Когда начнется новая Карабахская война
Российско-турецкий конфликт, в данный момент проходящий в стилистике холодной войны с использованием гибридного инструментария, способен в ближайшие годы круто изменить судьбу Южного Кавказа. Несмотря на то, что регион весь постсоветский период рассматривался как конфликтогенный и пережил четыре вооруженных столкновения с участием регулярных армий, еще недавно российско-грузинский и армяно-азербайджанский конфликты рассматривались как системные и условно замороженные (хотя весь последний год ситуация в Арцахе-Карабахе продолжала деградировать). Обострение отношений между Москвой, чье вторжение в Сирию на стороне "недосвергнутого" диктатора Башара Асада, который, как теперь окончательно выяснилось, торгует нефтью с Исламским государством при посредничестве компаний, принадлежащим российским гражданам, дополнено двумя важными событиями в странах Южного Кавказа и одним симптоматическим политическим заявлением, прозвучавшим в российской Госдуме.
Во-первых, президент Азербайджана Ильхам Алиев уверенно поддержал в навязываемом Анкаре Кремлем противостоянии своего турецкого коллегу Реджепа Эрдогана. Невзирая на логичность этого шага — Турция не только крупнейший партнер Азербайджана во всех мыслимых сферах взаимодействия, но и государствообразующие нации двух стран являются близкородственными (хотя стоит учитывать и распространенность в Азербайджане шиитской версии ислама), — маневр Баку несет в себе определенные риски. Дело в том, что за последние три года, реализуя сложную, но прагматичную политику многовекторности (в ее рамках "полюсами тяготения" Азербайджана выступали Турция, США, Россия, Саудовская Аравия и другие страны Персидского залива и ЕС), Баку втягивался в откровенный флирт с Москвой.
Это проявлялось и в объемных сделках в сфере торговли оружием, и в проработке перспектив появления на территории республики новых объектов радиолокационной инфраструктуры ВС РФ, и в изучении возможностей Евразийского Союза. Параллельно Азербайджан — в рамках той же концепции реализации своего регионального лидерства на Южном Кавказе — пытался выстроить собственную модель сотрудничества с ЕС, используя возможности "Восточного партнерства" (ЕаР), ключевым элементом которой является строящийся трансанатолийский газопровод (ТАР). Падение цен на нефть и газ, а также нарастающий разрыв России с существующей системой международного права и межгосударственных отношений много месяцев подряд сужают поле для маневра, в котором действует Баку.
Печальным символом завершения эпохи тонких риторических намеков и поведенческих полутонов, которыми мастерски пользовался Азербайджан, может служить взрыв нефтедобывающей платформы на Каспии, приведший к многочисленным человеческим жертвам. Расследование причин этого инцидента затянется надолго, но как доказанное участие российских спецслужб в организации массовой террористической деятельности в Украине, так и начало прозрения западных государств в отношении истинного масштаба связей между Москвой и ИГ, а также "Хезболлой" наталкивает на определенные соображения. Дела на Южном Кавказе — как двумя годами ранее в Восточной Европе — начали приобретать серьезный оборот, и азербайджанский курс на многовекторность быстро теряет смысл.
Особенно в силу того, что, во-вторых, "узкое место" в виде конфликта в Нагорном Карабахе не только не утратило свою актуальность в качестве инструмента стигматизации Россией всего политического пространства на Южном Кавказе, но и рационально встраивается в самоубийственный курс Москвы на разрушение всей системы договоренностей, слагающих мировой порядок, установившийся после завершения холодной войны.
Однако важно понимать, что само по себе разогревание армяно-азербайджанского конфликта не является целью Москвы хотя бы в силу того, что патовая ситуация на востоке Украины и в Крыму, в Приднестровье, а также в Сирии, рост напряженности на афгано-таджикской и афгано-туркменской границе все быстрее растягивают и распыляют российский военно-политический потенциал. Поджог Карабаха нужен Путину в более широком контексте гибридной агрессии против Турции. Для руководимого тяжелыми подсознательными комплексами российского диктатора турецкий лидер Эрдоган мгновенно превратился в субъект гораздо более страстной ненависти, нежели руководство Украины, Барак Обама, сирийская оппозиция или запутавшиеся в своих миротворческих, миграционных и антитеррористических проектах Ангела Меркель и Франсуа Олланд.
Отсюда следует, что в потенциальный и многогранный южнокавказский конфликт Путин стремится втащить и Турцию, и даже Грузию, с которой в последние годы Россия не более чем препиралась по тупиковым вопросам торговли, передвижения пограничных столбов на оккупированных территориях и тесного сближения этой страны с НАТО. С таким интуитивным планом можно связать, в частности, слухи о передвижении российских военных частей в Армении к турецкой границе, некие очередные учения на Каспии, российские провокации на Босфоре, активизацию путинской агентуры в Тбилиси с целью дальнейшей скандализации того политического курса, который проводит пестрая "Грузинская мечта".
Частота таких мелких ходов будет нарастать, в особенности это касается Армении, на днях путем референдума сменившей свою политическую модель на парламентско-президентскую, что не может не напоминать о сценарии, который воплощался в 2003-2004 гг. в Украине. При том, что сам по себе подобный транзит является скорее позитивной эволюцией развития политической системы республики, опыт постсоветского пространства показывает, что в условиях болезненной ирреденты России, смешанные формы правления в странах — наследницах СССР ослабляют внешнеполитическую консолидацию местной элиты. А ведь в Армении существует достаточно сильная оппозиция, способная в любом случае контролировать не менее трети парламентских мандатов.
В рамках вынужденной пророссийскости чуть ли не всех основных политических сил в республике это позволит Москве — по крайней мере, до начала по-настоящему обвальной экономической деградации в России — играть в Ереване на обеих сторонах политического расклада.
Все вышесказанное подводит нас к тому, что, в-третьих, политика превращения Анкары в главного практического противника с долгой историей соперничества с РФ, системно удобного в такой роли для машины российской пропаганды и государственного терроризма, подменившей в Москве прочие институты власти — как члена НАТО, близкого союзника США с интересами в Сирии, на Южном Кавказе и в оккупированном Крыму — Кремль начал "пробовать воду" в квазиправовом пространстве гибридных действий против стран региона и Турции.
Это выражается в прозвучавшем на днях в Госдуме предложении денонсировать Карский договор 1921 г., заключавшийся при участии РСФСР грузинской, армянской и азербайджанской советскими республиками с Турцией и во многом устранивший почти столетие назад большинство вопросов, связанных с рисунком соответствующих границ. С одной стороны, Госдума в России — орган, не имеющий никакого прямого политического значения, да и выход из договора, появившегося задолго до Ялтинско-Потсдамских и Мальто-Мадридских договоренностей, выглядит очередной клоунадой утративших всякий международный авторитет российских политиков. С другой — в Думе озвучивается лишь то, что было ранее согласовано с администрацией Владимира Путина. Кроме того, Россия уже разрушила как Будапештский меморандум 1994 г., так и Большой договор с Украиной 1997 г. и завершает свой выход из системы международного права, так что ничего не мешает ей в своем искривленном миропонимании перейти к таким отношениям с Кавказом и Турцией, которые характеризовали эпоху существования империи Романовых и Оттоманской Порты.
Похоже, это начинают понимать и в Анкаре, которая в риторике пока еще стремится к возвращению недавнего статус-кво, но на практике обсуждает закрытие проливов для российских военных кораблей и перебрасывает войска к сирийской границе (а также, ограниченно, в Иракский Курдистан). Нетрудно предположить, что вскоре Турции придется усилить и свои восточные границы, а также, в условиях медлительности Вашингтона, инициировать новую концентрацию политических контактов с Азербайджаном и Грузией, над которыми нависла угроза российского терроризма и других проявлений гибридного вторжения.
Важный аспект, в котором масштабное обострение в северном, восточном и южном Причерноморье затрагивает украинские интересы — это блокада оккупированного Крыма. Отказ от нее может вызвать теперь тяжелые последствия, поскольку политика даже частных и мелких уступок в отношениях с Россией не работает. Между тем облегчение положения Крыма, несомненно, простимулирует РФ использовать оккупированный полуостров как плацдарм для нападений на Грузию (как уже было в 2008 г.) и Турцию (как исторически было в досоветский период — всегда). А ведь достаточно спонтанное, хотя и давно предсказанное и вполне естественное формирование альянса по мотивам предложенного еще Пилсудским проекта Междуморья с участием Киева, Анкары, Тбилиси и Баку (с подключением других региональных структур) является безусловно оптимальным развитием событий в рамках необходимости сдерживания российского агрессора, окончательно превращающегося в страну-изгоя, бросившего вызов миропорядку, возникшему на руинах Третьего рейха.
