Персона недели: Готова ли Меркель похоронить Шенген
31 августа канцлер Германии Ангела Меркель предъявила странам-членам ЕС нечто вроде ультиматума: если вопрос распределения мигрантов в Европе останется нерешенным, это поставит под вопрос целесообразность дальнейшего существования Шенгенского соглашения. Хотя нельзя исключить, что нашествие беженцев с севера Африки и стран Ближнего Востока могло послужить всего лишь поводом для выяснения отношений.
Министр внутренних дел ФРГ Томас де Мезьер также заявлял, что Германия задумалась об отказе от Шенгена из-за мигрантов. Другие страны, намекнул де Мезьер, должны брать на себя больше ответственности за беженцев, прибывающих в Европу. Вместо этого национальные правительства пытаются усилить пограничный контроль, что противоречит сути Шенгенского соглашения, воплотившего один из трех основополагающих принципов единой Европы - свободное и беспрепятственное передвижение людей по территории всех стран, которые ее подписали. Впрочем, это соглашение не было рассчитано на то, чтобы аккумулировать на территории ЕС дополнительные анклавы "не-граждан".
Но здесь стоит уточнить: большинство беженцев вовсе не являются мусульманами-суннитами, потенциально опасными для Союза, что порождает дополнительное человеческое измерение этой масштабной трагедии. Иными словами, возвращаться всем этим людям - христианам, езидам, курдам, и так далее - некуда, и депортировать их - явно бесчеловечно. Но и с этим возникают болезненные вопросы, а также вопросы "шкурные". В конце концов, беженцы тоже "себе на уме" - им не приходит в голову перемещаться в Россию или Индию, в тот же Иран (США и другие англосаксонские "континенты свободы и безопасности" находятся просто географически далеко).
Жертвы зеленого террора и пассионарности фанатиков стремятся к горящим во мраке "многополярного" мира теплым фонарям ветшающих социальных государств. Преимущественно в Германию, Францию и Великобританию, где - при всей брутальности такого определения - исторически неевропейские общины разрослись до таких масштабов, что игнорирование их интересов может стоить политической карьеры ключевым властителям дум и мандатов. Отдельно необходимо подчеркнуть, что все эти эксцессы с итальянской береговой охраной, похоже, реконструирующей сражение при Лепанто с каждым новым ковчегом с юга, входящим в территориальные воды, прорывы беженцев сквозь Македонию и хаос на железнодорожных вокзалах Будапешта - для ЕС более чем несвоевременны. Европа еще не переварила более острые вызовы своему нынешнему modus vivendi.
Это, во-первых, долговой кризис в Греции, и, во-вторых, нарастающая военная угроза со стороны России. В первом случае - это вопрос углубления интеграции (а именно передачи полномочий от безответственных популистов на национальном уровне к бесстрастным технократам из Брюсселя), во втором - общей внешней и военной политики. Взрыв миграции указывает на необходимость общей полицейской политики.
Она же, в свою очередь, обязана проистекать из некоего усредненного понимания европейских ценностей и культурного наследия, или стандарта. Лишь декоративность религиозности и обрубание обратного пути в культурно неевропейскую социальную (и информационную) среду как ультимативное требование для предоставления права на проживание на территории ЕС (или возвращение от мультикультурализма, выродившегося в геттоизм - к американскому "плавильному котлу") не может гарантировать Европе реальную безопасность. Однако подобные формулировки даже сегодня попадают под молот демагогии групп специальных интересов, откровенно зарабатывающих очки на инфантильных представлениях о том, как устроен мир. Даже атавистическая ксенофобия и потрясание мощами никогда не существовавшего "старого доброго прошлого мира наций" принимаются как нечто более приемлемое.
Поэтому именно в руках Ангелы Меркель сегодня находится джойстик судьбы - и куда именно, причем во всех трех упомянутых выше направлениях двинется ЕС - вполне вероятно, теперь зависит от нее. Впрочем, следует сделать ряд важных уточнений. Во-первых, несмотря на стабильно устойчивую популярность Меркель в самой Германии - следующие выборы предстоят ей лишь через два с лишним года - немецкий канцлер отнюдь не является некоей европейской "императрицей". Немалую роль в этой европейской директории играют и четверо лидеров ключевых европейских институтов - главы Комиссии, Совета ЕС, Европейского центрального банка и Европейского парламента, а также президент Франции Франсуа Олланд. Который, заметим, тоже до весны будущего года может использовать свой электоральный масштаб. Поэтому среди лидеров стран-членов наиболее сильная позиция все же у Меркель, так что и спрос с нее больше.
Во-вторых, события вокруг Греции показали, что возможности Германии не безграничны. Берлин владеет в европейской политике своего рода "блокирующим", но не "контролирующим" пакетом акций. В-третьих, в последние годы можно наблюдать возрождение атлантизма и неоконсерватизма на востоке, северо-востоке и юго-востоке союза. Ключевую роль в этом процессе среди стран-членов играет Польша: ее новый президент, правый консерватор Анджей Дуда, с места в карьер попытался вклиниться в неспешную франко-германскую игру в четыре руки, в которую за годы деградации России превратилась политика Брюсселя в северной Азии. На западе роману Парижа и Берлина угрожает британский премьер, выигравший перевыборы в значительной степени из-за проблем на левом фланге политической жизни Альбиона и специфики островной избирательной системы.
Между тем, не являясь членом Шенгенского соглашения, Великобритания в силу своей имперской истории и иллюзий левых либералов в отношении как миграционной политики, так и открытости к сомнительным инвестициям, оказалась в тяжелом положении, которое не может быть смягчено Брюсселем, так как элементарно не относится к сфере его компетенции. Поэтому при всем финансовом могуществе Лондона его мнение в нынешнем пасьянсе европейских дилемм можно до поры до времени игнорировать. В то же время, восточные страны-члены ЕС обзавелись железным аргументом в пользу своей позиции отказа от участия в квотировании распределения беженцев с Ближнего Востока. Это - их готовность принимать мигрантов из Украины. Кроме того, из ассоциированных стран Союза Украина, похоже, обладает настолько огромной "рабочей" диаспорой в странах ЕС, что уступает по этому показателю разве что Турции, уже около полувека встроенной в экономику объединенной Европы. В общем же, Варшаве, Вильнюсу, Праге, Братиславе, Бухаресту, Будапешту и Софии гораздо проще иметь дело с более близкими культурно и исторически выходцами из Украины, нежели с арабскими и африканскими беженцами. Да и интегрировать вплоть до ассимиляции тоже. И это серьезный аргумент против "справедливого распределения мигрантов", на котором настаивают Германия, Франция и Италия.
Впрочем, следует обратить внимание и на то, что вызовы, исходящие с Ближнего Востока, России и недр международной финансовой системы, не могут трактоваться как исключительно угрозы Европе. Как по происхождению, так и по последствиям эти угрозы нацелены против всего западного мира. Поэтому вполне логично, что режим постоянных консультаций между Берлином и Вашингтоном возвращается к формату времен Холодной войны, а в самой Германии все быстрее расконсервируют американские военные базы, хотя еще несколько лет назад возвращение в Европу 300-тысячного американского контингента казалось фантастикой.
Как ЕС оказался крайним
Даже временно вынося за скобки явную попытку шантажа со стороны Берлина, тема вероятной приостановки Шенгенского соглашения сопряжена с массой нюансов, обсуждение которых заслуживает отдельного внимания. Прежде всего, на ком все-таки лежит ответственность за возникновение такого положения дел на Ближнем Востоке, которое превратило этот регион в миграционный Везувий?
В марте 2011 года Сирия попала в водоворот событий "арабской весны", и вскоре президент Ассад задействовал вооруженные силы для подавления протестов сначала в городе Дераа, а затем повсеместно. Осенью 2013 года - к этому времени в гражданской войне уже погибли десятки тысяч людей - Белый дом, вместо того, чтобы нанести ракетный удар по военной инфраструктуре утопившего страну в крови сирийского диктатора, пошел на сделку с Россией, имитировавшей лишение режима в Дамаске химического оружия. Как будто этим в принципе можно было удовлетвориться в условиях ползучей дестабилизации Ливии (вызванной неадекватно пассивным поведением государственного департамента в период министерства Хилари Клинтон - нынешнего основного кандидата в президенты США от Демпартии) и Ирака.
Безнаказанное, по сути, убийство в Триполи американского посла Кристофера Стивенса - вместо того, чтобы вылиться в максимально жесткую расправу над разного рода джихадистами, обернулось невнятицей. И было интерпретировано будущими функционерами ИГИЛ как проявление слабости Вашингтоном. Серия малодушных уступок в пользу внесистемных элементов, наивные попытки привлечь Москву к стабилизации положения стран региона, грубые ошибки США и других западных государств в постреволюционном урегулировании в Египте привели к той социальной и политической катастрофе, которую представляют собой сегодня Сирия, Ирак, отчасти Ливия и Египет.
Свою роль сыграли, разумеется, и несвоевременные внешнеполитические теории, еще недавно бытовавшие "при дворе" Барака Обамы в Вашингтоне, а также в Брюсселе и Берлине (причем присутствующие там не всегда бескорыстно, а представляющие предмет лоббирования своих интересов организованной преступностью и международным террористическим подпольем). Еще и сегодня нельзя сказать однозначно, насколько вегетарианские концепции сосуществования с зеленым фашизмом и гангстерской Россией выветрились из голов тех, кто, принимает решения в ключевых центрах западной цивилизации. Невзирая на факт нападения России на Украину и материализацию чаяний покойного бин Ладена - возникновение ядра ваххабитского "халифата" на востоке Сирии и западе Ирака.
Вина европейцев в том, что постбиполярный, или Мальто-Мадридский порядок и рутинное ближневосточное урегулирование рухнули в пропасть, значительно меньше, нежели последствия химер, окутавших Белый дом. Тем не менее, именно ЕС, непосредственно столкнулся с системными эффектами дестабилизации.
Как Германия поступит с "отказниками"
Существуют ли у Берлина аргументы, способные одновременно спасти Шенгенское соглашение (которое, впрочем, и впрямь устарело относительно новой, глобальной роли ЕС) и заставить спонтанно формирующийся "восточный блок" согласиться с политикой распределения тягот и рисков по размещению беженцев? Формально, да: постсоциалистические государства обладают лишь 27,1% мандатов в Европейском парламенте, в то время как Германия, Франция и Италия (страны, наиболее пострадавшие от нашествия) контролируют более 30% голосов. А если к ним - предсказуемо - присоединятся еще и Великобритания, Австрия, Испания и страны Бенилюкса, то становится ясно, что в парламентской игре у "отказников" нет шансов.
В разрезе формирования бюджета ЕС ситуация выглядит для восточного лагеря еще более удручающе. В то же время, ограничение или отмена Шенгена, как таковые - не слишком влияют на объем прав собственно "граждан ЕС" (хотя не исключено, что такие проблемы возникнут). На уровне национального представительства, впрочем, статус-кво ЕС может быть расшатан любым государством-членом. Поэтому на бухгалтерию - электоральную или экономическую - полагаться не стоит. В особенности, если учитывать фактор российской агентуры, действующей по принципу "чем хуже, тем лучше". Отсюда и следует, что, несмотря на чрезвычайную ситуацию на границах, Берлину придется действовать максимально корректно, в чем-то уступая, а в чем-то интригуя, чтобы сохранить движение в сторону дальнейшей интеграции в том ракурсе, в котором ее понимают наиболее развитые и конкурентоспособные страны ЕС. И в этом вполне прикладном аспекте значение личного авторитета и горизонт политического маневра Ангелы Меркель трудно переоценить.