Либеральный тартар. Как пандемия Covid-19 запустит социальный отбор
Уже очевидно, что основной пик эпидемии еще впереди, а статистика смертности с упором на возраст не отражает суть проблемы. Шансы на выживание зависят не от возраста, а от общего состояния организма. Когда лекарств от нового вируса нет, а терапия сводится к поддерживающим мероприятиям, дающим организму больного дополнительное время для мобилизации, заболевшие могут рассчитывать только на хороший иммунитет.
Кто умрет, кто останется
Уровень иммунитета отдельного человека действительно несколько снижается с возрастом. Но средний уровень иммунитета, в том числе и в каждой возрастной группе, более, чем от возраста, зависит от уровня жизни и качества текущего медобслуживания, включая прививочные и профилактические мероприятия. Как следствие, в странах, где состояние здоровья населения поддерживается на более высоком уровне, возрастная смертная планка будет выше, а китайскую и итальянскую статистику смертности сложно экстраполировать на весь мир.
Грубо говоря, есть два уровня иммунитета - условно А и B. Иммунитет не ниже А обеспечивает бессимптомное или почти бессимптомное течение болезни, когда организм справляется с вирусом сам. Этой группе населения карантин был бы не нужен, но, болея бессимптомно, они могут выступать переносчиками заболевания, поражая более уязвимых.
Иммунитет ниже А, но выше В позволяет больному выжить при наличии поддерживающей терапии. Очевидно, что если уровень А зависит от степени патогенности вируса, то уровень B будет зависеть от уровня помощи, на которую может рассчитывать больной, например, от доступа к аппарату искусственной вентиляции легких.
Наконец, все те, чей иммунитет ниже уровня B, могут рассчитывать только на карантин и на удачу - заражение не оставит им шансов на выживание вне зависимости от усилий врачей. До тех пор, пока нет лекарства, дела обстоят именно так.
Очевидно, что процентное соотношение этих групп зависит от уровня жизни и уровня медицины в конкретной стране и регионе, так что Италия и промышленно развитая часть Китая, относительно благополучные в этом плане, перенесли вспышки болезни сравнительно легко. Китай попал под удар первым, и врачи только искали методику противостояния болезни, что в сочетании с высокой плотностью населения вызвало сравнительно большое число жертв. В Италии, судя по имеющейся информации, умирают в основном те, кто еще до заражения был зависим от поддерживающего жизнь лечения. Нет ничего удивительного, что при большом среднем возрасте населения их число в благополучной европейской стране составило порядка 6% зараженных.
При этом социальные службы даже развитых стран, все еще заявляя на словах о борьбе за каждую жизнь, уже сегодня при случае втихую избавляются от стариков, нуждающихся в постоянной медицинской поддержке. Можно предположить, что пандемия, ставшая перманентным явлением, и вызванный ею ресурсный кризис в дальнейшем еще сильнее и уже в открытую снизят этическую планку, определяющую предельную тяжесть состояния больного, при которой за его жизнь имеет смысл вести борьбу.
Конечно, такая ситуация и раньше была типична для крупномасштабных эпидемий и войн, но она носила чрезвычайный характер. В остальное время рациональность подсчета расходов и шансов ограничивалась морально-этическим барьером. В новом же мире рациональный подход, по всей видимости, будет главенствовать уже безо всяких этических оговорок, а примат сохранения и продления жизни больного при любых обстоятельствах окажется существенно пересмотрен и ограничен.
Но вернемся к развитию эпидемии на сегодняшней стадии и к перспективам людских потерь от нее. В странах, жители которых десятилетиями не получают адекватной медицинской помощи, эти потери могут иметь иную, отличную от Китая и Италии структуру. На первый взгляд, при худшем в среднем состоянии здоровья населения они просто будут выше, а возрастная планка выживаемости ниже. Но можно представить и ситуацию, когда болезненные хлюпики уже в основном повымерли от других причин, поскольку не могли рассчитывать на что-то большее, чем аспирин, зеленка, стандартный набор антибиотиков, и собственный природный иммунитет. В этом случае эпидемия срежет слой пожилых людей, хотя и существенно более молодых, чем в Италии, но по своему состоянию здоровья и возможностям местной медицины доживающих последние пять-семь лет. Это осчастливит пенсионные фонды и не нанесет большого экономического ущерба, скорее, напротив, даст существенную экономию на социальных расходах.
Здесь возникает вопрос: где на этой шкале физического (не)благополучия находится Украина, да и весь остальной пост-СССР, поскольку ситуация на постсоветском пространстве все еще достаточно сходная, и как будут развиваться события? Можно предположить, что в наших условиях оба сценария реализуются параллельно: жертвами эпидемии станут, во-первых, пожилые люди, независимо от их достатка, за исключением, может быть, VIP-ов (но, судя по новостям, вирус не щадит и их), а во-вторых, наименее имущие слои населения, и вот они - уже независимо от возраста. К слову, ведя статистику смертей по роду занятий погибших, мы в кои-то веки получим объективную картину реального распределения доходов.
Но самое трагичное и непредсказуемое начнется тогда, когда волна коронавируса уже всерьез накроет густонаселенные и бедные сельские районы третьего мира, подсанкционные режимы, а также Индию. Сельский Китай тоже остается в зоне риска. Под удар вируса попадет и разоренная войной Сирия, и проблемные Африка с Латинской Америкой. Конечно, вирус будет мутировать, и, скорее всего, в сторону меньшей вирулентности и летальности, так что карантинные меры вместе с оттяжкой во времени дадут шанс на смягчение последствий пандемии. Но зато в слаборазвитых странах с высокой плотностью населения будет невозможно соблюсти карантин.
Таким образом, Covid-19, а затем и новые вирусы, которые будут появляться в дальнейшем с возрастающей частотой, за несколько десятилетий снизят, хотя бы частично, демографическое давление из беднейшей части мира.
Картину немного усложняет тот факт, что некоторые виды вирусов могут быть опасны в первую очередь для людей именно с высоким уровнем иммунитета, провоцируя так называемый цитокиновый шторм - мощную реакцию иммунной системы, разрушающую пораженные участки ткани и провоцирующую распространение воспаления на другие участки. Именно таким вирусом была, к примеру, "испанка". Но даже в этом случае люди с хорошим состоянием здоровья имеют лучшие шансы на выздоровление при правильно выбранной тактике лечения.
Перманентная пандемия позволит также надолго закрыть проблему беженцев в Европу, куда уже по-настоящему жестко ограничат их въезд, отвергая любые возражения ссылкой на необходимость карантинных мер. Ранее на этот шаг не позволяли пойти этические соображения, которыми успешно манипулировали лобби недавних иммигрантов, уже получивших гражданство и право голоса и пытавшихся вытащить к себе родню, и других сил, заинтересованных в разбавлении иммигрантами европейского населения, - не будем сейчас разбирать их природу в деталях. Но пандемия снизит, а то и сведет к нулю этот вид лоббизма, дав возможность резко ужесточить миграционный режим.
Такая ревизия подходов и принципов в сочетании с уменьшением демографического давления из беднейших стран и ужесточением пропускного режима на всех границах, не только межгосударственных, но и внутренних, административных, повлечет серьезные последствия для международных отношений в целом, включая роль, устройство и алгоритмы действий международных организаций. Последние будут переформатированы, разделившись на клубы по региональным/глобальным интересам и по сравнимым реальным возможностям входящих в них стран. "Всеобщая", но давно уже бессильная ООН, как и другие организации "для всех", утратившие в последние десятилетия связь с реальностью и строившие свои действия, а точнее бездействия, на принципе "за все хорошее, против всего плохого", либо перестанут существовать вовсе, либо сохранятся как площадки, на которых страны с высоким уровнем качества жизни, менее уязвимые для пандемий, будут диктовать свою волю более уязвимым странам с низким уровнем ее качества. Принципиальная разница между этими странами, которую забалтывали и маскировали в прошлые эпохи, выдвигая демагогические, но далекие от жизни лозунги "равенства всех стран и народов", неумолимо выйдет наружу в виде цифр ежегодных эпидемических потерь. А в силу ущерба, наносимого такими потерями, перманентная вирусная пандемия станет постоянным фактором, увеличивающим разрыв между богатыми и бедными странами, а с ним и между реальным весом их голосов на международном уровне.
Впрочем, ровно те же тенденции будут наблюдаться и внутри стран, даже относительно благополучных. Если раньше качество жизни сказывалось на ее средней продолжительности, что для отдельно взятого человека все же было довольно абстрактно, к тому же смазано и затушевано множеством других факторов, то в новом мире перманентных пандемий и перманентного карантина все будет куда жестче и конкретнее, выражаясь в шансах пережить очередную эпидемию и в возможности обойтись, с минимальным риском, сравнительно мягкими карантинными мерами. При этом именно те, кто из-за бедности хуже переносят экономические последствия карантина, в силу худшего состояния здоровья окажутся и в зоне наибольшего риска заражения.
Власть олигархов и ТНК
Чтобы не допустить экономического распада общества, который стал бы фатальным для всех, в новых условиях потребуются и новые механизмы распределения. Неосоветские вульгарные марксисты уже заговорили о возврате к плановой экономике. До некоторой степени это верно, но с существенной оговоркой - речь пойдет о планировании и распределении внутрикорпоративного уровня и, естественно, под полным корпоративным контролем. Иными словами, ТНК, а также экономические кластеры более низких уровней будут вынуждены выстроить внутреннюю планово-распределительную экономику, способную в критические периоды обеспечивать прямую поддержку их сотрудников - отнюдь не из человеколюбия, а просто ради собственного выживания. При этом в силу широких карантинных мер корпоративное влияние сильно вырастет даже в относительно демократических странах.
Если же говорить об Украине, то здесь власть и без того безраздельно принадлежит олигархам, а вся реальная борьба в политике сводится к борьбе олигархических кланов. Однако новый мир еще прочнее закрепит это положение дел.
Тенденция к эрозии демократии и к ее деградации до корпоратократии, что, по сути, означает начало эпохи господства мягких форм рабовладения, построенных на добровольной со стороны рабов основе, возникла уже давно. Но перманентный карантин внесет в ситуацию окончательную ясность, став мощным средством разложения гражданского общества. Усиление же корпоратократии, не связанной формально-демократическими процедурами и гражданскими противовесами, немедленно запустит механизмы жесткого социального отбора. Помимо молодости и хорошего состояния здоровья, решающим фактором выживания станет готовность к корпоративной лояльности. Все это быстро обрастет идеологической базой и примет внешне привлекательную форму. Жесткий корпоративно-социальный отбор станет преподноситься как торжество либерализма и возможность самореализации без навязчивого вмешательства государства, хотя от такого либерализма сильно несет кипящей серой из Тартара.
А еще, как хорошо известно из истории, корпоративизм склонен быстро эволюционировать в различные варианты фашизма, распространяя присущее ему отрицание демократии уже на общегосударственный уровень и подкрепляя его на этом уровне карательными мерами.
Разумеется, все эти тенденции присутствовали и в докарантинном мире. Но этот мир оставлял некоторый коридор возможностей для отрицания корпоративизма на уровне личного выбора и даже для относительно свободного внекорпоративного существования в виде мелкого бизнеса и различных видов самозанятости. В условиях же перманентно продлеваемого карантина этот коридор резко сузится, грозя исчезнуть вовсе, а доступ к адресной корпоративной помощи при слабом государстве, не способном обеспечить даже минимальный набор социальных гарантий, превратится в один из мощных факторов выживания и в соблазнительный приз, на который легко будет разменяна большая часть гражданских свобод.
Чтобы не быть голословным, приведу пример корпоративного подхода к свободе мнений и самовыражения. Это всем хорошо известная цензура в ФБ. Сегодня глобальный цифровой концлагерь под управлением коменданта Марка Цукерберга с его бесчисленными запретами и ограничениями, где любое отклонение от разрешенного набора мнений находится под запретом и немедленно карается, вызывает законное возмущение у миллионов мыслящих людей, вынужденных, тем не менее, пользоваться этой соцсетью, занявшей, по сути, место глобальной системы связи с широчайшим набором функций. Теперь мысленно умножьте ограничения в ФБ, существующие сегодня, сначала на порядок (не торопитесь, спокойно продумайте, как это может выглядеть), распространите их на закрытую личную переписку, а затем умножьте полученный результат еще на порядок. Представили? Примерно таким и будет грядущий корпоративный мир, в котором связь по глобальной сети будет иметь важнейшее значение не только для общения и социализации, но и для физического выживания, а отлучение от нее даже на короткий срок может оказаться смертным приговором.
Противостоять этому давлению сможет только внекорпоративная гражданская солидарность. Но сегодня ее традиции в значительной степени утрачены. Наилучшим способом сохранения личной свободы в относительно благополучные времена стал считаться крайний индивидуализм и эгоизм, а стремление к гражданскому объединению, если говорить о странах бывшего СССР, зачастую отравлено лозунгами "back in взад". Впрочем, дух совка нередко витает и над гражданскими движениями далеко за границами бывшего Союза, хотя именно в СССР любые попытки создания внегосударственных и внекорпоративных объединений граждан карались с неизменной и исключительной жестокостью.
Такое положение дел, когда лояльной корпоративности идеологически противопоставлен либо сознательно доведенный до абсурда индивидуализм, выдаваемый за "правильный либерализм", либо столь же карикатурный ностальгический "постсоветизм", чрезвычайно выгодно правящим элитам, основу которых в современном мире составляют корпоративные менеджеры, давно уже оформившиеся в полноценный социальный класс со своей идеологией, моралью и набором мировоззренческих ценностей. Перманентный карантин усилит позиции этого класса, но одновременно породит глухой социальный протест, а с ним и объективный социальный запрос на возникновение и самоосознание противостоящего ему антикорпоративного класса, ценности которого будут основаны на сбалансированном сочетании либеральных и социальных идей. Суровые реалии нового мира будут способствовать сравнительно быстрому, в течение максимум десятилетия, формированию на основе этого запроса идеологически цельного антикорпоративного классового сознания, а следом за ним и гражданских объединений нового типа.
Врезка. В условиях тотальной физической разобщенности и значительной, по сравнению с недавним прошлым, непроницаемости государственных границ общение и передача информации через социальные сети приобретет огромное значение. Однако все крупные социальные сети и в первую очередь "Фейсбук" являются корпоративной собственностью, в силу чего управляются и цензурируются в соответствии с корпоративной идеологией, высшей ценностью в которой являются интересы корпорации, заведомо стоящие над всем остальным. Это создает неприемлемо большие риски для всего мира.
Возможным ответом на этот вызов представляется альтернативная глобальная соцсеть, не имеющая единого собственника и лишенная общего управления, а следовательно, и общей цензурной политики. Иными словами, идеологический наследник старой FIDO, но реализованный на принципиально новой технической основе, хотя и допускающей, вероятно, фидошный офлайн-режим работы, используемый по необходимости в качестве аварийно-резервного варианта при плохой связи. Для противостояния государственным и корпоративным атакам такая сеть может быть скрыта в Даркнете и, подобно FIDO, разбита на иерархические сегменты с допуском пользователей на сегмент нижнего уровня по клубному принципу. Можно почти не сомневаться, что в ближайшие год-два такая сеть возникнет и начнет быстро расти, набирая популярность.
