Иранский облом. Почему унижение Путина в Тегеране эффектно, но не эффективно

Второй с начала масштабного вторжения в Украину зарубежный визит Владимира Путина – в Иран – запомнится комичной композицией встречи с аяталлой Али Хаменеи в духе "Крестного отца": ты, мол, пришел просить, но просишь без уважения. И - радующими глаз кадрами растерянного томления в ожидании опаздывающего на встречу турецкого президента Реджепа Тайипа Эрдогана – при том, что еще восемь лет назад и сам Эрдоган, и лидеры "Большой семерки" покорно дожидались самого Путина.

Эти театральные эффекты – безусловная демонстрация унижения – не должны, однако, вводить в заблуждение. Путин и впрямь приехал с заведомо слабой переговорной позицией, но говорить о провале его миссии по меньшей мере рано.

Визит в Тегеран преследовал несколько целей, и ни одна из них не предполагала игры ва-банк. Среди них основные – информационный выхлоп, поиск поддержки, противодействие санкционному давлению, шантаж.

Первая – и самая очевидная – очередное опровержение тезиса об изоляции и нерукопожатности Путина. Особенно после откровенно неудачной попытки кремлевской пресс-службы опровергнуть слух о том, что китайский лидер Си Цзиньпин отклонил предложение посетить Москву, и эпично провального участия Лаврова в саммите министров G20.

Три недели назад Путин летал в Душанбе – склонять Таджикистан к вступлению в ЕАЭС, а оттуда в Ашхабад – в попытке воспрепятствовать экспорту туркменского газа в обход России и "порешать" проблемы с соседями на полях саммита "каспийской пятерки" – а также договориться о совместных логистических и энергетических проектах. Не получилось: уже через неделю после саммита вице-президент Турции Фуат Октай заявил о возможности перекачки туркменского газа в Европу через Трансанатолийский газопровод (TANAP).

Да и сам саммит оказался ни о чем: фестиваль ковров, тематические круизы, молодь осетровых и спасение каспийских тюленей – темы, безусловно, достойные обсуждения на уровне глав государств. А декларация приверженности мирному использованию Каспия – еще и смешная, учитывая участие Каспийской военной флотилии в сирийской и украинской авантюрах Кремля.

Важным для Путина, впрочем, было участие в нем турецкого и иранского коллег – упомянутого уже Эрдогана и Эбрахима Раиси. Собственно, там же стороны и договорились о "междусобойчике" в Тегеране.

Официальным поводом стал трехсторонний саммит в Астанинском формате – то есть сирийский вопрос, а двусторонние переговоры оформлялись как встречи на полях. Но весь этот комплекс мероприятий стал эталонным образчиком Realpolitik вне Запада. Три страны являются антагонистами – и в то же время их взаимная зависимость вынуждает искать компромиссы.

В крайне упрощенном виде взаимоотношения в этом треугольнике таковы. Турция соперничает с Россией в Большом Причерноморье, включая Южный Кавказ, Центральной Азии и Среднем Востоке. Но при этом сильно зависима от российского импорта, включая зерновые (65% в 2021 году) – в частности, поэтому не вводила санкций против РФ.

При этом Россия зависит от турецкого транзита энергоносителей, текстиля, сельхозпродукции – и экспортно-импортных каналов, которые Запад не может перекрыть.

Иран соперничает с обеими в Сирии, Ираке и, пусть и в значительно меньшей степени, на Южном Кавказе. К тому же является прямым конкурентом РФ на нефтегазовых рынках, но опять-таки зависит от ее позиции в переговорном процессе по ядерной программе Тегерана. К тому же, и Турция, и Россия для него являются и каналами контрабанды подсанкционной продукции, и технологий. В то же время, Россия теперь очень заинтересована в перенимании ноу-хау выживания в режиме жестких ограничений – и в допуске к иранской энерготранспортной сети для переориентации на азиатские рынки, где Москва опять-таки конкурирует с Тегераном. Впрочем, есть между ними и нечто общее: поддержание градуса антизападной истерии и коррупция обеспечивают выживание авторитарного режима. Но при этом иранское общество – как и турецкое – все менее восприимчиво к антизападной накачке. В этом смысле Иран напоминает скорее поздний СССР, чем нынешнюю Россию – если, конечно, не учитывать уровня коррумпированности и маразма оседлавших потоки властных элит.

Несмотря на это, вторым пунктом в путинской программе – и этого визита, и в рамках долговременной стратегии – является попытка выстраивания своего рода тройственного союза – не статичного альянса, а своего рода постоянно корректируемого эквилибриума, в котором внутренние противоречия уступали бы общности интересов: в конце концов, и Москва, и Тегеран, и Анкара каждая на свой манер добиваются паритета в отношениях с Западом. И уже сам факт встречи "астанинской тройки" в этом смысле несет серьезный идеологический заряд – особенно с учетом только что завершившегося ближневосточного турне президента США. Тем более что в стремлении избежать "имперского перенапряжения" Джо Байден пытается выстроить новый региональный альянс с уменьшенным американским участием. Но имперское перенапряжение на фоне усугубляющегося провала украинской авантюры – куда более серьезная проблема для России. И в сложившихся обстоятельствах единственное, что она может предложить партнерам – своя доля в сирийском пироге. На ее удержание у Москвы нет ресурсов, а ввиду вынужденного сокращения контингента (война в Украине требует) – уже и не будет. Так что эту долю нужно срочно "продать" – ведь потом придется просто "сбросить".

А теперь взглянем на коммюнике по итогам встречи. Стороны "3. Выразили свою решимость продолжать совместную борьбу с терроризмом во всех его формах и проявлениях… 4. Отвергли все попытки создать новые реалии "на земле" под предлогом борьбы с терроризмом, включая незаконные инициативы по самоуправлению, и выразили свою решимость противостоять сепаратистским планам… 6. Подтвердили решимость продолжать текущее сотрудничество в интересах окончательной ликвидации всех террористов, террористических групп, предприятий и организаций… 7…. Выразили серьезную обеспокоенность присутствием и активностью террористических групп..."

Эти ритуальные фразы о борьбе с терроризмом – прямое свидетельство того, что сирийская сделка не состоялась, а торги продолжаются. В сирийской войне каждый из подписантов поддерживает своих прокси – и вполне резонно считает террористами прокси "партнеров" со всеми вытекающими последствиями. В то же время, точка соприкосновения есть: "11. Подчеркнули необходимость содействия безопасному и добровольному возвращению беженцев и внутренне перемещённых лиц (ВПЛ) в места их проживания в Сирии, обеспечению их права на возвращение и права на поддержку…". Это двоякий сигнал Евросоюзу. Со стороны Турции – насчет намерения пересмотреть сделку о содержании сирийских беженцев. Со стороны остальных – о готовности актуализовать проблему (очевидно, при содействии упомянутых террористов). При этом подписанты "12. Осудили продолжающиеся военные нападения Израиля в Сирии" – определенно в пику Байдену.

И, наконец, самое важное: "13. В дополнение к сирийскому вопросу подтвердили свое намерение укреплять трехстороннюю координацию в различных областях в целях содействия совместному политическому и экономическому сотрудничеству". Это явный ответ попытке США сформировать блок арабских монархий и Израиля. 

Естественная реакция России и Ирана, и – вызывающий шаг со стороны члена НАТО Турции. Эрдоган определенно намерен дальше вести все более самостоятельную игру – и притом разыгрывать свою "золотую акцию" как форпоста Альянса (который критикует), так и посредника-джокера в отношениях с Россией. Эта позиция – не заслуга Путина, но пока он может записать ее в свой актив. Тем более что степень вовлечения Турции в разблокирование экспорта украинского зерна напрямую зависит от серьезности намерения России. Вряд ли случайно, что как раз по итогам тегеранской встречи Путин вновь заявил о неготовности Киева придерживаться стамбульских договоренностей, а вопрос снятия блокады с украинских портов должен увязываться со смягчением санкций в отношении российского сельхозэкспорта.

Что касается иранского направления, то несмотря на то, что вопрос приобретения иранских дронов (ввиду очевидной недоступности израильских, выпускавшихся по лицензии) решить не удалось, вряд ли его стоит считать закрытым – стороны продолжают переговоры. Ввиду того, что Россия оказалась под куда более жесткими санкциями, нежели Иран, их сотрудничество в перспективе вполне может оказаться серьезно переформатированным. В том числе – и в военно-технической сфере. К слову, нельзя исключить, что в схему в том или ином виде будет вовлечен и Китай, от которого сильно зависим иранский ВПК. Вопрос здесь, пожалуй, в том, что готова предложить Россия. И здесь обращают на себя внимание два фактора. Первый: в рамках визита Путина в Тегеран "Газпром" подписал меморандум о сотрудничестве с Иранской национальной нефтяной компанией (NIOC), предполагающий многомиллиардные российские инвестиции. Второй – позиция России в вопросе ядерной программы Тегерана. Росатом вполне может вновь начать помогать "иранским товарищам", если сделка 2015 года будет окончательно похоронена (а недавняя размолвка Тегерана с МАГАТЭ вполне может на это указывать). Если же до этого не дойдет, опять-таки благожелательность России – та услуга, которая требует ответной вежливости.

В общем, несмотря на отсуствие сиюминутных результатов, говорить о провале путинской миссии в Тегеране – это, пожалуй, чересчур оптимистично, какими бы веселыми ни получились картинки.