Опасная тяга к подвигам. Университеты США пытаются воспитать поколение героев

Ученые из Калифорнийского университета в Беркли взялись за разработку полноценной научной теории о том, что может сделать человека счастливым. Сама по себе эта идея представляется очень верной. В самом деле, психологи долгое время уделяли внимание по большей части негативным явлениям – расстройствам, неврозам и травмы, не решаясь поставить перед собой более глобальные задачи о способах постижения смысла жизни.

При этом исследователи не скрывают: новый учебный курс "Наука счастья" стал своеобразным ответом на рост индивидуализации и меркантильности американского общества, наблюдаемый в последние десятилетия.

Как мы уже отмечали ранее, упор в новой теории делается на то, что альтруизм, забота о других, умение сопереживать и чувствовать боль, равно как и наполненность жизни каким-то важным смыслом, являются важными условиями повышения "уровня счастья". Речь идет, разумеется, не о сиюминутных удовольствиях, а об общем уровне удовлетворенности жизнью и повышении стрессоустойчивости. Причину этого американские исследователи видят в животной природе человека, указывая, что именно забота членов стаи друг о друге сделала возможными их выживание и успешную эволюцию.

"Банальность героизма"

Отдельным элементом достижения счастья ученые называют героизм и самопожертвование. Автор знаменитого Стэндфордского тюремного эксперимента Филипп Зимбардо в соавторстве с Зено Франко попытался проанализировать феномен героического поведения и предложить шаги для формирования в себе "сознания героя". Конечная цель, которую ставят перед собой авторы, – привить в обществе понятие "банальности героизма". При этом они предостерегают от "принижения идеала героизма" и призывают подумать о способах "развития героического воображения" у молодежи.

Попытка развить в обществе культуру сочувствия и взаимопомощи – дело, безусловно, благое и гуманное, однако стоит предостеречь авторов от "розовых очков" в том, что касается счастья и героизма. Для американской культуры нынешний подход исследователей сравнительно нов, даже учитывая, что в ней существует богатая традиция благотворительности и волонтерства. Однако ранее она не имела доктринальных основ, и уж тем более привязки к нейропсихологии и теории эволюции. В Советском же Союзе (а до него – в Российской империи), напротив, существовал настоящий культ героизма и самопожертвования, на котором выросло не одно поколение людей. Именно поэтому мне как продукту "культуры героизма" хотелось бы указать американским коллегам на "подводные камни" такого подхода, которые возникают на практике.

Во-первых, выглядит сомнительной сама попытка привязать альтруизм и героизм к животному миру. Да, безусловно, у человека существуют инстинкты и физиологические механизмы, настроенные на заботу о других, порой даже в ущерб себе, и само их выявление и описание – это серьезный прорыв в науке. Однако часто повторяющиеся в курсе "Наука счастья" фразы о том, что, действуя в своих интересах, человек противоречит собственной природе, вызывают сомнения. Нельзя отрицать, что как в человеческой, так и в дикой природе есть и прямо противоположные альтруизму инстинкты.

Подчеркну: это не означает, что люди должны всегда идти у них на поводу. Однако попытка привязать глубоко социальные явления к одной лишь нейропсихологии и эволюции животного мира выглядит несколько ущербной. Цивилизация не зря на протяжении веков опиралась на сложные философские и религиозные идеи и формировала нормы, помогающие преодолеть базовое несовершенство человеческой природы. Без их помощи, опираясь на одну лишь естественную эволюцию, невозможно добиться, чтобы "хорошая" часть человеческой природы возобладала над "плохой" и смогла перенаправить "негативные" инстинкты в положительное русло.  

Запрет на счастье

Во-вторых, не менее сомнительна привязка альтруизма, и уж тем более героизма, к достижению личного счастья. Даже понимая, что речь идет не о наслаждениях и удовольствиях, а, как выражаются авторы курса, о "чувстве общей удовлетворенности жизнью", важно понимать, что далеко не все виды подвигов приносят подобное удовлетворение. Да, действительно, существуют поступки, дающие тому, кто их совершает, ощущение мгновенной или чуть отложенной во времени "моральной отдачи". Но многочисленные примеры героического поведения в истории, к примеру, стран Восточной Европы рисуют и другую картину: непредставимый ад лагерей, войн, кровавых революций, пыток, ссылок, голода и лишений. Люди, прошедшие через ад и не сломавшиеся в нем, действительно выносили из своего опыта образец подвига, однако он не имел ничего общего с чувством счастья – ни в их настоящем, ни в будущем.

Американские воспеватели подвигов, живущие, к слову, достаточно благополучной жизнью успешных ученых, забывают, что героизм – это крайнее, экстремальное состояние личности, не проходящее для человека бесследно. Существует спорная, но в чем-то весьма точная фраза: "Герои нужны в минуту опасности, в остальное время герои опасны". Перефразируя ее с поправкой на предмет исследования, можно сказать: "Герои нужны в минуты несчастий, в остальное время герои несчастны". Герой – это не только мальчик, спасающий из озера тонущую сестренку, но зачастую – травмированный, искалеченный человек, чьи альтруистичные поступки могли разрушить его жизнь. Личный пример, который он задает, – это пример боли и лишений, это жертвенность, порой чрезмерная.

Более того, ряд психологов отмечает, что в привычке к героизму часто лежит подсознательный "запрет на счастье", то есть внушенные с детства идеологические догмы или чувство гиперответственности за весь окружающий мир, без удовлетворения которого человек внутренне не позволяет себе быть счастливым. Советское воспитание изобиловало подобными установками, призывающими приносить любые, самые невинные личные потребности в жертву абстрактному долгу. В результате многие люди, выросшие в подобной атмосфере и даже не разделяющие советскую идеологию, подсознательно бросаются "спасать мир" под влиянием записанных глубоко на бессознательном уровне установок.

От подвига до подлости

В-третьих, исходя из перечисленного, вызывают тревогу попытки перевести героизм в разряд нормы. Помимо того, что героическое поведение, вопреки заверениям американских исследователей, не является фабрикой счастья, а напротив, может привести к психотравмам (а порой само является результатом детских травм), оно становится индикатором неблагополучия в обществе как таковом. Нормальное общество не должно порождать героев. Подвиг – это всегда надрыв, и часто – это компенсация чьей-то подлости и зла. Нероизм часто рождается в адских условиях травли, репрессий, предательств и всеобщей трусости. Экстремальные подвиги людей – это показатель нездорового общества, страшных условий, существующих в нем, экстремально высокого уровня зла.

Теория о том, что тяга к самопожертвованию заложена в нас биологически, а ее проявление способствует счастью, очень привлекательна, но, увы, слишком часто опровергалась историческим опытом. Практика показывает, что ориентация на героизм может, напротив, привести к разгулу конформизма и подлости, поскольку задает слишком высокую нравственную планку, которую невозможно воспроизвести обычному человеку. При этом культуре, ориентированной на предельные образцы высокой нравственности, свойственно уделять крайне мало внимания эталонам поведения обычного человека.

Эта черта сполна проявилась в российском менталитете, где на уровне классической литературы существуют образцы жертвенности и благородства, но при этом так и не сложилось понятия нормы. Однако предельная жертвенность не может стать нормой для большинства – такое попросту противоречит человеческой природе. В итоге российская культура оказалась неспособной предложить внятную модель поведения для обывателей, и потому 90% общества, не способные на героизм или святость, оказались в духовном вакууме, без понятных образцов поведения и даже без элементарных ограничителей. Последствия этого мы наблюдаем и в разгуле коррупции и бандитизма, и в традициях конформизма и равнодушия, не говоря о печально известных "четырех миллионах доносов" и "крымском консенсусе".

Все перечисленное, разумеется, не означает, что в жизни нет места подвигу. Мир несовершенен, и для компенсации его несовершенства необходим героизм. Однако выбор того, что психологи обозначают как "путь героя", должен быть максимально осознанным. Выбирая этот путь, человек должен быть готов к лишениям, с которыми столкнется, и не питать иллюзий, что выбирает всего лишь оригинальную форму "погони за счастьем". Более того, в обществе должны быть созданы условия для поддержки таких людей. В противном случае на смену "розовым очкам" неизбежно придет разочарование, вызванное столкновением с суровой действительностью. Если же концепция "счастья через героизм" станет определяющей, ее последствия могут быть печально похожими на опыт Советского Союза.