Аналоговнеты, потомки вундервафель. Как умирает российский оружейный миф

Бразильские ВВС выводят из эксплуатации российские ударные Ми-35М, поставленные на вооружение в количестве 12 штук в апреле 2010 (то есть, по военным меркам — почти новые). Об этом сообщил 10 февраля портал aereo.jor.br со ссылкой на командование ВВС. Все 12 машин будут списаны до конца этого года.

 … Пусть ваши ихтамнеты на них и воюют!

Возраст в 12 лет и налет в среднем по 8000 часов на машину – немного для этой техники. Все вертолеты находятся хорошем состоянии и способны прослужить еще не один десяток лет. Вероятно, бразильцы их перепродадут, и покупатель найдется: сотни Ми-35М — экспортной модификации Ми-24, производство которого началось в 1971 году, стоят на вооружении в десятках стран.

Но бразильцам российские вертолеты с длинной советской историей стали не нужны. Причины можно узнать на том же портале, в статьях, посвященных их эксплуатации, где первые восторги сменились жалобами на проблемы в обслуживании.

Чем заменят "крокодилов", пока неизвестно. Но у Бразилии есть собственный, совсем неплохой авиапром, притом, в отличие от России, не только военный, но и гражданский, так что никаких проблем не ожидается. Причем, любая разработка, принятая на смену Ми-35М, будет заведомо моложе.

Случай с бразильскими "Ми" не единичный. Напротив, он очень типичен. Российское оружие утрачивает популярность во всем мире. Так, в конце прошлого года, Индонезия, Алжир и Египет отказались от уже размещенных заказов на российские Су-35. Причина – техническая отсталость, хотя Су-35 пошли в серию недавно, в 2014 году. Но 2014 год – условная дата, по сути же Су-35 – бастард Су-27, запущенного в серию в 1982-м. Не сумев в разумные сроки выпустить Су-57 — "аналоговнет" 5 (ну почти) поколения, россияне, стремясь заткнуть дыру, по-быстрому сочинили этого летучего ублюдка, назвав его "истребителем поколения 4+".

На Су-57 нацелилась было Индия. Но, обжегшись на Су-30МКИ, показавших непригодность для нормальной эксплуатации в боевых условиях, индусы вышли из совместного с Россией проекта FGFA - индийского варианта Су-57, не дождавшись принятия оригинального Су-57 на вооружение российских ВВС. Индусов можно понять, поскольку с Су-30МКИ их здорово надули. Не имея средств на разработку этой чудо-техники, Москва втянула Дели в долевое участие, в итоге всучив ему непригодный для боя хлам, вдвое уступающий по дальности ближайшему конкуренту – французскому Rafale, честному представителю поколения 4+. Су-35 тоже уступает Rafale, чем, собственно, и были вызваны отказы от его закупок, в сумме, примерно от 50 машин. Индийский же заказ на Су-35 ушел в тень: от него вроде бы и не отказались явно, но о поставках Су-35 в Индию ничего не слышно. Возможно, что на фоне санкций у россиян возникли проблемы с их производством, поскольку вся авионика для Су-35 — покупная. Санкциями был вызван и срыв заказов: Россия не смогла укомплектовать Су-35 РЛС с активной фазированной антенной решёткой (АФАР) и продвинутой авионикой, которые ранее импортировала. Так что санкции, хоть и криво, но работают, и о производстве СУ-57, если их не снимут, или не обойдут, россияне могут забыть. Единичные экземпляры для авиашоу не в счет.

Иными словами, стремление ряда стран к "оружейной многовекторности", защищающей их от перепадов настроения единственного поставщика, российский ВПК уже не спасает. Его разработки не дотягивают даже до "вооружения второй линии", приобретаемого как резерв, на случай проблем с основным поставщиком. Здесь Россию успешно теснит Китай, способный, в отличие от нее, самостоятельно произвести почти все компоненты своей техники. Российские же разработки мало-помалу становятся элементом пропаганды и дезинформации.

Как социальное развитие ограничивает технический уровень

Ничего нового в технологической деградации России нет. Схожие явления наблюдались и в СССР, в 1940-41 годах, перед распадом его союза с Германией. Тогда, рассорившись с Великобританией и, отчасти, с США, Москва выяснила, что техника и технологии, закупленные в середине 30-х, быстро стареют. Причем не только стареют, но и деградируют, поскольку удерживать их первоначальный уровень без иностранной техподдержки тоже невозможно.

Новые же союзники, Германия, и Италия, делились технологиями скупо, понимая неизбежность военного столкновения, вытекавшую не из антагонизма, а из родства режимов, концептуально не допускавших длительного компромисса между двумя центрами силы.

Аналогичный цикл технологического отставания Россия повторяет и сейчас. Разберемся, почему такие циклы неизбежны.

В любой из своих форм: Российской Империи, СССР или Российской Федерации, Россия была и остается одной из немногих стран, сохранившей феодальное устройство в самой радикальной, ничем не разбавленной, форме. Напомню, что в основе феодализма лежит делегирование прав собственника и законодателя от сеньора к вассалу, по системе нисходящих связей. Капитализм же основан на принципе святости любой собственности, полученной законным путем, либо легитимированной по закону. Это, и только это, порождает все либеральные ценности: права человека (как собственника, в том числе и своей жизни) а также равенство всех собственников перед законом, принятым на основе парламентского консенсуса равноправных собственников.

На практике элементы феодальных и капиталистических отношений могут и сосуществовать, что происходит и в наши дни. Есть уже и третий игрок, глобальный корпоративизм, который неузнаваемо изменит мир. Но он только вступает в игру, и эти изменения еще не наступили, и даже не вполне предсказуемы, так что их мы рассматривать не будем. Что же до конкурентного сосуществования феодализма и капитализма, то в нем нужно отметить три важные вещи.

Первое. Один из принципов всегда главенствует, загоняя второй в подчиненное положение. Так, в феодальной Европе, где сложилась городская культура, капитализм долгое время существовал в подчиненной роли привилегии, получаемой от феодала (Магдебургское право, к примеру). Затем, набрав силу, капитализм подвинул феодализм на вторые роли, в рамки конституционных монархий. В ответ феодализм перешел в контратаку, приняв форму "социализма", и выдвинув идею об "экспроприации капиталистической собственности" с целью построения "бесклассового общества". Иными словами, предложив защитить права наемных работников, владеющих только собственным трудом, путем разрушения той социальной среды, без которой они не могли обладать никакими личными правами вообще, даже в принципе.

Второе: Городов, способных выбить себе городское право, в постордынской России не случилось, и феодализм сформировался там в самой крайней форме. Таков он и сейчас, основанный на сакрализации Государства, Правителя и Воли Его. Попытки разбавить эту модель элементами капитализма всегда приводят Россию к кризису, периоду смуты, и, наконец, к пересборке радикального феодализма, очищенного от чуждых элементов — именно это в РФ сейчас и происходит. Окраины, куда проникло капиталистическое влияние, при этом либо отваливаются, либо зачищаются. Такая бескомпромиссность порождена тем, что капитализм глубоко чужд всей российской культуре, сложившейся в условиях феодального абсолютизма. Чтобы принять отношения, основанные на примате частной собственности как норму, а не оккупационный режим, русским нужно перестать быть русскими, ментально и культурно. Плавная эволюция и компромисс в европейском духе здесь невозможны, о чем свидетельствуют все попытки примирения этих систем ценностей в русском социуме и сознании, неизменно провальные.

Третье: две разные системы ценностей формируют и разное отношение к развитию технологий. Конкуренция собственников ведет к технологической гонке, так что, несмотря на множество ограничивающих факторов, капитализм всегда стимулирует научно-технический прогресс. Внутри же феодального общества прогресс не нужен. Нужда в нем возникает только при контакте с более развитыми соседями, в диапазоне от желания купить у них занятные штучки (зеркала, бусы, смартфоны, очки виртуальной реальности) до борьбы за ресурсы.

И даже в этом случае феодальное общество более склонно закупать технологии, чем изобретать свои. Об этом говорит вся российская история, где "российские изобретения" либо выдуманы пропагандой, либо скопированы с купленных/ трофейных/ украденных образцов, либо сделаны в капиталистических анклавах, иной раз возникавших в России в ходе очередного цикла технологического заимствования, но быстро деградировавших. Это доказывается при честном разборе истории любого, якобы, "российского", изобретения.

Принципиальная неспособность феодализма обеспечить технический прогресс проявляет себя как общее правило: чем сложнее технология, тем проблематичнее ее использование в примитивном обществе.

С какого-то момента такие технологии в архаичном обществе вообще не приживаются, поскольку в нем нет возможности подготовить должным образом мотивированных специалистов.

Это отмирание на фоне крепнущей феодализации России, наступившей после безуспешной попытки ее вестернизации, хорошо видно на примере Роскосмоса, во главе которого поставлен карикатурный Рогозин. Впрочем, таких примеров множество.

Это и есть социально-технологический барьер.

Существуют ли методы его обхода? Да, но только в рамках глобального корпоративизма, в чем и состоит его опасность для человечества. Но это уже не про Россию.

Этот барьер – общая закономерность, и даже Третий Рейх, оставивший огромный научно-технологический багаж, за 12 лет пребывания у власти нацистов тоже деградировал. Хотя нацисты и мобилизовали имевшиеся научно-технические заделы, Германия при Гитлере лишь проживала накопленное в демократичные времена, что и привело под конец к появлению уже откровенно химерических проектов. Такое же падение наблюдалось во всех странах "социалистического лагеря", где закономерность "больше социализма – меньше хорошей науки, техники и технологий" всегда проявлялась очень отчетливо.

Иными словами, даже кратковременная феодализация, притом, в любой, как архаичной, так и модерново-социалистической форме, очень скверно влияет на технический прогресс. А в радикально-феодальной России эти процессы носят уже совершенно бескомпромиссный характер, что мы и наблюдаем.

Перспективы развития ситуации

В 1941 году техническую деградацию СССР остановил ленд-лиз, в состав которого входили не только готовая техника, одежда и продукты питания, но и сырье, без которого встала бы большая часть советской промышленности, и инженерное сопровождение, позволившее довести до приемлемого состояния ряд изначально мертворожденных проектов. К их числу относился и знаменитый Т-34, задуманный на основе закупленного в США проекта Кристи. Большинство ранних Т-34 было потеряно из-за технических неполадок, а не в бою. "Заиграл" он только после того, как в 1941-42 годах американские инженеры и технологи составили список рекомендаций по перепроектированию почти всех ключевых узлов и механизмов. Углубившись в историю заводских производственных процессов, можно найти множество примеров такого рода.

Помощь СССР была вынужденным шагом стран Антигитлеровской коалиции. Удайся Германии блицкриг с захватом советских ресурсов — и либеральный Запад мог бы проиграть борьбу с германским вариантом социал-феодализма, не успевшим в достаточной степени деградировать технологически.

Сегодня Россия, территориально сжавшаяся до РФ, а идейно — до русского варианта национал-социализма, замешанного на "славянском православном братстве", пытается повторить сценарий 1940 года, получив в обход санкций доступ к запретным технологиям. Основные направления обходов — Германия и Китай. Этому способствуют национал-феодальные рудименты в немецком общественном сознании, прикрытые фиговым листком Realpolitik, и специфика Китая, в большой степени уже глобально-корпоративного, с сильной, но теснимой на вторые роли, феодальной составляющей и склонностью к национальной изоляции.

То, что такие лазейки находятся, неприятно — но их недостаточно для вывода Москвы из технологического тупика. Германия вынуждена считаться с мнением США, а Китай не заинтересован в усилении России. Она для него лишь ресурс: сырьевой, старых советских технологий, к которым КНР, в силу исторических причин, не получил доступа в общемировом потоке, и, наконец, дипломатический, в переговорах с Западом.

Как следствие, Россия продолжит сдавать технологические позиции, а рашистские аналоговнеты — вымирать, как некогда вымерли нацистские вундервафли. Так, за последнее десятилетие число патентных заявок на изобретения, поданных россиянами, уменьшилось на 10%, а доля России в мировых патентных заявках сократилась с 1,6% до 0,9%.

В перспективе технологическая деградация РФ станет одним из факторов падения архаичного московского режима. Это даст шанс на реформирование России путем ее дальнейшего демонтажа. Иной вопрос, будет ли этот шанс использован, или упущен, как в 1991-92 годах, что произошло, во многом, по причине непонимания природы СССР и наследовавшей ему РФ.