Осень Пятой Республики. О чем говорят результаты выборов во Франции
Разрыв в два процента, выведший в первом туре вперед кандидата от левоцентристского движения "En Marche!" ("Вперед!") Эммануэля Макрона (23,9%) имеет крупное значение для политической истории Франции. В особенности потому, что на втором месте предсказуемо оказалась Марин Ле Пен (21,4%). Дело в том, что Макрон, причем более чем формально, не является выдвиженцем ни одной из двух партий французского истеблишмента - республиканцев или социалистов.
Он и в самом деле два года (2014-2016) проработал в кабинете левых на должности министра экономики, но почти исключительно как технократ. И оставил кабинет Мануэля Вальса (который е смог победить на праймериз в собственной Социалистической партии) именно из-за разногласий по вопросу глубокого реформирования французской социально-экономической системы, в которой, так или иначе, доминирует государство. Иными словами, будучи надеждой центристов, Макрон, возможно, и принадлежал к деловой элите республики, но явно не к ее политическому истеблишменту.
В то же время Марин Ле Пен, возглавляя партию "Национальный фронт", которую многие десятилетия считали по ряду причин изгоем на французской политической сцене - добилась второго результата. А в целом это означает очень крутой поворот в политической жизни Пятой Республики - и вот почему.
Суммарно Макрон и Ле Пен набрали более 45%, при этом лидер еще недавно маргинального "Левого фронта" Жан-Люк Меланшон вплотную приблизился к 20% голосов, а разнообразные миноритарии все вместе получили поддержку, грубо говоря, еще 9% избирателей. Получается, что три четверти граждан Франции резко отказали в мандате обеим ключевым партиям (часто выглядящим скорее как коалиции или блоки), которые доминируют в политике Пятой Республики с момента ее возникновения.
Так, из семи президентов Франции при нынешнем конституционном строе, основанном в 1958 году, пятеро были правыми. Или так называемыми "голлистами", или почти всегда примыкавшими к ним демократами-центристами, теперь преимущественно называющими себя "республиканцами". Это сам де Голль (1959-69), его политический наперсник и преемник Жорж Помпиду (1969-74), "образцовый консерватор" Валери Жискар д'Эстэн (1974-81), мастер маневра Жак Ширак (1995-2007) и ставший одиозным Николя Саркози (2007-12). Двое были социалистами - человек-эпоха и мотор европейской интеграции Франсуа Миттеран (1981-95) и терпеливый, но весьма жесткий тактик Франсуа Олланд (2012-2017).
Теперь, однако, официальных кандидатов от обеих системных партий - республиканца Франсуа Фийона (19,9%) и социалиста Бенуа Амона (6,35%) поддержала всего четверть избирателей. Это выглядит нешуточной проблемой для всей политической системы Франции, поскольку уже в июне в стране предстоят и парламентские выборы, с одной стороны, а с другой - кого бы ни избрали французы во втором туре 7 мая, этот президент окажется без парламентского большинства. По крайней мере, с формальной точки зрения. Здесь необходимо иметь в виду ряд моментов.
Первый - ранее две системные партии изолировали "Национальный фронт" и разные реинкарнации коммунистов (ныне это "Левый Фронт" экс-социалиста Меланшона) таким образом, что во втором туре своих полностью мажоритарных парламентских выборов объединялись против них в пользу более вероятного республиканца или социалиста. Теперь же, если "Франция вперед!" и "Левый фронт", не говоря уже о Фронте национальном (которому в прошлый цикл все-таки удалось получить несколько мандатов в Национальной Ассамблее) везде выставят своих кандидатов, все смешается в "доме де Голля". При этом, если Макрон все же может получить поддержку парламентских политиков от социалистов (а раскол партии стал кирпичом в здание его успеха), поскольку разгромленной партии надо за что-либо ухватиться, то Ле Пен настолько возмущает консерваторов, считающих, что она украла у них верную победу, что ей нечего и мечтать о цементировании правого фланга.
Второй момент: случаи, когда президент и кабинет во Франции принадлежали к разным партиям в практике Пятой Республики - не редкость. Так, Жак Ширак (1986-88) и Эдуард Балладюр (1993-95) возглавляли правое правительство при левом президенте Миттеране, а Лионель Жоспен (1997-2002) - при правом президенте Шираке. Этот алгоритм называется "коабитацией" (сосуществованием) и предполагает распределение ответственности: президент занимается внешней политикой, кабинет - внутренней. Однако с 2002 года такие ситуации не возникали: пятнадцать лет системные президенты сменяли друг друга синхронно со своими парламентскими партиями. Теперь же истеблишмент расколот, как глиняный сосуд, и если сосуществование понадобится, то неизвестно, кого и с кем.
При этом - третий момент - президентская власть во Франции очень широка, парламент может быть распущен просто по причине неуживчивости между главой государства и законодателями. Вес института президента сбалансирован - при существующей вертикали исполнительной власти - развитым региональным и местным самоуправлением, а также независимой судебной ветвью. Независимой настолько, что экс-президента Николя Саркози, небезосновательно обвиненного в политической коррупции, связанной с финансированием избирательной кампании и интересами ближневосточного бизнеса, полиция буквально засовывала в свой автомобиль, словно обычного уголовника.
Корни кризиса партийно-политической системы лежат еще в 2002 году, когда левый премьер Лионель Жоспен неожиданно пришел третьим в первом туре выборов, на которых президента стали избирать на 5-летний вместо 7-летнего срок. И малопопулярный Ширак легко победил во втором туре Жана-Мари Ле Пена. Система застыла на долгие годы, поляризовавшись между "умеренными" и "радикалами". И, похоже, избиратель, в конце концов, устал от действующей модели в целом - Франсуа Олланд сделал все возможное для стабилизации французской экономики по германскому образцу и ее ограждения от последствий долгового кризиса, протянувшего свои цепочки домино из Греции. Но методы, к которым прибегало его правление, явно не понравились большинству, да и социалистической его политику точно не назовешь - правда, на фоне и без того процветающего в стране несоветского развитого социализма.
Итак, что же теперь?
Во-первых, условно левого центриста предсказуемо поддержал официальный социалист Амон и неожиданно, но ответственно - Франсуа Фийон. Таким образом, что, правда, отнюдь не гарантированно - за Макроном должны сплотиться как минимум 50% избирателей.
Во-вторых, Ле Пен почти автоматически подберет голоса практически всех маргиналов, что приблизит ее к 30-процентной отметке.
Но, в-третьих, загадкой остается направление, в котором отправит своих избирателей левый радикал Меланшон. Что будет, если он не призовет своих сторонников поддержать центриста? Думается, что они разделятся на четыре более или менее равные группы: четверть поддержит Макрона, около четверти - Ле Пен, еще четверть останется дома, а остальные в разной форме проголосуют "против всех". Марин Ле Пен, в свою очередь, постарается смягчить программные тезисы, чтобы как-то расширить свою базу за счет голосов, отданных Фийону. Но ранее ей подобное не удавалось, заветные 30% оставались недостижимыми всю избирательную гонку.
Можно говорить и о том, что состоянием на 24 апреля провалился и план Кремля - отвлекая внимание на экстремистку Ле Пен, вывести во второй тур повязанного с Москвой старыми деловыми связями Франсуа Фийона. Но именно на него была, с другой стороны глобального фронта, направлена вся мощь французской политической прессы. Впрочем, никто не заставлял экс-премьера устраивать безбедную жизнь своим родственникам за счет бюджета...
Любая пара, кроме пары Макрон-Ле Пен устраивала Владимира Путина, ведь только Макрон был и остается настроен антироссийски. Причем настолько, что его штаб не дал аккредитации российским СМИ на ночь выборов. Око за око - они исправно "мочили" его всю кампанию, поскольку Россия (впервые превратившись в часть повестки дня французских выборов) небезосновательно усмотрела в молодом политике новую надежду ЕС и превращение перспективы отмены санкций в призрак. Однако концовку этого французского романа весь мир будет наблюдать только вечером 7 мая.
