных режимов. Последний сложился по итогам индустриализации Китая, предпринятой Западом в расчете на постепенную либерализацию КНР, и распада СССР, к которому Западе оказался не готов.

Общего плана атаки на Запад у антизападного блока нет, как, впрочем, не было его и у держав Оси в ходе 2МВ. Китай недоволен Путиным, который преждевременно, с точки зрения интересов Пекина, развязал широкомасштабную войну в Украине. Но он корректирует планы, стремясь максимально использовать эту войну для подготовки захвата Тайваня, военным путем или принуждением США к его сдаче, возможно даже, внешне пристойной, и пошаговой.

Чтобы понять внешнюю политику Китая, нужно вспомнить циклы его развития под властью КПК. Провалив индустриализацию ("Большой скачок вперед"), Мао Цзедун, борясь за власть, объявил виновными часть партийных элит, отвечавших за экономику, и устроил их чистку ("Культурную революцию"), выбросив на расправу недовольному охлосу. В итоге, Мао удержался, наводнив госаппарат военными, но развернул Китай на путь северокореизации. После его смерти, в 80–90-х, Дэн Сяопин, а затем Цзян Цземинь провели чистку элиты уже от силовиков, создав иллюзию либерализации, и приведя в страну западные инвестиции. Это создало конкуренцию партийной карьере, когда самые талантливые, пробивные, с хорошими связями стали выбирать карьеру в ТНК. Приток в КПК "худших из лучших" снизил качество управления, и без того низкое, в силу жесткой индоктринации. А, поскольку законы политэкономии обмануть нельзя, то возможности балансирования между глобальной либерализацией и национал-авторитаризмом КПК, под вывеской мифического "третьего пути", вскоре исчерпались. Это вызвало цепочку экономических кризисов, требующих решений. Попросту говоря, нужно было либо закручивать гайки, либо ограничивать власть КПК.

Победил Си, во главе фракции закручивания гаек. Это ведет Китай к повторению сценария Мао: разрыву с источником неоправдавшихся ожиданий (при Мао — с СССР, при Си — с США), милитаризации общества перед лицом военной угрозы, неважно, насколько реальной, игре на обострение, и уходу в более или менее автономное экономическое плавание. Но Китай сейчас устроен сложнее, чем при Мао, и очень глубоко интегрирован в западную экономику и технологические цепочки. Выдернуть его оттуда почти невозможно. Даже менее развитую РФ оказалось невозможно изолировать полностью.

Для обретения хотя бы относительной технологической независимости от Запада Си нужен тайваньский технологический хаб, куда Запад закачивал передовые технологии, которые не решался передавать Пекину. Это, по расчетам Си, позволило бы Китаю окуклиться от Запада на 10-15 лет без катастрофического отставания, встать за эти 15 лет на Третий путь, и развиваться уже по собственной модели. На самом деле — нет, поскольку никакого "Третьего пути" не существует, но Си этого не понимает и другим не велит.

Тайваньский хаб нужен Си в целом виде, а не в руинах. Это исключает продолжительные бои за Тайвань, а значит, остаются два варианта: либо взять США на испуг, заставив уступить, либо захватить Тайвань в ходе операции "Тайбэй за три дня". Ответ США здесь возможен один: помощь Тайваню в вооружении, плюс заверение в своём вмешательстве в вооруженный конфликт. И Китай рассматривает конфликт в Украине как способ оттянуть от Тайваня часть западных ресурсов.

Это сработает в рамках идеологии локального конфликта и не сработает при смене парадигмы на глобальный конфликт, с переводом ОПК на военные рельсы. Кроме того, Пекин нуждается в западных технологиях, в том числе и для военного производства. Как следствие, противостояние с Западом разыгрывается крайне осторожно. Пекин не ввязывается в украинский конфликт напрямую, и, хотя не присоединяется к западным санкциям, избегает действий, которые Запад расценил бы как повод для введения вторичных санкций. Дипломатическую поддержку Пекин оказывает Москве тоже осторожно, он не "за Россию, против Украины", а против Запада, который снабжает Украину оружием, способствуя эскалации конфликта. Зато в глобальных соцсетях, запрещенных в самом Китае, китайцы энергично продвигают месседжи из кремлевских темников на английском языке.

Содействуя российскому давлению на Запад, но без явного конфликта с ним, Китай выжидает момент для решения тайваньского вопроса. Если же Кремль проиграет, Пекин не станет спасать его от поражения, но уже сейчас резервирует за собой участие в мирных переговорах по Украине, с целью сохранить влияние на Россию. По меньшей мере – как на источник сырья.

В то же время США вынуждены делить внимание и ограниченные ресурсы мирного времени между Украиной и Тайванем. На фоне приближения нового электорального цикла, когда США замыкаются от мира, погрязая во внутренних дрязгах и изоляционистских настроениях, мобилизационные лозунги сработают против нынешней администрации. Приходится маневрировать тем, что есть, и Байден просит Конгресс финансировать вооружение для Тайваня в рамках дополнительного бюджета для Украины. Это пока не означает урезания украинских поставок, а лишь ускоряет поставки оружия Тайбэю на фоне растущей угрозы со стороны Китая, но звонок для нас тревожный. Си тоже торопится: на фоне падения экономики и роста безработицы ему нужно показать успех. Китай не монолитен, напротив, он очень неустойчив политически, и разнообразен культурно, а экономически развит крайне неравномерно. В целом, налицо тройной дисбаланс — национальный, географический и социальный. Права на самоопределение нет, самовыражение жестко дозируется, политическая власть сосредоточена на Севере, а юг производит практически все экспортные товары. Север лоялен КПК, а чем южнее, тем эта лояльность более условна. Чем выше стоит китаец в социально-экономической иерархии, тем хуже его отношение к Мао Цзэдуну. Си, как и Мао на старте культурной революции, апеллирует к низшим слоям общества, но подкупить их экономически ему сейчас нечем. Остаются темы "социальной справедливости" и "государственного величия". К тому же обострение отношений с США загонит в изоляцию от Запада и противников разворота на маоизм.

Иными словами, Тайвань неизбежно будет оттягивать на себя всё большую часть ограниченных ресурсов западного ОПК мирного времени. Запуск на полную мощность тайваньской и южнокорейской оборонки, а также ОПК стран Восточной Европы, который сейчас мало-помалу происходит, и вывод существующего западного ОПК на максимальную мощность решает проблему только отчасти. Как и в ходе 2МВ ключевым вопросом является перевод американской экономики на военные рельсы, а с ним всё пока обстоит очень сложно. И неизвестно, что будет в 2025, после выборов 2024 года. До которых, нам, кстати, ещё нужно дожить.

Путин, затягивая войну, рассчитывает, что Китай все-таки ввяжется в военный конфликт из-за Тайваня, и это обрушит поток помощи Украине. Полностью – едва ли, но объёмы помощи действительно снизятся. Воспользовавшись этим Путин рассчитывает предпринять новую попытку блицкрига "Киев за три дня 2.0.", поставив всех перед совершившимся фактом.

Что нам со всем этим делать?

Очевидно, нам нужно критически пересмотреть как ближайшие, так и отдаленные цели Украины в этой войне. О скором освобождении всей захваченной территории можно пока забыть, а наступления – слишком затратны. Зато мы можем доставать до Крыма, а, если постараемся, то и до российского побережья, вплоть до Адлера. В сумме видна рациональная тактика: строить линию глухой обороны, и одновременно наращивать всеми способами дальность и количество средств поражения. Цель — не позволить русским закрепиться на захваченных территориях, создав им невыносимые условия. Такие же условия нужно создать на тех российских территориях, до которых мы сможем дотянуться. Многое в этом направлении сегодня уже делается.

Самое сложное тут – достижение понимания с союзниками. Нужна разъяснительная кампания, нацеленная не столько даже на политиков, сколько на западных избирателей, на тему того, почему наступление идет медленно, а помощь нужна, и во все больших объемах. Важнейшей частью этой кампании должен стать образ преступного российского режима, внедрение которого в западную повестку идет пока с недостаточной интенсивностью.

Если союзники запрещают нам использовать по России поставленное ими оружие, мы должны произвести для этих целей своё, какое сумеем. Вплоть до аналогов "Шахедов" и даже палестинских "Кассамов", а если создадим и поставим на поток что-то лучшее – отлично. Параллельно нам нужно непублично работать с западными политиками, продвигая более реалистичный план победы над Россией, с учетом их и наших возможностей, а также угрозы открытия второго фронта на Тайване. На основании этого плана нужно добиваться снятия запретов на применение их поставок по российской территории. Как вариант, возможны поставки комплектующих для отверточной сборки формально украинских изделий, как в Украине, так и на арендованных производствах в сопредельных с Украиной странах. На эти производства можно приглашать и украинцев, выехавших в Европу – как компромисс, позволяющий мужчинам избежать в дальнейшем претензий за уклонение от мобилизации. Вариантов много, но главное — общая стратегия: временный отказ от попыток наступления, построение прочной линии обороны и перемалывание всего, до чего мы дотянемся за нынешней линией противостояния. Можно даже назвать это "полукореизацией": аналогом демаркации по 38-й параллели, но без прекращения огня, а, напротив, с постоянным наращиванием его интенсивности.

Конечно, и нам будут прилетать ответы. Но, с опорой на западную помощь в укреплении ПВО, время будет работать на нас. Кроме того, россияне психологически не готовы к тому, что война придет к ним в дом.

Это жестоко по отношению к тем, кто оказался под оккупацией. К тому же, всё, что будет разрушено на нашей территории, нам придется восстанавливать. Но иных вариантов сегодня нет. То, за чей счет будет восстановление, определится по результатам войны, а они зависят от нашей непримиримости сегодня. Поэтому подход должен быть жестким: украинцы, уходите из оккупированных областей, пусть даже в Россию, потом будем вас выручать, а, кто-то, возможно, сможет выбраться и сам. Да, это очень скверно, как была скверным решением и сдача азовцев в Мариуполе, но, ситуация, ни тогда, ни сейчас оставляла выбора. Предложение уезжать должно быть официально сделано и мирному населению в доступных для нас приграничных регионах России. 

Добиться от наших союзников поддержки этой тактики будет непросто, но у нас нет других вариантов. У них, у союзников, их, кстати, тоже нет – и на это должны упирать наши переговорщики. Никакие поставки западных вооружений в пределах реально возможных сегодня, не обеспечат нам решающего преимущества по чисто количественным причинам. Московитов просто больше, и у них ещё много старого, но работоспособного оружия. Зато, уничтожая российский тыл можно затруднить поставки этого оружия и московитского мяса на фронт.

В принципе, Украина уже успешно действует в этом направлении нанося удары по российским тылам на оккупированной территории, по коммуникациям в Черном море, по мостам в Крыму, по приграничным территориям, а, с помощью БПЛА, доставая и до Москвы. Масштабы таких операций пока минимальны, зато эффект – очень заметный, как и от ликвидации российских военных преступников в тылу врага. Кроме того, такие операции относительно недороги для нас по затратам на них, и понесенным потерям, а, значит, их нужно расширять, оставляя наступление до лучших для нас времен.

Второй фронт – дипломатический: максимальная изоляция России везде, где только возможно. Максимально черный образ, напрямую отсылающий к гитлеризму. Максимально наглядные сравнения. В перспективе — изгнание России из всех международных организаций, включая ООН. Истории с украинской фехтовальщицей, добившейся права не пожимать руку россиянке, и отмененной поездкой Путина в ЮАР – примеры успехов в этом направлении. Нужно продолжать действовать на них, удесятеряя усилия. 

Прогнозы о быстрой деградации российской экономики, скорой смерти, уходе или свержении Путина, вступлении России в зону нестабильности, не то, чтобы совсем неверны, но сбываются медленнее, чем нам того хотелось бы. Надежды на быстрое продвижение ВСУ не оправдались. Мы находимся на очень длинной дистанции, а наша война – на периферии глобальных процессов. Как следствие, нам нужно быть крайне экономными, в первую очередь – относительно людских потерь. После войны нам предстоит ещё более длинное восстановление – и, если одно только разминирование наших территорий потребует, по примерным подсчетам срока в 700-800 лет, нам уже сегодня нужно думать о том, как потребовать у России в качестве компенсации, её незаминированные, подходящие для жизни территории, освобожденные для заселения украинцами. Говорить об этом, вероятно, рано. Но думать, и готовить базу для выдвижения этого требования и его поддержки на международном уровне – самое время.