Путин переписывает историю. Чем в России заменят памятники Ленину
В день 7 ноября на Красной площади в Москве состоялся торжественный парад-реконструкция в честь парада 1941 г., с которого участники направились прямо на передовую и отстояли свою столицу. В этой новости, с одной стороны, нет ничего примечательного — потому что такое событие заслуживает памяти и торжественных мероприятий. С другой — в ней сошлось символическое с симптоматическим и просто странным.
Например реконструкция. Это симптом. Россия находится в процессе конструирования собственного национального мифа, но нуждается в легитимизации историей. Поэтому конструкция непременно предполагает реконструкцию, которая обозначает элементы родословной. Священная история, как известно, не случилась давным-давно — она священна только тогда, когда актуализируется в современности. Когда в событиях сегодняшнего дня можно прочитать ссылку на священное "вчера", которое таким образом превращается во "всегда". Реконструкторы марша 7 ноября 1941 г. встраиваются в один символический ряд священной истории, что и белогвардейцы на Дону в 2014-м.
Грань между конструкцией и реконструкцией в постмодерном медийном мире становится почти незаметна невооруженному глазу. Они легко подменяют друг друга. Реконструкции такого рода не столько актуализируют и воодушевляют — ради чего, собственно, устраивались воинские парады, — сколько разыгрывают и убеждают. Реконструкция, наполняясь определенным идеологическим содержанием, из ре-конструкции превращается просто в конструкцию. Не воспроизводит фрагмент реальности в игровом формате, но создает новый миф.
Символическое — это отсылка к Великой Победе. Это центральный сюжет. Возможно, даже архетип, который воплощается или отражается во всех прочих "победах" с маленькой буквы — прошлых, нынешних и особенно в грядущих. Поиск воплощения для этого архетипа сам по себе достаточное основание для новых воинских кампаний. Если вы строите свой центральный миф на архетипе победы, если победа — святая, то и война — непременно священная. А значит, ее, как священнодействие, нужно время от времени повторять, чтобы вновь и вновь актуализировать в этом специфическом ритуале свой архетип — победу.
Теперь о странном и, пожалуй, самом занимательном. Дата 7 ноября, день "Великой Революции", который у нас на глазах втискивают в новое anno domini, подчиненное пантеону "Великой Победы Великого Народа". Это смещение акцента — с великой революции на великую победу, эта подмена Дня революции — Днем воинской славы — весьма занимательна.
Военные парады проводились в СССР в этот день неукоснительно - и 1941 г. не стал исключением — в честь Октябрьской революции. Именно этот день считался "днем рождения страны", несмотря на то что это никак не совпадало с историческими фактами. Исторические факты интересуют идеологию только тогда, когда они совпадают с ее потребностями. В этом смысле Россия действительно полноправная наследница СССР. Но в нынешней России Великая революция не подходит в качестве "дня рождения страны" и даже просто не вписывается в новейший пантеон.
Но если день календаря так долго был и так глубоко впечатался в память и вообще сознание как "красный", то что делать? Нужно как-то вписывать в идеологический контекст. Главная сложность состоит в том, что кремлевские технологи одновременно "играют в СССР", рассказывают о "геополитических катастрофах" и в то же время к Октябрьской революции, судя по всему, относятся, мягко говоря, неоднозначно. А говоря прямо, именно это событие — Октябрьская революция — вызывает у кремлевской власти самое настоящее отторжение.
Идеологический лакмус — отношение к Ленину. Или даже интерпретация дихотомии Ленин—Сталин. То, что мы наблюдаем по это линии в российской исторической мифологии, подтверждение тезиса о том, что в России идет постперестроечная реакция. Нынешняя реабилитация Сталина и пренебрежение Лениным — антипод перестроечных тенденций. Тогда, напомню (а юным — поведаю), все было наоборот: образ Ленина продвигался в массы, очищался и отгораживался от всего, что натворили и наломали эпигоны. Ленинские идеи актуализировались и как бы легитимизировали перестроечные тезисы. Перестройка "возвращала нам Ленина" — на театральных подмостках, в кино, в "толстяках" непременно случались "ленинианы", открывавшие нам "неизвестного Ленина", "Ленина с человеческим лицом", неказенным и отчасти даже трагическим. Популярной была мысль о том, что хорошие ленинские коммунистические идеи испортил Сталин. Сама программная речь Горбачева не напрасно называлась "Октябрь и Перестройка" — нам предлагали вернуться к истинному, неискаженному, не дискредитированному наследию Ленина. Нам предлагали еще раз поверить в социализм с человеческим лицом. И в этом лице легко узнавался фирменный прищур Ильича.
То, что мы наблюдаем в России сейчас, — нечто противоположное. Сталин и его "прообразы" вроде Ивана Грозного оказываются куда актуальнее, чем Владимир Ильич. "Великая Победа", приписанная Сталину, — актуальнее "Великой Революции", детища Ленина. По большому счету парад 7 ноября 1941 г. — событие более важное для нынешней России, чем прообраз этого события, Октябрьская революция. Потому что раскрученную дату нужно чем-то "забить". Нужно как-то переключить внимание, перевести взгляд широкой публики на что-то менее опасное, чем революция.
Наконец, Ленин и Октябрь очень плохо вписывается в нынешний идеологический дискурс, круто замешанный на православии, потому что Ленин был безбожником. Во всяком случае, согласно предыдущей идеологии, воинствующий атеизм был именно ленинской тенденцией. Так что церковный погром 20-30-х годов мы легко запишем именно на его счет. В то время как Сталин представляет противоположную тенденцию — он, как нас убеждают, был по-своему верующий человек. Чуть ли не "монах в миру", этакий криптоправославный. Ему являлась Богородица, им руководила Матрона Московская, и, наконец, он "исправил ленинский грех", возродив РПЦ.
Поэтому нет ничего удивительного в том, что в рамках русско-православного дискурса Сталин "лучше" Ленина. И это противопоставление снимает некоторые когнитивные диссонансы. Скажем, до сих пор было не совсем понятно, как примирить в рамках одной идеологии обожествление "царя-мученика" и культ СССР, поскольку император пал жертвой именно творцов СССР. Если Ленин и Сталин антиподы, если развести и даже противопоставить культ революции и культ победы, — то все раскладывается по удобным полочкам: цареубийцей оказывается "плохой" Ленин, а Сталин потому и победил, что "отказался от атеизма".
Парад 1941-го года в этом контексте становится центральным событием сюжета об "искуплении за грех 1917 года". В частности, за грех цареубийства. Люди, которые прошли маршем по Красной площади и оттуда ушли прямо на передовую, где большинство из них, проявив чудо героизма (см. 28 панфиловцев), сложили голову "за Русь Святую" — искупительные жертвы. Великая Отечественная, которая, по общему гласу священноначалия РПЦ, была наказанием за грех безбожия, стала переломным моментом. Народ осознал, покаялся, принес жертву — и в награду получил Великую Победу. Парад 7 ноября 1941 г. - это, собственно, перелом, символическое признание вины и демонстрация смиренной готовности заплатить за свою ошибку. То, что Москву так и не сдали, можно трактовать как высочайший знак того, что жертва принята. Искупление свершилось.
Впрочем, окончательно вопрос отношения к Октябрьской революции в новейшей российской идеологии так и не закрыт. С одной стороны, СССР — "наше все" или даже "наше навсегда". Кремлю претит любое упоминание о революции, но что делать с популярным в народе СССР, если он генетически связан именно с революцией? Как все это сложить и сшить так, чтобы и красиво, и полезно, и по шву не слишком топорщилось?
Тут чувствуется некоторое замешательство. Признать за собой историческую ошибку? Невозможно. У "великого народа" не бывает ошибок — только победы. Списать эту ошибку на мифических врагов? Что ж, Ленин, как гласит легенда, приехал в запломбированном вагоне и сделал революцию на немецкие деньги. Но готова ли публика принять образ Ленина-Иуды? В этом, кажется, идеологи не уверены. Поэтому Ленина пока только оттирают с подмостков, превращают в фигуру умолчания, выталкивая на авансцену более удобных персонажей.
Но не думаю, что Ильичу осталось так уж долго ждать "исторической оценки". Его актуальность для нынешней идеологии отрицательна. До поры он был связующим звеном — везде, где стояли памятники Ленину, был СССР. Каменные, бронзовые, гипсовые Ленины играли роль "метки" канонической территории СССР. Но уже то, что в России довольно вяло отреагировали на разрушение этих памятников — в том числе в Украине — говорит о том, что метки такого типа уже не слишком актуальны. Им нашли замену. Вместо Лениных теперь купола-луковки, "русское присутствие", "интересы русскоязычных" и т. д. Что куда более удобно — ведь попробуй поставь памятник Ленину в Париже или Лондоне.