Как британский премьер в собственный капкан угодил

Дэвид Кэмерон пытается спасти судьбу референдума о членстве Британии в ЕС, который был не более чем политтехнологией для внутреннего применения

Столетиями внутренняя и внешняя политика Великобритании сопровождалась традициями безжалостной сатиры. Вот и сегодня, в обстоятельствах, когда неумолимо приближается референдум по вопросу членства страны в Европейском Союзе, можно лишь констатировать, что с того момента, когда последний из харизматических британских лидеров Тони Блэр вдруг перешел в римский католицизм и превратился в советника Нурсултана Назарбаева, внешнеполитический курс Лондона становился все менее предсказуемым.

Действующего премьер-министра Дэвида Кэмерона, лишь недавно отпраздновавшего одновременно неожиданную и убедительную победу на перевыборах, с Назарбаевым внезапно соединили "панамаликс" - оказалось, что оффшорным инвестиционным фондом, зарегистрированным в этой стране, владел его покойный отец, а сам Дэвид и его супруга имели в этом фонде акции. Впрочем, премьер-министр отвергает все обвинения, заявляя, что продал свою долю в компании до того, как возглавить правительство.

Тем не менее, эта информация вызвала массовые протесты и яростную критику со стороны левой оппозиции - в особенности, если учесть, что оффшорной компанией владеет отец и другого высокопоставленного чиновника, министра финансов Джорджа Осборна. Причем критика слева связана не столько с морально-этической стороной вопроса, сколько с тем, что потенциальные недоимки британского бюджета достигли более £30 млрд. А по иронии судьбы именно голоса оппозиции сегодня необходимы британскому правительству, чтобы выиграть референдум.

Следует вспомнить, что в этот капкан действующее правительство Дэвида Кэмерона загнало себя вполне самостоятельно. Идея референдума о целесообразности сохранения Великобритании в составе ЕС возникла не вчера - она фигурирует среди главных пунктов программы консерваторов с момента их возвращения к власти в мае 2010 года. При этом стоит отметить, что и в 2010-м, и в 2015-м тори получили власть вовсе не за счет антиевропейских лозунгов.

Шесть лет назад избиратели проголосовали против непопулярного и неодаренного демагогическими талантами технократа Гордона Брауна, которому Блэр фактически передал правительственный штурвал. Брауну пришлось взять на себя весь негатив ипотечно-кредитного кризиса. Но тогдашнее голосование не означало особого доверия к Кэмерону и его партии - она не получила большинства мандатов и впервые за многие десятилетия была вынуждена заключить коалиционное соглашение с третьей политической силой, либеральными демократами, чей лидер Ник Клегг получил вице-премьерский пост.

Дальнейшее развитие событий показало, что для либеральных демократов, партии отчетливо проевропейской, этот союз стал ошибкой. В частности, потому, что евроскептическая политика старшего партнера в этом альянсе всегда подрывала позиции либеральных демократов - так, в 2011 году Лондон, впервые в своей истории в составе ЕС, заблокировал европейское соглашение о тесном фискальном союзе.

Сегодня Клегг призывает уже лейбористов дать четкий сигнал своим избирателям о поддержке кампании за продолжение членства Великобритании в ЕС. Тревога отставного политика понятна - опросы крайне противоречивы, некоторые из них указывают на преобладание евроскептииков, между тем лидер лейбористов Джереми Корбин ранее неоднократно критиковал политику Брюсселя. Недавно Корбин был вынужден высказаться в пользу ЕС несколько яснее, но комментаторы считают такую линию недостаточной. Если бы не панамский скандал и не политическая технология, состоящая в использовании евроскептицизма в качестве стимула поддержки консерваторов, победители недавних выборов не нуждались бы в поддержке левых. Теперь же оказались с ними в одной лодке.

На протяжении нескольких лет разнообразные манипуляции свили британские противоречия в тугой узел, сделав результат референдума непредсказуемым.

Поскольку накануне выборов главной угрозой для себя консерваторы сочли изоляционистскую и еврофобскую UKIP, с этой партией тори и начали соперничать за избирателя, эксплуатируя ее лозунги. За три месяца до выборов опросы показывали, что партия Кэмерона уступит в парламенте лейбористам. Но тори крупно повезло - и до недавнего времени их стратеги гордились такой изящной политической комбинацией. Правительство Кэмерона не только удержалось у власти, но и получило однопартийное большинство.

Из вышесказанного становится ясно, что на самом деле евроскептицизм консерваторов является исключительно внутренней политической технологией, направленной на дрессировку собственного электората.

При этом очевидно, что Кэмерон не проводил бы изнурительных переговоров с Дональдом Туском и другими европейскими лидерами, выторговывая специальное соглашение с ЕС (которое, за исключением некоторых нюансов социальной политики применительно к иностранцам вполне банально и повторяет цели и намерения Лондона в рамках европейской интеграции), если бы был искренним изоляционистом.

Примечательно, что уже во время этих переговоров, а также после объявления даты референдума прозвучали симптоматические заявления. Так, лидер Шотландской национальной партии Никола Стерджен заявила, что в случае выхода Великобритании из Евросоюза Шотландия проведет второй референдум по вопросу выхода из Великобритании. Она отметила, что большинство шотландцев выступают за то, чтобы страна оставалась в Евросоюзе. В Ольстере, в свою очередь, членство Великобритании в ЕС рассматривают как гарантию неповторения зверств британского спецназа в прошлом столетии, а в Уэльсе - как путь сохранения культурной самобытности. Иными словами, в случае победы евроскептиков (а говоря прямо - еврофобов) Великобритания, скорее всего, просто развалится.

Возмущенно реагируют на популистские экзерсисы и британские бизнес-лидеры, а также главы крупнейших промышленных компаний. Об этом сообщил Bloomberg со ссылкой на британский Институт директоров (IoD) и группу производственных предприятий EEF. Согласно заявлению IoD, соглашение, достигнутое премьером Дэвидом Кэмероном на переговорах со странами ЕС, является более чем достаточным, и как минимум 600 членов организации будут голосовать за то, чтобы страна осталась в Евросоюзе. По их мнению, премьер-министр настойчиво боролся за эту сделку и добился изменений, особенно в части сокращения бремени бессмысленного или чрезмерного бюрократизма. В заявлении EEF, которая представляет технологические, производственные и промышленные компании, говорится, что 61% ее членов желают оставаться в ЕС, поскольку не видят смысла в отрезании Великобритании от своего основного рынка.

Нетрудно увидеть и то, что еще недавно взгляд рядовых граждан на вопрос членства Соединенного Королевства в ЕС колебался в соответствии с созданием островной властью напряжения по этому вопросу. Так, до пика выяснения отношений между Лондоном и Брюсселем, по результатам опроса компании Survation за выход из ЕС высказались 43% британцев, а против - 40%. На пике обострения конфликта, по опросу Reuters оказалось, что за выход из ЕС выступают 36%, а 34% хотят, чтобы Соединенное Королевство осталось в Евросоюзе. Наконец, после подписания сделки опрос Daily Mail вдруг продемонстрировал "волшебное" изменение настроений. Теперь только 33% британцев считали, что страна должна выйти из Евросоюза, в то время как 48% поддерживали идею сохранения за Великобританией статуса страны-участницы ЕС.

О чем свидетельствуют эти колебания? Вероятно, о том, что избиратели не рассматривают выход из ЕС как реальную перспективу, но вместе с тем и не особенно вникают в судьбоносность июньского референдума. Теперь, однако, под влиянием нидерландского спектакля политические лагеря начали поляризоваться - и если подавляющее большинство сторонников европейской интеграции в Нидерландах просто не пошло голосовать, то в Великобритании электоральный ландшафт выглядит гораздо более рельефным. Вряд ли британский парламент будет вынужден автоматически воплотить потенциально негативный выбор граждан - но и проигнорировать его не сможет. В итоге позиции Соединенного Королевства в Европе и мире ослабнут, отношения внутри самого британского политикума обострятся, а отношения с Америкой, чья позиция по этому вопросу общеизвестна - испортятся.

Ныне Дэвид Кэмерон яростно выступает за то, чтобы Королевство осталось в составе ЕС, позиционируя себя как политика, который "изменил ЕС в пользу Британии". И теперь, вероятно, сам не знает, что будет делать в случае антиевропейского решения собственных избирателей, которому потрафил уже дважды - риторикой и пусть формальной, но причастностью к "Панамагейту". А ведь этого замешательства премьера давно и с нетерпением ожидал его внутрипартийный соперник - мэр Лондона Борис Джонсон, который решительно выступил в пользу выхода Соединенного Королевства из ЕС. По его мнению, ЕС мешает быстрому развитию страны, а отношения с Союзом можно строить на некоей "взаимовыгодной" основе. Кэмерону вскоре придется объяснять, чем же он отличается не только от лидера лейбористов Корбина, но и от Джонсона - впрочем, ранее не замеченного в симпатиях к Москве и даже преследовавшего российского олигарха Алишера Усманова, но стремящегося в своей европейской риторике почти к тому же, что и российский лидер Владимир Путин.