Из рэкетиров — в гопники. Как распознать революционную ситуацию
Третья годовщина Революции достоинства очень располагает к разговору о революциях вообще. Тем более что есть и новостной повод: в одном из пригородов Парижа, Онэ-су-Буа, неделю не утихают массовые беспорядки. И, собственно, интересно, почему сии беспорядки, — это не организованный Майдан по-украински и такими, судя по всему, не станут.
Беспорядки начались после резонансного задержания полицейскими 22-летнего француза марокканского происхождения по имени Тео. Стражи порядка обошлись с ним не так, как того требует закон, проявив против его согласия... извращенную фантазию, за что в конце концов поплатились.
Будет ли революция во Франции?
Впрочем, судьба как самого Тео, так и задержавших его полицейских нам не очень интересна. Интересна общественная реакция на это задержание — те самые беспорядки. Грубо говоря, интересно, будет ли теперь во Франции революция. Ну а что? Почему бы ей и не быть? Вон, на площади Тахрир все началось с разгромленной тележки торговца фруктами. Отчего бы Тео не стать знаменем французского революционного возрождения и даже, чем черт не шутит, не попозировать для ремейка картины "Свобода на баррикадах"? Тем более, если следовать в русле логики российских СМИ, французские власти уже в панике. Президент Франсуа Олланд посетил Тео в больнице и принес глубокие извинения от имени Пятой Республики. Можете представить себе Путина, извиняющегося за нечто подобное, произошедшее, скажем, в Удмуртии? Нет? Ну вот...
С одной стороны, нельзя не заметить, что для полноценной революции масштаб выступлений все-таки мелковат, да и вообще, все развивается вяло. За пять дней революционной активности масс протесты так и не вышли за пределы Онэ-су-Буа. Восстановление социальной справедливости ограничилось несколькими сожженными автомашинами, сотней разбитых витрин и в качестве бонуса — ограблением группы южнокорейских туристов, обменявших свое имущество на незабываемые впечатления о Франции. Задержано 30 человек, двое уже получили по полгода тюрьмы, остальные, вероятно, получат примерно столько же. Для маргинала из парижского пригорода, живущего на социальное пособие и торговлю наркотой, это означает полгода бесплатного жилья и питания плюс абонемент в спортзал, где можно приятно проводить время в близкой по духу компании.
С другой стороны, что будет, если все-таки взять и устроить во Франции революцию? Каков прогноз событий? Очевидно, что в первую очередь исчезнут социальные пособия. Следом за ними растворятся на горизонте южнокорейские туристы. Могут даже закрыть спортзал в тюрьме. И кому такая революция нужна? Уж точно не обитателям Онэ-су-Буа. Они на такое не подпишутся никогда.
Верхи не могут, низы не хотят
Авантюрист и политический демагог Владимир Ульянов, более известный под псевдонимом Ленин, в разное время и по разным поводам написал немало конъюнктурного, да и просто бредового. Но вот условия, необходимые для успеха революции, он сформулировал достаточно точно. В работе "Маевка революционного пролетариата", написанной в 1913 г. по следам провала революции 1905 г., Ульянов писал: "Для революции недостаточно того, чтобы низы не хотели жить, как прежде. Для нее требуется еще, чтобы верхи не могли хозяйничать и управлять, как прежде".
Что же, все в целом верно. Хотя надо заметить, что, поставив в один ряд проблемы верхов и хотелки низов, будущий теоретик октябрьского путча сильно польстил "революционному пролетариату". На самом деле кризис управления является единственным условием успешной революции. Потому что когда власть выпадает из чьих-то слабых рук и без присмотра валяется на земле, то обязательно найдется кто-то, у кого хватит дерзости ее поднять. Сумеет ли он ее удержать — вопрос другой. Чаще всего власть затем много раз переходит из рук в руки. Но рано или поздно ее берет тот, кто может эффективно "хозяйничать и управлять" в существующих условиях.
Если подходить к теме революции с этой точки зрения, то никакой революционной ситуацией во Франции даже не пахнет. У власти есть средства как для оплаты работы полиции и судов, так и для выплаты социальных пособий. Все участники беспорядков в Онэ-су-Буа прекрасно вписаны в систему управления французским государством, которая находится в руках политической бюрократии. Маргинал, сидящий на пособии, обеспечивает политикам массив хорошо управляемых голосов, позволяющий надежно блокировать попытки среднего класса усилить гражданский контроль. По этой причине Олланд и объявился в больнице у Тео: приближаются выборы и политикам нужны симпатии маргиналов.
Взглянем теперь на противоположные примеры: на ситуации, когда революция все же оказалась возможна. Первым шагом к ее успеху во всех случаях была утрата старой властью эффективного управления.
Что Россия-1917, что Франция-1789, что Египет-2011 — картина везде одна и та же: фактический распад государства. Система рассыпалась на множество отдельных чиновников, каждый из которых был озабочен только собственным, сиюминутным обогащением, став, по сути, антисистемным элементом.
Если взглянуть на ситуацию с точки зрения рядового гражданина, то государство из рэкетира, изымающего часть средств в обмен на защиту общих правил игры, превратилось в грабителя, не дающего ограбленным ничего взамен. Разумеется, такой грабитель тоже может существовать какое-то время, опираясь на силовиков, получающих долю от награбленного. Но это будет продолжаться недолго, поскольку экономика быстро умрет. Когда же она умрет, грабить станет уже некого, ограбленными и брошенными почувствуют себя даже те, кто, по замыслу власти, должен стоять на ее защите. И тогда власть будет даже не сметена, а просто игнорируема — за ненадобностью. Конечно, под горячую руку могут и повесить. Но могут и просто дать пинка под зад и выкинуть вон.
Нечто подобное произошло бы и в сегодняшней Франции, если бы власти, продолжая взимать налоги в прежнем объеме, прекратили выплату социальных пособий гопникам марокканского происхождения и зарплат полиции. Правда, для полного успеха такого рода революции были бы необходимы все три действия одновременно: налоги взимать, но зарплат и пособий не платить. В противном случае ситуация развивалась бы спорно. Если бы, к примеру, гопникам урезали пособия, пропорционально снизив налоги, то весьма возможно, что граждане, принадлежащие к среднему классу, — те, кто эти налоги платит, — сказали бы: вот, пришла наконец наша власть. После чего, самостоятельно вооружившись и вежливо или не очень вежливо отодвинув в сторонку полицию, причинили бы обитателям Онэ-су-Буа травмы, схожие с теми, которые получил невезучий Тео. И под угрозой еще худших травм заставили бы их принять новые правила игры. То есть власть, рискнувшая на такую пересдачу политической колоды, определенно не осталась бы совсем уж без поддержки.
Чисто финансовый вопрос
Таким образом, революция всегда начинается на обломках рухнувшей системы власти. Не со слома этой системы, вовсе нет. Как показывает мировой опыт, пока система власти, имеющая успешный опыт управления данным государством, продолжает работать как единое целое, сломать ее изнутри не удается никому. Система должна вначале убить экономику, а затем, утратив кормовую базу, начать распадаться на отдельные элементы, каждый из которых ищет собственного спасения в надвигающемся хаосе. Именно по этой причине антисистемная коррупция является в глазах западных политиков худшим злом.
В слаборазвитых обществах, в том числе и в бывшем СССР, где закон формален, а правят клановые отношения, все обстоит еще более неоднозначно. Система власти здесь изначально балансирует на грани кланового полураспада, и это является ее нормальным состоянием. А под обывательское определение "коррупции" подпадают два разных явления: клановая рента, необходимая для того, чтобы такая система не распалась окончательно, и собственно коррупция как самодеятельность отдельных лиц. Последняя, к слову, карается в таких обществах еще строже, чем на Западе.
Но и в относительно стабильном обществе, где никто и не помышляет о сломе системы в целом, все равно идет борьба за ресурсы. Эта борьба идет между всевозможными стратами, коих в сложно устроенном социуме множество: между ведомствами, различными социальными группами, политическими партиями и ветвями власти. Такая борьба обеспечивает обществу здоровую гибкость и в конечном итоге повышает его устойчивость перед лицом серьезных потрясений.
Эпизод этой борьбы мы и наблюдаем сегодня в парижском предместье. С одной стороны, паразитирующий на обществе маргин — выходцы из Северной Африки во втором-третьем-четвертом поколении, формально имеющие гражданство Франции, а с ним и право голоса, но не вписавшиеся в это общество ни экономически, ни ментально. Они желают продавать свои голоса еще дороже и демонстрируют свое недовольство бунтом и грабежами, понимая, что жесткого ответа не будет. Маргин знает о приближении выборов, знает, что он нужен политической бюрократии как противовес ее главному врагу — среднему классу, и играет на повышение социального пособия в обмен на лояльность к тем политикам, кто продемонстрирует наибольшую готовность сыграть с ним в пас. Эту готовность наперебой и демонстрируют все политики, которые так или иначе претендуют на поддержку маргиналов.
С другой стороны, Министерство внутренних дел не заинтересовано в том, чтобы такие вспышки недовольства подавлялись легко и быстро. Напротив, полиция заинтересована в многодневном телешоу и максимальных страховых выплатах пострадавшим. Чем большим будет ущерб, тем на большую долю в бюджетном пироге будущего года смогут рассчитывать органы охраны порядка. Как видите, все развивается в рамках системы, все, на кого ни оглянись, — твердые сторонники существующей власти и никакой революции там нет.
Как это было 100 лет назад
Чтобы лучше понять механизм любой революции, обратимся к российским событиям столетней давности — благо этот период описан в мельчайших подробностях и все источники доступны.
К марту 1917 г. по новому стилю существовавшая система власти распалась окончательно. В стране не осталось ни одной силы, способной встать на ее защиту. Как следствие, пустяковый в общем-то даже не бунт, а так, скандальчик, вызванный задержкой с подвозом хлеба в столицу империи, породил лавину событий: бунт запасных частей, которым не хотелось на фронт, и дезертиров, наводнивших столицу, где они чувствовали себя в полной безопасности. Именно потому, что органы власти, которым надлежало заниматься их отловом и покаранием, пребывали в параличе. Никто не вступился за Романовых — их даже не свергали, а просто небрежно отодвинули. Старая бюрократия и наиболее решительные депутаты Государственной думы образовали переходное Временное правительство. Правительство заметалось, пытаясь сформировать в низах свою опору, но не смогло в итоге опереться ни на армию, ни на промышленный пролетариат больших городов, ни на земство. Основной причиной провала стало полное непонимание ситуации в российском обществе и вытекавшая из этого непонимания попытка договориться со всеми сразу. Как следствие, возникли альтернативные органы власти — Советы, абсолютно неоднородные в разных местах, но в равной степени не приемлющие "гнилые компромиссы" Временного правительства.
Здесь был еще один эпизод, выпавший из советской историографии. Чувствуя, что почва уходит из-под ног, и будучи в большинстве своем марксистами — не примитивными экстремистами-полународниками, вроде Плеханова и Ульянова, а настоящими марксистами, опирающимися на собственно работы Маркса и Энгельса и на их истолкование с позиций, к примеру, Струве и Туган-Барановского, Временное правительство обратилось к представителям крупного бизнеса с предложением разделить с ним власть и ответственность. Шаг этот был предпринят в полном соответствии со взглядами Маркса, согласно которым построение социализма возможно только на базе полноразмерных и всесторонне развитых капиталистических отношений. Но предложение не было принято. Российское общество не созрело ни для социалистической, ни даже для буржуазной революции. Готовность к буржуазной революции была налицо лишь в отдельных, наиболее развитых регионах.
В итоге после полутора десятилетий смуты и безуспешных социальных экспериментов Российская империя пришла к тому, к чему только могла прийти: к докапиталистическим отношениям, органически вытекавшим из ее реального уровня развития. Отдельные ее части — Финляндия, Польша, страны Балтии — сумели отделиться от феодального монстра и институализироваться в виде буржуазных демократий. Больше всех не повезло Украине: вполне готовая принять буржуазно-демократическое устройство жизни, она была банально растоптана дикими ордами Красной Армии.
Итак, в каждом из образовавшихся после распада Российской империи государств в конечном итоге устанавливался тот тип отношений, который устраивал большую часть населения. Для России это было верно в первую очередь: азиатская феодальная тирания, отвергающая капитализм с позиции "светлого прошлого", являлась и до сих пор является тем типом общественных отношений, к которым наилучшим образом адаптирована большая часть российского населения.
Перспективы будущих революций
Как показывает исторический опыт, переход к высшим формам социальной организации, как правило, происходит эволюционно. Исключения если и бывают, то крайне редко.
В отдельную группу следует выделить ситуации, когда более развитая в социальном отношении часть относительно отсталой страны отделяется от метрополии революционным путем и затем, отгородившись от ее социальной отсталости, строит новое общество. Этот путь прошли Соединенные Штаты Америки, а также Финляндия, Польша, страны Балтии. Его сейчас проходит и Украина. Во всех случаях метрополия предпринимает попытки сохранить в своем составе продвинутую колонию, которая выступает по отношению к ней как донор ресурсов, прежде всего человеческих. Иными словами, война за независимость становится неизбежным этапом в построении такого государства. Система же власти, унаследованная от метрополии, в этом случае обычно не разрушается полностью и одномоментно, а проходит ряд последовательных модернизаций.
Истории становления независимости стран, перечисленных выше, дают массу аналогий с событиями в Украине и могут служить хорошей основой для прогнозов относительно нашего ближайшего будущего. Исходя из этих же рассуждений, очевидно и то, что полноценная, а не формальная независимость Украины находится пока лишь в стадии строительства, а предыдущие 25 лет были переходным периодом.
На всем постсоветском пространстве Украина в настоящее время единственное государство, способное к социальному реформированию. Перспектив для революции в ней не просматривается, если же нечто подобное все-таки случится, то с вероятностью 100% это станет откатом назад. Социальная конфигурация украинского общества не позволяет пока выстроить более совершенные, чем сегодня, капиталистические отношения.
В России признаков грядущей революции не наблюдается. Крупный, системообразующий бизнес контролируется там правящими кланами. Экономика в силу сырьевой примитивности хотя и находится на критически низком уровне, но довольно стабильна. Кроме того, даже если нынешняя система власти рухнет, новая власть, возникшая на ее обломках, не будет ничем принципиально отличаться от старой. В России просто нет социальной базы для чего-то иного: буржуазия и тем более пролетариат в Марксовом понимании отсутствуют там в принципе.
Есть и другой критерий для подобной оценки — эмпирический, но эффективный: наличие производительного среднего класса, страты самозанятых лиц, в капиталистических правилах игры и в государстве, способном защищать эти правила. До середины 60-х годов такая страта в России была в виде значительного числа кооперативных предприятий. Общий уровень производства кооперативов достигал 20–30% ВВП, чего в принципе было бы достаточно для выстраивания капиталистических отношений на развалинах советской власти. К слову, финский капитализм в 20–30-е годы прошлого века как раз и был выстроен сходным образом. Но советская власть на тот момент и не думала рушится. Она была крепка и способна прокормить карательные и контролирующие органы. В результате разгрому подверглось как раз кооперативное движение. В современной России аналога ему нет.
Ситуация в Азербайджане, Казахстане и далее на юго-восток, в других государства постсовесткой Средней Азии, за исключением разве что Грузии, напоминает российскую. Ситуация в Беларуси тоже явно не революционна. В Молдове власть слаба, но крайне слаб и средний класс, она склонна к откату, а не к движению вперед.
Иными словами, у Украины мало потенциальных союзников на постсоветском пространстве. Но есть и хорошая новость: социалистической революции образца 1917 г. ни во Франции, ни где-либо в Европе не ожидается. Несмотря на отдельные разбитые витрины и сожженные автомобили, общая ситуация там довольно стабильна.
Что случилось с Тео?
Тео — полноправный француз, хоть и этнический марокканец. Он родился и вырос в Онэ-су-Буа и здесь же в качестве сотрудника социальной службы работал с трудными подростками. По версии полиции, еще и подрабатывал, продавая им наркотики.
В ходе операции по борьбе с наркоторговлей Тео задержали. Судя по видео, он попытался было сопротивляться, но безуспешно. Полицейские скрутили его довольно легко, не применяя излишнего насилия. Если Тео и избили, то явно позднее. Как бы то ни было, по одной из версий, Тео был просто избит, по другой, особо смакуемой российскими СМИ, — в его анальное отверстие на глубину примерно в 10 см при не вполне ясных обстоятельствах проникла телескопическая полицейская дубинка.
Полицейские оправдываются случайностью. Мол, тренировочные штаны, бывшие на Тео, с него соскользнули и он сам на нее напоролся, а она возьми да и резко раскройся. Это, кстати, не сарказм, а цитата из официального рапорта. Тео, в свою очередь, кричит об изнасиловании. В связи с полученной травмой ему выписан бюллетень на 10 дней, по дню за сантиметр. Но перспективы у Тео в целом неплохие: травма легкая и, когда всё заживет, он сможет продолжить как социальную работу, так и наркоторговлю. В том, разумеется, случае, если ему не предъявят никаких обвинений. Но это, судя по всему, навряд ли случится.
Что же до настоящих причин анальной неприятности, постигшей Тео, то поговаривают, что с подростков, которые ему нравились, он брал плату за товар не только деньгами. И полицейские, тоже, в общем-то, простые парни, притом выросшие рядом с Тео в том же пригороде, как умели, объяснили ему, что так делать нехорошо. Впрочем, это уже детали. Полицейские, кстати, сразу же были задержаны, им предъявлены обвинения. Франция — не Россия, и полиция тут не может безнаказанно издеваться над задержанным, даже если этот негодяй и продавал наркотики подросткам.