Диагноз вместо приговора. Как Путин возрождает карательную психиатрию КГБ
Речь идет об использовании психиатрии в политических целях. Оказывается, эта давняя традиция КГБ находит широкое применение и сегодня.
По определению психиатра, президента Ассоциации психиатров Украины, бывшего диссидента и политзаключённого Семёна Глузмана, хотя данная практика наблюдалась уже в конце ХIХ века в царской России, злоупотребления психиатрией в политических целях стали систематическими в СССР в 30—50-х годах ХХ века, а в 1960-м психиатрия стала одним из главных инструментов репрессий в Советском Союзе. Она использовалась как орудие для устранения политических оппонентов или диссидентов — людей, открыто выражавших взгляды, противоречащие официально декларируемым догмам. Объявление неугодных людей невменяемыми позволяло без привлечения внимания мировой общественности и связанного с этим шума изолировать их в психиатрических больницах.
Люди, которых принудительно лечили в психиатрических клиниках, были здоровыми, и по факту, и по всем международно принятым нормам медицины и психиатрии. НО не в СССР. Тут утвердили собственные критерии психического здоровья людей, и нашли очень удобный диагноз – вялотекущая шизофрения.
Расплывчатые диагностические критерии, отсутствие стандартов диагностики и действие в СССР собственной классификации форм шизофрении позволяли укладывать в рамки болезни индивидуальные личностные проявления и признавать душевнобольными практически здоровых людей.
Врачи увлеклись этим диагнозом, а государство использовало его в целях политических репрессий.
Принудительные меры медицинского характера в СССР официально регулировалось статьями Уголовного кодекса.
Но существовал и другой вариант развития событий — госпитализация без возбуждения уголовного делав рамках медицинских нормативных положений, которые фактически легитимировали внесудебное лишение свободы и насилие над здоровьем людей по произволу власти. У госпитализируемого человека не было права на защиту, пользование услугами адвоката и периодический пересмотр решений о недобровольной госпитализации.
Итак, в рамках концепции вялотекущей шизофрении любое отклонение от нормы (по оценке врача) можно рассматривать как шизофрению.
При этом критериям шизофрении, принятым на Западе, этот диагноз не соответствовал: пациенты, которым был выставлен диагноз "вялотекущая шизофрения" представителями московской школы психиатрии, не рассматривались как шизофреники психиатрами в западных странах на основании принятых там критериев.
Кроме этого,сторонники других направлений в советской психиатрии (главным образом, представители киевской и ленинградской школ) длительное время решительно выступали против концепции Снежневского, которой пользовались в Москве, и связанной с этой концепцией гипердиагностики шизофрении; на протяжении 1950—60-х годов представители ленинградской школы психиатрии отказывались признавать шизофрениками диссидентов, которым был выставлен диагноз вялотекущей шизофрении в Москве.
В то же время в связи с характером политической жизни в Советском Союзе и социальными стереотипами, сформированными этой жизнью, любого рода несогласие с властью или просто попытка противостоять чему-либо, в этой стране действительно казалось странным, и эта странность в некоторых случаях стала квалифицироваться как шизофрения.
Это очень удобное положение особенно применялось в тех случаях, когда любые законные основания для ареста отсутствовали, либо же когда власти стремились избежать судебного процесса, который мог бы привлечь внимание общественности.
Как, например, в одном широко известном случае. Итак, 25 августа 1968 года, 7 российских интеллектуалов приняли участие в сидячей акции протеста на Красной площади, выступая против вмешательства СССР и ввода советской армии в Чехословакию несколькими днями раньше. Во время разгона этой маленькой демонстрации, сотрудники КГБ выбили все передние зубы Виктору Файнбергу. Из-за общественного резонанса судебный процесс против инакомыслящих получил большую огласку. Не желая допустить, чтобы пострадавший Файнберг продемонстрировал жестокость КГБ, до суда его не довели, вместо этого отправили на насильственное психиатрическое лечение. В его диагнозе нет никаких упоминаний о протесте, вместо этого он описывается как неспокойная личность, подтверждением чего приводится тот факт, что пациент читает книги на английском языке.
Многие случаи госпитализации политических заключённых были хорошо задокументированы. В частности, такого рода репрессиям подвергались активисты-правозащитники, представители национальных движений, граждане, стремившиеся к эмиграции, религиозные инакомыслящие, участники неофициальных групп, пытавшихся отстаивать свои трудовые права.
"Примерно 12 человек в день милиция направляет дежурным психиатрам только из приемной Верховного Совета СССР; кроме того, еще 2-3 человека из тех, кто пытался пройти в посольство; кроме того, неопределенное число из других мест присутствия, а также — прямо с улицы. Из них примерно половина — госпитализируется".
Дважды в год люди, состоящие на психиатрическом учёте, недобровольно госпитализировались в психиатрические стационары не по медицинским показаниям, а по указаниям чиновников. За две недели до больших советских праздников — 7 ноября и 1 мая — райкомы и горкомы КПСС секретно направляли главврачам психбольниц распоряжения на время госпитализировать в психиатрические больницы людей с непредсказуемым поведением (в том числе инакомыслящих и многих верующих), чтобы обеспечить общественный порядок во время праздников. Во время партийных съездов, визитов зарубежных государственных деятелей многие диссиденты помещались в психиатрические больницы общего типа на 1-2 недели или месяц.
И все это имело одну цель, как говорилось в их документах,— очищение от любого, кто мог бы разрушить красивый, но все же хрупкий образ гармоничного социалистического общества.
Сложно предоставить какие-либо конкретные цифры касательно количества жертв этих "психологических репрессий". Взирая на то, что характер власти в России после распада СССР принципиально не изменился, никаких основательных исследований этой темы на месте, то бишь в России, не проводилось.
Рассмотрим детальнее один из самых ярких случаев.В 1971 году молодой психиатр из Украины Семён Глузман провёл заочную судебно-психиатрическую экспертизу по делу генерала Петра Григоренко, участника диссидентского движения, правозащитника, основателя Украинской Хельсинкской группы.
Экспертиза доказывала неправомерность диагноза, выставленного представителями официальной психиатрии. Результаты экспертизы были опубликованы в самиздате, после чего Глузман получил семь лет лагерей строгого режима и четыре года ссылки.
Расширенная комиссия с участием известных психиатров, невролога и нейропсихолога, включающая президента Американской психиатрической ассоциации профессора Алана Стоуна, долго беседовала с П. Григоренко и не обнаружила у него никаких признаков психического расстройства ни на момент обследования, ни в прошлом.Не было найдено никаких параноидных симптомов даже в самой слабой форме. Эти выводы были подтверждены исследованиями биометрической лаборатории Института психиатрии штата Нью-Йорк, проводившимися независимо на материале изучения всех бесед с Григоренко, записанных на видеомагнитофон.
Стоит также отметить, что еще в 1969 году после ареста П. Г. Григоренко в Ташкенте комиссия местных врачей под руководством профессора Ф.Ф. Детенгофа пришла к выводу, что пациент признаков психического заболевания не проявлял ни в тот момент, ни в период совершения инкриминируемых ему преступлений. Невзирая на это, Григоренко перевезли в Москву, где признали невменяемым: "страдает психическим заболеванием в форме патологического (паранойяльного) развития личности с наличием идей реформаторства, возникших у личности с психопатическими чертами характера и начальными явлениями атеросклероза сосудов головного мозга".
Политические злоупотребления психиатрией в СССР получили осуждение мировым психиатрическим сообществом, что привело к выходу Всесоюзного научного общества невропатологов и психиатров из Всемирной психиатрической ассоциации в 1983 году.
Систематическое использование психиатрии в политических целях в СССР прекратилось в конце 1980-х годов, но в начале ХХІ века в России эта практика набирает новые обороты.
Режим президента Владимира Путина не стесняется возвращаться к прошлым традициям и, к сожалению, весьма успешно использует их против неугодных режиму лиц.
Рассмотрим несколько примеров.
Михаил Косенко, один из тех, кого арестовали в мае 2012 года во время митинга на Болотной площади в Москве, который проходил против инаугурации Владимира Путина на пост президента на третий срок. Суть обвинения — "нанёс не менее одного удара рукой и одного удара ногой по телу полицейского".
И хотя один из омоновцев, выступавших в суде в качестве потерпевших, Александр Казьмин признал, что не видел и не помнит Косенко среди нападавших на него, однако два других омоновца подтвердили версию следствия.
По утверждению адвоката Косенко Шухардина, судебное решение оказалось немотивированным: были проигнорированы позиция защиты, показания свидетелей и видеоматериалы (на видеозаписи видно, что Косенко находился на значительном расстоянии от потерпевшего, и удары ему наносил другой человек).
Михаил Косенко был признан совершившим общественно-опасные деяния в состоянии невменяемости— и ему было назначено принудительное лечение в условиях закрытого лечебного учреждения общего типа.
Михаил — инвалид 2-й группы по психическому заболеванию вследствие травмы, полученной в армии. Врачи психоневрологического диспансера, наблюдавшие его более 10 лет, оценивали его как адекватного и неопасного для общества, однако судебно-психиатрическая экспертиза, проведённая в рамках уголовного дела Институтом им. В. П. Сербского в августе 2012 года, признала Косенко невменяемым.
В то же время специалисты Независимой психиатрической ассоциации России, проведя анализ экспертизы, сочли её сомнительной, в результате чего 6 мая Комитет и активисты обратились во Всемирную психиатрическую ассоциацию с просьбой провести независимую психиатрическую экспертизу Михаила Косенко.
Amnesty International признала Михаила Косенко узником совести, эксперты и правозащитники сравнивали случай Косенко с советским опытом использования психиатрии в политических целях.
Нельзя не вспомнить Петра Павленского, художника, который протестовал против вторжения России в Украину в 2014 годупутем сжигания автомобильных шин на мосту в Санкт-Петербурге. Его неоднократно обследовали психиатрические институты, иногда задерживали его на 3 недели до выяснения обстоятельств, но в конце концов вынуждены были признать, что он психически здоров. В 2016 году Павленский изуродовал себя на Красной площади в знак протеста против возобновления психиатрических методов для борьбы с инакомыслием.
Но наиболее резонансным в данный момент является дело Ильми Умерова, заместителя председателя Меджлиса крымскотатарского народа.
История началась после оккупации Россией Крымского полуострова.В августе 2014-го Умеров сложил с себя полномочия председателя Бахчисарайской РГА. Он не мог больше руководить районом, оставаясь украинским госслужащим, а становиться российским – не собирался.
В январе 2015-го арестовали одного из самых близких к Умерову крымскотатарских активистов – зампредседателя Меджлиса Ахтема Чийгоза,который также руководил Бахчисарайским районным меджлисом.
В апреле 2016-го подконтрольный России "Верховный суд Крыма", легитимность которого не признана в мире, назвал Меджлис крымских татар экстремистской организацией и запретил его деятельность в России.
Вот что в этот день написал Ильми Умеров: "Меджлис не "общественное объединение граждан", не "клуб по интересам", а полномочный выборный представительный орган народа. Я не признаю незаконный референдум 16 марта 2014 года! Я не признаю юрисдикцию РФ в Крыму! Считаю нынешнюю власть в Крыму оккупационной, а территорию Крыма — аннексированной РФ с привлечением военных формирований!"
Через месяц против Умерова возбудили уголовное дело по ч. 2 ст. 280.1 Уголовного кодекса России - публичные призывы к осуществлению действий, направленных на нарушение территориальной целостности РФ,за интервью телеканалу ATR, а именно за фразу "надо вынудить Россию выйти из Крыма и Донбасса".
Карательная психиатрия зачастую применяется тогда, когда инакомыслящего не могут репрессировать на основании закона.
11 августа 2016 года Ильми Умерова увезли в кардиологию с подозрением на инфаркт – прямо из зала суда. А 18 августа его перевели в республиканскую психиатрическую клинику в Симферополе. Обвинение ходатайствовало о принудительной психиатрической экспертизе Умерова, и суд это ходатайство удовлетворил. Так уже в Крыму Россия прибегла к психиатрическим репрессиям.
По мнению издания "Левый берег", авторитет Умерова и состояние его здоровья, видимо, и стали причиной того, что Россия решила устранить его именно методами карательной психиатрии.
Официально Умерова обвиняют в призыве к действиям, которые угрожают территориальной целостности РФ. Неофициально же его судят за то, что не молчал.
Учитывая реальность в Крыму и те процессы, которые уже прошли над политзаключенными, отсутствие законных оснований не сможет остановить кремлевскую машину. Ее может остановить только мировое сообщество.