"Люблинский треугольник". Зачем Польша, Литва и Украина упражняются в политической геометрии
У польско-украинских форматов сотрудничества нет главного — политического зонтика над ними и политической же решимости для работы таких платформ
В ходе двухдневного визита в Польшу глава украинского МИДа Дмитрий Кулеба совместно с польским и литовским коллегами объявил о создании нового формата трехстороннего сотрудничества — "Люблинском треугольнике".
По словам министра иностранных дел Польши Яцека Чапутовича, это будет платформа для трехстороннего сотрудничества, благодаря которой можно способствовать "развитию Восточного партнерства, эффективной борьбе с пандемией коронавируса, прочной поддержке европейских и евроатлантических стремлений Украины и сотрудничеству Украины с инициативой Триморья".
В декларации трех министров говорится о широком спектре "политических, экономических, инфраструктурных, касающихся безопасности и обороны и культурных связях между странами". Подчеркивается поддержка Украины, звучит обращение к России с требованием прекратить агрессию, указывается польский и литовский опыт для "политико-экономических реформ в Украине".
Способ представления этой декларации позволяет предположить, что идея создания такого формата родилась в Варшаве.
Платформа символизма
Люблин был выбран министрами не случайно — здесь размещена трехнациональная военная бригада LitPolUkrBrig имени гетмана Константина Острожского, созданная в 2014 году из вооруженных сил Литвы, Польши и Украины. И хоть с украинской стороны в состав бригады входит наименьшее число бойцов — 342 человека (с польской — 2600, с литовской — 566 человек), Кулеба акцентировал формат как "уникальное военное подразделение, в котором Украина объединена с двумя странами-членами НАТО, развивающее нашу общую военную и оборонную силу".
Яцек Чапутович напомнил, что 1 июля 1569 было подписано соглашение между Королевством Польским и Великим княжеством Литовским — Люблинская уния, которая также внесла символизм в новый формат.
"Принимая во внимание российскую агрессию в Украине, министры выражают готовность координировать свою деятельность с целью обеспечения соблюдения международного права, как на уровне трехстороннего сотрудничества, так и в рамках международных организаций (НАТО, Европейский Союз, ООН, Совет Европы, ОБСЕ)", — отмечал польский МИД.
Хотя, кроме огромного символизма и широкого спектра задач, пока не совсем понятно, для каких именно целей создан новый формат. Он, собственно, рождает больше вопросов: между тремя странами действует Межпарламентская ассамблея Украины, Польши и Литвы — которая несколько лет подряд производит те же посылы, что и последняя декларация министров. Исчерпал ли он себя?
Более того: по замыслу, "Люблинский треугольник" будет не формализованным объединением, а лишь политической площадкой для трехсторонних консультаций. А разве предыдущие, вполне формальные площадки не сработали? Если так, то почему? Ответы на эти вопросы следует искать не во внешней, а во внутренней политике. Польши.
Продолжение Триморья
Со времени прихода к власти в Варшаве партии Ярослава Качиньского "Право и Справедливость" Варшава последовательно меняет свое видение внешней политики. Хотя взгляд на Россию и защищающуюся от нее Украину остается неизменным, Польша считает, что на этом фронте следует действовать через региональные союзы, а не через ЕС в целом: для этого, собственно, и был создан формат центральноевропейских стран Триморье — в который, впрочем, Украину как полноправного члена так и не позвали. У Триморья есть свои некоторые инфраструктурные результаты (в частности, продолжающаяся стройка транспортного коридора с севера на юг Европы), однако его политическое значение — куда более громкое.
По замыслу Варшавы, этот формат должен был стать противовесом "новых" членов ЕС Западу Европы. Собственно, в наибольшей мере этому замыслу подыграл Дональд Трамп, который использовал его для своих розыгрышей — прежде всего в отношении Германии. Сейчас вряд ли можно сказать, что этот формат обрел свою заявленную субъектность: видно это хотя бы на примере процесса евроинтеграции Западных Балкан, в котором Триморье никак не принимает участия, хоть лоббирование этого проекта — одна из главных идей союза.
"Люблинский треугольник" можно воспринимать как продолжение Триморья, создание его "восточного" аналога. Варшава пытается использовать в этом формате Украину – как важный вектор общеевропейской внешней политики, и Литву – как мост к балтийским странам. Благодаря Вильнюсу, Рига и Таллинн очень осторожны в критике демократии в Польше на форуме Европейского Союза — что весьма важно для Варшавы. Создание подобного формата может подчеркнуть важность правительства ПиС как раз в ЕС, смыть тавро изгойства, которое в Брюсселе тянется за Варшавой последние пять лет.
Очередной немаловажный фактор — это Вашингтон, заявляющий о выводе части войск из Германии и передислокации их на восток ЕС, выделяя при этом именно Польшу. Варшава благодаря новому формату, построенному как раз на вопросе безопасности, пытается сыграть свою игру в этом процессе.
Треугольник—2
"Люблинский треугольник" — не первый для Варшавы формат похожей геометрии. В 1991 году главы МИДов создали "Веймарский треугольник" Германии, Польши и Франции, сыгравший немаловажную роль в процессе евроинтеграции Польши, а позже — в процессе укрепления Варшавы как лидера стран "новой Европы". Но после 2016 года встречи в этом формате не проходили вовсе, отношения Варшавы с Берлином — напряжены, а с Парижем – и вовсе холодны. Во время последней президентской кампании в Польше сразу несколько оппонентов президента Анджея Дуды обвиняли его в заморозке этого формата, а его возобновление считали важным столпом своей внешнеполитической программы.
Конечно, новые форматы — это всегда плюс в диалоге, однако в двусторонних отношениях Киева и Варшавы были попытки создания различных площадок — на президентском, правительственной и даже общественном уровне, которые спустя непродолжительное время "гасли". Ни одного из заявленных конфликтов в отношениях двух стран они не решили — история остается "вечной" темой, иммигранты или приграничная инфраструктура — обсуждаемой, символичной, но равно нерешаемой сферой.
К тому же, размножающиеся платформы и компетенции иногда и усложняют повестку: на поднимаемый вновь Кулебой вопрос о восстановлении украинского памятника в Монастыре глава МИДа Польши ответил, что это компетенция Института национальной памяти, хотя сам Институт сворачивает его на МИД или на местные самоуправления.
У польско-украинских форматов сотрудничества нет главного — политического зонтика над ними и политической же решимости для работы таких платформ. И пока в Варшаве внешняя политика является полным слугой внутренней повестки, платформы диалога с Польшей являются скорее платформами психотерапии, чем решения политических и международных задач.