Кого обвинят в "зраде" из-за голландского евроскептицизма
Одиннадцать лет назад Нидерланды уже отличились попыткой подорвать единство Европейского Союза путем референдума, направленного против ратификации проекта европейской конституции. В этом же контексте следует рассматривать и тогдашнее молчание Брюсселя (Еврокомиссию в то время возглавлял представитель Нидерландов Питер ван Балкененде) по поводу европейских перспектив Украины, только что пережившей "оранжевые" события.
Мотивация организаторов тогдашнего и нынешнего референдума во многом совпадает. Однако бросается в глаза несоразмерность предмета спора. В 2005 г. речь шла о дальнейшем сокращении суверенитета национальных правительств в пользу союзных институтов. В 2016-м — о не просто ратифицированном, но уже действующем договоре, создавшем расширенную зону свободной торговли и способствующем свободному передвижению со страной, которая на данный момент не рассматривается как кандидат в члены ЕС. Более того, в прошлом никто не подвергал сомнению полномочия Брюсселя по заключению подобных соглашений, не говоря уже о том драматическом антураже, на фоне которого это соглашение готовилось и вступало в силу.
Впрочем, эмоциональный аспект следует сразу же вынести за скобки: кампания "нет" использовала эмоции другого рода, но примечательно то, что, как за два дня до мероприятия написал обозреватель Euobserver Сийбрен де Йонг, руководители организации этой кампании GeenPeil всячески избегают фотографироваться, а их аргументы выглядят как калька с российской пропаганды. Так что вряд ли кого-то удивит, если в недалеком будущем окажется, что финансирование этой инициативы осуществлялось через панамские каналы.
То что кампанию поддержала официальная оппозиция, в частности лидер местных социал-демократов ван Боммель, уже следствие процесса и понятная политическая логика. Однако громкие обвинения в цинизме, которые звучат со стороны еврооптимистов, весьма красноречивы, ведь уже очевидно, что и власти Нидерландов затягивают неизбежное решение об объявлении Владимира Путина виновным в массовом убийстве голландских граждан в небе над Донбассом.
Эти тенденции образуют собой некий парадоксальный комплекс, коренящийся в реакции общества, в данном случае нидерландского, на глобализацию и европейскую интеграцию как ее составляющую. С одной стороны, глобализация и развитие Союза принесли развитым промышленным странам огромные барыши, а с другой — высвободили страх большого пространства и моральный релятивизм.
Это означает, что немалая часть западных европейцев хотела бы и далее извлекать выгоду из все большей дерегуляции рынков стран третьего мира, а также получать непрозрачные лоббистские прибыли от групп влияния в этих странах (в особенности прилегающих к ЕС), но при этом не нести никакой ответственности за положение дел в этих странах и не допускать их население к возможностям, предоставляемым общим рынком и программами развития ЕС. В бытовой интерпретации подобный комплекс можно охарактеризовать вовсе не как "евроскептицизм", а как "еврожлобство".
В голландском случае этот комплекс выглядит наиболее рельефно, поскольку именно в Нидерландах формально прописались крупнейшие компании, которые принято считать российскими или украинскими, а конкретно в украинском случае Нидерланды являются еще и вторым по величине иностранным инвестором. Однако подобные рациональные аргументы, как, вероятно, вскоре и в Великобритании (где референдум опять-таки проходит по реально жизненному вопросу), возможно, утратили свое влияние на избирателя.
Тем не менее следует внести необходимые коррективы. Во-первых, референдум является консультативным и действующее правительство имеет полное право проигнорировать его результаты. Разумеется, публично (причем сразу же) руководители Нидерландов говорят совершенно другое, что им надо прислушаться к этой демонстрации и прочее, что говорят в этой ситуации. Но проблема состоит в том, что серьезное восприятие результата этого референдума ставит под удар легитимность всего Европейского Союза. Иными словами, любой действующий или потенциальный партнер ЕС обоснованно спросит: так что же, прежде чем подписать с Союзом любой договор, необходимо теперь консультироваться с каждой голландской коровой? Разумеется, это неприемлемо. Поэтому, скорее всего, учет результатов голосования будет произведен таким образом, что в текст решения о ратификации внесут те или иные дополнения, или поправки, когда спадет волна информационного шума.
Не зря нидерландский премьер Рютте говорит о неделях консультаций на национальном и союзном уровне, причем на союзном уровне нидерландским властям придется выслушать о себе много неприятного, на это указывает возмущенная реакция многих европейских правительств. В конце концов к референдумам с 30%-ным барьером нельзя относиться серьезно, несколько утрируя, можно сказать, что в большинстве стран такое правило "демократически" легитимировало бы многовековое правление социальной реакции.
Во-вторых, не следует забывать о позиции Соединенных Штатов, которая является достаточно одинаковой как по отношению к нидерландскому политическому процессу, так и британскому — в этом случае администрация Обамы не прибегает к абстрактным формулировкам, а прямо говорит о том, что та же Великобритания является гораздо более ценным партнером для США, находясь в составе ЕС. В этом смысле Киеву надо уделять большее, нежели сегодня, внимание к тонкостям отношений между США и ЕС, тем более что в течение следующих двух лет к власти в европейских странах придут новые персонажи и вряд ли те, кого сейчас так боятся (скажем, во Франции уже наблюдается рост популярности социалистического премьер-министра Франсуа Фийона и бывшей правой руки Саркози Алена Жюппе).
Стоит принять во внимание и то, что во многих западноевропейских странах (кажется, что этим заразилась и Польша, так что стоит ожидать от нее сюрпризов) избиратель банально устал от рафинированных центристских политиков, чья риторика и та перестала отличаться в последнее время.
В конце концов бюрократическая работа по противостоянию травмирующей пропаганде Москвы до сих пор делалась спустя рукава, а 6 апреля Европа впервые столкнулась с прямым вмешательством путинского информационного аппарата во внутренние дела ЕС на уровне вопросов целостности Союза. В недавнем прошлом осознанию этой опасности мешала сложившаяся в 1990-е и 2000-е годы инфантильность значительного сегмента европейцев, убежденных, что окончание холодной войны отмечает "конец истории" , и в будущем жизнь станет историей о постоянном комфорте.
Вызревание международной клептократии, подобно паразиту, внедрившейся в пищеварительную систему Запада, существование которой теперь подтвердилось документально "панамскими бумагами", показало, что это угроза самому существованию Европейского Союза и Запада, по крайней мере, такими, какими мы их знаем. Результат референдума, несомненно, на некоторое время воодушевит путинский режим. Он усилит информационное и дипломатическое давление на западные страны (отказавшись от любых планов сокращения финансирования пропагандистского аппарата), а Украине это сулит повышение интенсивности боевых действий на востоке.
Вместе с тем нельзя не отметить и пользу, которую способно принести случившееся. Во-первых, а это уже заметно по характеру заявлений сторонников Украины на Западе (Times и так отозвалась о голландцах с их референдумом в максимально неполиткорректных тонах) определенные контуры стала приобретать коалиция, не намеренная мириться с вот таким образом продемонстрированной "второсортностью" восточноевропейских государств.
Во-вторых, укрепление наднациональных институтов Союза теперь предстает не одним из вариантов, а насущной необходимостью, и ряды тех, кто выступает за ускоренное движение в сторону федерации теперь сомкнутся теснее. В частности и потому, что вопросы европейской политики окончательно приобретают статус ключевых для национальной повестки дня в государствах-членах, вокруг них и будет еще долгие годы происходить дискуссия на уровне политической конкуренции в союзных странах.
Украина, таким образом, выступает в роли лакмусовой бумаги — отношение к ее интеграции в ЕС будет разделять противников и сторонников самого Евросоюза. Это полезно тем, что окончательно превращает украинский вопрос в вопрос брюссельский. Тем более что консультативный референдум в Нидерландах поставил под удар всю внешнюю политику ЕС, включая Программу соседства и Восточное партнерство (по большому счету другой политики у ЕС и не существует, если не считать турецкое направление, на котором доминирует Анкара, а также довольно-таки жалких попыток ЕС принимать участие в ближневосточных и североафриканских делах).
Важными можно считать и уроки для Украины —– прежде всего ее политической элите предстоит меньше увлекаться офшорными юрисдикциями, а больше поиском и наработкой аргументов, которых в определенный момент должно быть достаточно, чтобы те настоящие референдумы в некоторых европейских странах, которые предстоят в будущем, принесли необходимый результат. Апрельский опыт 2016 г. в этом смысле Украина должна принять как необходимый элемент взросления — и дополнительный аргумент для своей внешнеполитической стратегии в пользу того обстоятельства, что современный западный мир отнюдь не исчерпывается Европейским Союзом в нынешнем его состоянии.
