Проливный синдром. Как крымский мост Путина с Романовыми связал
Пуск в эксплуатацию Крымского моста означает, среди прочего, полный контроль России над Керченским проливом и Азовским морем, абсолютно незаконный с точки зрения международного права. Этот шаг Кремля - и давние сны российских правителей о захваченном Константинополе, возрожденной Византии и контроле над Проливами порождают слишком много очевидных аналогий - а с ними и соблазн исследовать их подробнее.
До 1917 года Россия трижды пыталась овладеть Босфором и Дарданеллами, неизменно наступая на грабли, притом, с нарастанием веса грабельной рукоятки - и, как следствие, величины ущерба, наносимого ей. И если Екатерина II отделалась довольно легко, заложив лишь фундамент будущих российских неприятностей, то потянувшийся к Проливам Николай I получил Крымскую войну, а Николай II - Первую мировую с семейной экскурсией в Екатеринбург в финале. После чего России на некоторое время стало не до Проливов.
Но уже на Потсдамской конференции Сталин потребовал пересмотра Конвенции Монтре и предоставления СССР военно-морской базы в Мраморном море. Поддержки союзников советские претензии не получили, но попытки надавить на Турцию на собственный страх и риск продолжились. В марте 1945 года СССР демонстративно денонсировал советско-турецкий договор о дружбе и нейтралитете. В июне на вопрос посла Турции в СССР о перспективах подписания нового договора Молотов заявил, что решение Москвы зависит от изменения статуса Черноморских проливов и передачи СССР территорий, уступленных Турции в 1921 году.
Однако ни проливов, ни территорий СССР не получил. Все закончились сильным охлаждением отношений и вступлением Турции в НАТО в 1952.
Кремлевские метки
История российской экспансии имеет ярко выраженный циклический характер, притом и сценарии неизменно повторяются. Так, все претензии на юго-западном направлении неизменно развиваются по цепочке Крым-Балканы-Проливы. Реализация одного пункта актуализирует следующий из списка. Провалы предыдущих попыток не влияют на принятие решения. В этом Россия похожа на кота, который снова и снова гадит в облюбованном месте, ясно сознавая, что за этим последует наказание, напрягаясь от ожидания неизбежного, но не отступая от задуманного. Коту, как и России, просто некуда деться. Коты - территориальные животные. Пометить свою территорию для них - вопрос жизни и смерти, и они не умеют утвердить себя другим способом. А поскольку ничего другого для меток у них (как и у России) просто нет, они метят территорию собственными экскрементами. Животный инстинкт побуждает их к этому. Хотя коты достаточно умны, чтобы понимать последствия и стараться их отсрочить, или даже избежать, если повезет.
Ровно такое же поведение обнаруживают и россияне: никакие смены политических режимов никогда не отменяли их стремления пометить максимально большую территорию. Идея Мировой Революции, заменившая на время имперские планы экспансии, была, по сути, лишь новым вариантом идеологии непрерывного расширения. А уже с середины 30-х практичный Сталин, не отказываясь еще от глобального плана построения Нового Справедливого Мира - естественно, с центром в Москве, начал возвращать территории, потерянные после 1917 года, и, в целом, преуспел.
Вернуть не удалось только Финляндию и часть Польши, да и то формально. Финляндия была грубо изнасилована и принуждена к нахождению в зоне советского влияния, а Польша, несмотря на де-юре независимость, стала западной дверью советского блока. Роль дверного молотка досталась ГДР.
Русский яд
Исторические наблюдения приводят и к другому выводу: российская империя, в любом ее виде, сохраняет жизнеспособность только до тех пор, пока у нее есть возможности для территориальной экспансии.Как только эти возможности исчерпываются, наступает период застоя и разложения, за которым следует распад.
Но этом разложение присуще России на всех стадиях развития. Российская государственность парадоксальна для стороннего наблюдателя, поскольку, основана на двух, на первый взгляд, абсолютно деструктивных процессах, поддерживающих друг друга: всеобщем воровстве и глубочайшей криминализации общества, с одной стороны, и всеобщей моральной деградации - с другой. Как это ни странно на первый взгляд, но эти процессы успешно структурируют российский социум. Его структура носит характер вечной и всеобщей иерархии войн всех со всеми: внутри каждой социальной ячейки, между ячейками внутри группы, которую они составляют, далее, между группами покрупнее, и, наконец, вечной войны России со всем окружающим миром.
Россия экспортирует эти процессы, заключенные в оболочку какой-нибудь популистской идеи, а также избыток воинственных отморозков на территории намеченные к захвату, сбрасывая туда "внутреннюю температуру" всеобщей вражды и ненависти. Как только степень "подогрева" такой территории достигает уровня, сопоставимого с российским, ее захват происходит без особых проблем. Если же лишить Россию возможности заражать своей ненавистью и аморальностью окружающий мир, сбрасывая туда продукты собственного метаболизма, она неизбежно погибает от внутреннего перегрева, как это случилось в 1917 и 1991.
Но изолировать Россию достаточно сложно: россияне изобретают все более изощренные пути экспорта вырабатываемого ими яда. Да и сам российский яд становится все опаснее, а маскирующая его оболочка - изощреннее. Марксизм-ленинизм советского производства был значительно эффективнее панславизма и аграрных утопий. При этом "русский марксизм" был, по сути, продуктом их дальнейшей переработки, что легко проследить в трудах российских "марксистов", скрестивших так и не понятую ими западную диковинку с идеологией народничества. Нынешний же управляемый хаос, легко мимикрирующий под любую идеологию, и не привязанный ни к какой из них - результат дальнейшего усовершенствования этого продукта.
Куда приведет Крымский мост?
Но вернемся к заголовку статьи - к открытию Крымского моста и к Путину, проехавшему по нему на КАМАЗе. Проезд был поручен дублю Путина, известному как "банкетный". Сам КАМАЗ, как и лимузин Путина, был собран в основном в основном из деталей, произведенных на Западе. Впрочем, это уже стало привычным.
О реальном состоянии моста можно только гадать, во всяком случае, его полноценного испытания под полной нагрузкой, проведено не было. Этот факт прикрыли разного рода шоу, вроде проезда по мосту восьми (!) КАМАЗов, якобы груженых - но без указания их общего веса, или прохода по нему кота Мостика. Чтобы было понятнее: полноценное испытание моста такого размера на полную нагрузку потребовало бы проезда по нему, как минимум, нескольких сотен тяжелых грузовиков - но, очевидно, что с учетом состояния моста, об этом не может быть и речи. До 1 октября грузовое движение по мосту закрыто, якобы для того, чтобы не мешать легковому транспорту. Что будет после 1 октября и переживет ли мост зимние штормы, не знает сегодня никто.
Однако в специфическом российском сознании мост запущен. Украденный Крым - опять же, исходя из восприятия россиян - проглочен окончательно. В сети уже появились рассуждения о том, как скажется работающий мост на стоимости квадратного метра в новостройках, лихорадочно возводимых оккупантами на захваченном полуострове. А Россия, параллельно с планами завоевания Украины, начала подготовку к броску на Балканы.
Два президента. Почему Украина, к счастью, не Россия
В тот же день, когда Путин-"банкетный" ехал на КАМАЗе по Крымскому мосту, президент Украины Петр Порошенко открывал фельдшерско-акушерский пункт в селе Боденьки Вышгородского района Киевской области. Это вызвало многочисленные вато-комментарии о несравнимости украинских и российских достижений.
Надо признать, что эти достижения действительно несравнимы, но вовсе не из-за размеров моста и фельдшерского пункта. Разница в другом. Фельдшерский пункт предназначен для того, чтобы сделать жизнь людей лучше. Крымский мост, помимо роли в краже выделенных на строительство средств, является инструментом демонстрации агрессивных амбиций России и неуклюжей попыткой Москвы легализовать владение украденным полуостровом.
Разница очевидна: вот вам президент здоровых людей, открывающий лечебное учреждение - и вот предводитель больной страны, охваченной ненавистью ко всему миру в сочетании с манией величия. Почувствуйте, как говорится, разницу.