"Ритуальное убийство", Филарет и ересь. Чем закончился Собор настоящих московских попов
Архиерейский собор РПЦ формально закончился вполне предсказуемо – победными реляциями. "Единство православного мира", личное присутствие Путина и его заверение в приоритетности сотрудничества с РПЦ, "парад раскаявшихся" из Украины, концерт в кремлевском Дворце съездов – все это похоже на праздничное конфетти. Однако есть основания предположить, что Собор не был сплошным праздником для хозяина.
До начала Собора его главной интригой считался вопрос о статусе останков царской семьи. По каким-то причинам не признавать подлинными останки последнего российского императора, его родных и близких, найденные в Поросячьем логу, – принципиально для патриарха Кирилла. Генетические экспертизы сделаны, да и лично Путин, как говорят, очень хотел бы развязаться с этой проблемой и похоронить семью царя и его самого рядом с теми, кого успели захоронить еще при Ельцине в Петропавловской крепости. Но патриарх Кирилл – инициатор повторного расследования – сопротивляется и предпочитает оставлять результаты экспертизы под сукном. Перед Собором он даже позволил себе несколько эпатажное высказывание в том смысле, что не генетической экспертизе решать, кому принадлежат останки, - решение по этому вопросу может принять только церковь. Слова эти были немедленно истолкованы общественностью в мракобесном ключе. Но поскольку махровое мракобесие не вписывается в образ патриарха Кирилла, остается предполагать, что у него есть весомые основания затягивать с признанием останков насколько это возможно.
Что ж, проблем с почившим царем у патриарха и так больше, чем с иными живыми. Скандал с "Матильдой" показал, что масштабы и уровень не просто консерватизма, но специфических его форм в РПЦ и Росси в целом выше, чем можно было предположить. Конечно, патриарх всегда знал, что консерваторов много – больше, чем ему бы хотелось, – но что они могут проявить такую социальную активность, найти поддержку в эшелонах власти – это, возможно, было сюрпризом.
В контексте "Матильды" наблюдатели заговорили о том, что РПЦ оказалась пристанищем царебожия, которое вполне можно толковать как ересь. И вот, будто мало было "Матильды", эта ересь получила поддержку со стороны докладчика по делу об императорских останках архиепископа Тихона Шевкунова. Он довольно неожиданно предложил изучить "ритуальную" версию убийства царской семьи. Что интересно, следователь СКР, ведущий дело, в этом его поддержал.
Вряд ли это пришлось по душе патриарху Кириллу, у которого с последним императором и так хлопот полон рот. Но этот поворот сюжета пошел на пользу Собору в целом. Эпопея с признанием-непризнанием останков многим надоела. Да и сама возня вокруг почившего императора начинает приедаться. Но "ритуальное убийство" - это что-то свеженькое. И скандальное. Оно закономерно привлекло внимание публики – возмутило, напугало, вызвало досаду, в общем, всколыхнуло интерес к событию, официальная программа которого выглядела довольно пресно. Наконец, это отвлекло внимание от готовящегося в глубоком секрете "украинского взрыва" - он стал сюрпризом почти для всех. Вернее, чередой сюрпризов.
Но вернемся к "ритуальному убийству". Это определение кого возмутило, кого возбудило – в общем, по аудитории прокатилась волна дрожи. Собор, несмотря на шквал критики, даже не подумал отвергнуть ее в принципе – ее будут "изучать" и впредь. То есть держать публику в тонусе. Ведь "ритуальная" версия – что бы ни говорил владыка Тихон – отсылает нас не к "атеистическому ритуалу" (что само по себе звучит странно), не к "шабашу безбожников" (что вообще метафора), а к первому, еще белогвардейскому расследованию обстоятельств гибели царской семьи. Именно там впервые зашла речь о "ритуальном убийстве", и, поскольку господам офицерам еще неизвестно было о грядущем атеизме и его "ритуалах", – им угодно было трактовать революцию как сионистский заговор, а убийство царской семьи, соответственно, как ритуальное жертвоприношение, совершенное евреями. В материалах указывались – в качестве доказательства – каббалистические знаки на стенах. Закономерно, что нынешнее возвращение к "ритуальной" версии публика восприняла именно так – как антисемитский выпад.
В этом контексте патриарха Кирилла можно только поблагодарить, что не дает хода делу. Хотя движет им, скорее всего, не желание защитить евреев от новейших "спасителей России", а стремление оставить за собой последнее слово в "священном" для государства российского (и важном лично для Путина) вопросе. Став святым, царь стал частью священной истории, которая как пересматривается, так и не пересматривается только с согласия патриарха. А ведь как знать, далеко ли могут зайти в пересмотре истории авторы жития святого государя-страстотерпца, кому и какие оценки они дадут и чем их слово отзовется кремлевской власти, которая плоть от плоти – ВЧК.
Переведя разговор из области экспертиз в область "святого", патриарх объявил РПЦ "архивом" Российской империи. Земным представительством некой "Небесной России" – примерно так, как это делает Вселенский патриарх, епископ града Константинополя. Которого на картах нет, но в символическом виде и Константинополь, и Византия существуют – Небесная Империя со скромным земным представительством в небольшом районе мусульманского Стамбула. Российская империя – которой на картах также нет – тоже оказывается явлением "небесного" толка. А поскольку она "священная", то прав патриарх: не земным экспертизам решать, какие мощи подлинные. Наука бессильна.
Вообще, перевод государственного деятеля и оценок его деятельности исключительно в церковное ведение и в область "священной" истории и "жития святых" - перспективное направление. В этом плане слова патриарха о том, что для установления подлинности останков слово церкви важнее генетической экспертизы, – важный сигнал. Если факты не соответствуют генеральной линии патриархии, тем хуже для фактов. Даже если они подтверждены экспертизой. Это может касаться любых фактов истории и любых потенциальных "святых". Хоть Ивана Грозного, а хоть и самого Иосифа Виссарионовича. Того, который "восстановил РПЦ", находился на прямой связи с богородицей (по легендам, которые могут стать основой для жития), общался со святыми-современниками, и хоть правитель был жесткий, но не страшнее иных римских императоров.
Но повторю: останки и "ритуальное убийство" – было для Собора, скорее, отвлекающим маневром. Несмотря на якобы личную заинтересованность Путина. Главный бой патриарху нужно было выдержать по поводу другой ереси - "ереси экуменизма". Ему предстояло на этом Соборе ответить наконец за гаванские объятия - постараться провести положения Гаванской декларации через Собор. Выжать из владык заветное "Собор одобряет...", что сделало бы Гаванскую декларацию официальным документом РПЦ и основой дальнейшего развития отношений Моспатриархии и Ватикана.
Это ему не удалось. Гаванская декларация прошла через Собор как-то бочком, будто и сама старалась не попадаться лишний раз на глаза. Все, чего она удостоилась в решениях Собора, – признания "исторического характера встречи" и сдержанного одобрения только двух, политических по сути пунктов, касающихся страданий христиан на Ближнем Востоке и в Африке и, разумеется, "братоубийственной резни" в Украине. Вся богословская часть декларации осталась незамеченной Собором и ни в какие официальные документы не попала. Так что папа Франциск – если он действительно уповал на то, что политическими статьями он обеспечит компромисс по богословским, - этот раунд проиграл. Никакого, собственного, церковного сближения (не говоря уже о перспективах преодоления Великой Схизмы) Гаванская декларация не обеспечила.
Впрочем, Гаванскую декларацию патриарх принес в жертву не просто так. Этой ценой он купил украинскую консервативную оппозицию. Экстравагантный епископ Баченский УПЦ МП Лонгин Жар покаялся на Соборе за нашумевшее в свое время "отлучение" патриарха Кирилла. "Отлучал" он его, напомню, как раз за "ересь экуменизма". И вот, пожалуйста, принес извинения и примирился – но только в отлучении, а не в сопротивлении "ереси". В своей речи владыка Лонгин еще раз призвал патриарха отказаться от экуменических контактов, а собратьев – блюсти в чистоте себя, церковь и веру православную.
Собственно, патриарху в принципе не следовало выпячивать на Соборе Гаванскую декларацию. Странно выглядят объятия с папой римским на фоне отказа ехать на Собор с собратьями по вере. Кстати, решения Всеправославного собора также рассматривались. И было решено не считать Критский собор "всеправославным" - потому что на нем были не все. Правда, на Архиерейском соборе РПЦ тоже были не все - по подсчетам наблюдателей, около 30 украинских владык не поехали в Москву. Выразив таким образом то ли протест против политики Москвы в отношении Украины в целом, то ли, конкретнее, против политики Московского патриархата. В общем, если еще недавно нам могли рассказывать, что в УПЦ МП единицы поддерживают независимость УПЦ от Москвы, то сегодня мы имеем полное право говорить уже о десятках епископов. На уровне священников – не говоря уже о мирянах – такие настроения еще более сильны.
В общем, по Украине" срочно нужно было что-то решать – слишком много разномастных "оппозиций" тут стало появляться. Поэтому были приняты поправки к Уставу – "по просьбе митрополита Киевского". Митрополит, впрочем, подкрепил свою просьбу насущной необходимостью: над УПЦ МП нависла угроза присвоения статуса "церкви с центром в стране-агрессоре", ее приходы отказываются регистрировать, юридический отдел церкви ведет судебную тяжбу с Минкультом и т. д. В обмен митрополит Киевский мог предложить патриарху Московскому пару компромиссов, для самого митрополита не слишком важных – такие как непременное, закрепленное в Уставе поминание патриарха Московского во время богослужения в храмах УПЦ МП. А также лояльность консервативного крыла, на которое митрополит Онуфрий имеет большое влияние.
Но главным блюдом на Соборе стала не автономия УПЦ МП – хотя и этого было бы достаточно для взрыва. Нет, это был только разогрев публики. Вишенку на торте обеспечил патриарх Филарет своим письмом. Вернее, дело даже не столько в письме – это, в конце концов, не первое письмо, написанное патриархом УПЦ КП московским коллегам, - сколько в реакции Собора (на удивление лояльной), а также политиков и общественности по обе стороны украинско-российской границы (на удивление резкой).
В контексте возможных переговоров между Моспатриархией и Киевским патриархатом догадок было высказано множество: от скорой смены кремлевского курса в отношении Украины в целом и Донбасса в частности до "церковного Минска", в ходе которого будет преодолен сначала церковный, а там и государственный конфликт. Это оптимистические прогнозы. Пессимистические, впрочем, тоже есть – Моспатриархия попытается использовать переговоры как предлог для возвращения в Украину некоторых церковных персон нон-грата и в качестве канала влияния на украинские дела и умонастроения. Патриарх Филарет давно и сильно хочет канонической автокефалии – возможно, в Москве рассчитывают сыграть на этой слабости.
Во всяком случае, одного зайца они этим уже убили: президенту Путину на Соборе представили "единство православного мира" и монолитную РПЦ, включая (хоть и с некоторыми оговорками) Украину. Ценность РПЦ – в свете потенциальных прямых и регулярных контактов с патриархом Киевским – для несколько уставшего от украинских дел хозяина Кремля переоценить трудно. "Минск" не "Минск", но переговорный мост между Моспатриархией и Киевским патриархатом – буде его все-таки перебросят – может сыграть немалую роль в разрешении нынешнего конфликта. Когда прерваны все прочие каналы связи – дипломатические, культурные, экономические, – и в разговор вступает "товарищ маузер", роль главного (и последнего) канала связи нередко ложится на людей в рясах. И как бы сомнительно ни выглядели перспективы этих переговоров – лучше пускай они, чем пушки.