Интеграция по-турецки. Зачем Эрдоган ведет страну в "европейский фашизм"
Анкара, несмотря на противодействие европейских элит, упорно стремится стать полноправным членом объединенной Европы. Зачем ей это?
Удобная ссора
Обозначенный пусть и не имеющими серьезного влияния на правительственную политику, но знаковыми декларациями обеих палат французского законодательного органа, франко-турецкий конфликт по армянскому вопросу, несомненно, имеет более широкое измерение.
Если Реджеп Тайип Эрдоган останется у власти и после 2023 г. (а у Эммануэля Макрона перевыборы на год ранее), карабахский эпизод может стать поворотным в отношениях ЕС и Турции. В особенности в условиях следующих четырех лет при либеральной, то есть более внимательной к правам человека и демократическому устройству государств мира, администрации в Вашингтоне.
Здесь следует отметить, что франко-турецкое противостояние в деле европейской интеграции Турции длится уже очень давно. В частности, в конце прошлого десятилетия тогдашний французский президент (ныне подсудимый) Николя Саркози всерьез озаботился вопросом продвижения вперед так называемой "Барселонской инициативы" (сейчас именуемой Союзом для Средиземноморья). Этот проект Саркози был увязан с двумя проблемами, ныне еще острее стоящими перед Францией и всей Европой.
С одной стороны, это нелегальная миграция во Францию и ЕС из стран Средиземноморья, а с другой – вопрос о принятии Турции в Евросоюз, к которому, согласно опросам общественного мнения, тогда отрицательно относились около 70% французов (сегодня, по-видимому, еще больше). Сам же Саркози много раз заявлял о том, что не поддерживает эту идею.
Любопытно, однако, что не Саркози и, тем более, не сменивший его Франсуа Олланд, а именно теперешний президент Макрон предпринял конкретные действия против мусульманского и, сужая, турецкого влияния в ЕС, заблокировав интеграцию Албании и Северной Македонии, а также объявив поход против "культурного сепаратизма" во внутренней политике Франции. Тогда же Париж предложил альтернативный вариант европейского диалога и партнерства Турции в форме условно отдельного объединения.
Однако Анкара предсказуемо заявила, что будет участвовать в Средиземноморском союзе, только если ее статус кандидата на вступление в ЕС (принятый на саммите в Хельсинки) будет сохранен, а переговоры о вступлении не будут связаны с деятельностью Средиземноморского союза
Так что это лишь очередной эпизод франко-турецкого мезальянса, неразрывно связанный как с нарастающей поддержкой европейского ислама со стороны Анкары, так и укорененным недоверием со стороны атеистов и католиков Европы к идее вхождения мусульманского по культуре (а при Эрдогане все чаще и за пределами культуры, в сфере политической) государства в ЕС. С обеих сторон эти тенденции обостряются в разной степени мелкими и частыми провокационными шагами и шажками. Но, как водится в области межгосударственных отношений и требований к лидерству в современном мире в условиях мгновенных СМИ, провокации быстро обрастают мясом. А затем они отвердевают, превращаясь в кирпичи для архитектуры конфликтов.
Так происходит и в этом случае, в котором Эрдоган пытается выстроить новую Османскую империю под крылом Запада, одновременно стараясь не растерять критически значимую поддержку части городской буржуазии, а Макрон – усилить роль Франции в мировых, в первую очередь европейских, делах. Причем усилить, учитывая продолжающийся разрыв с Великобританией на западе и холодную войну с Россией на востоке, что ослабляет влияние Германии, связанной, по разным причинам, с обеими.
Иными словами, для Парижа это весьма удобный момент (в особенности при сохраняющейся неясности насчет того, кто возглавит ФРГ осенью следующего года), а для Анкары – закрепление на определенном плацдарме. Речь идет не просто о материализации регионального лидерства "малой кровью", но и о расширении стремящегося к монополии транзитного статуса между исторической Малой Азией, Кавказом, Центральной Азией – и ЕС. А соответственно о смене парадигмы отношений Турции и ЕС, если, конечно, Эрдоган "потянет" такую трансформацию – исторически, экономически и физиологически.
Два Эрдогана
Прежде всего необходимо услышать, что именно говорит сегодня турецкий президент о европейской интеграции своей страны и что заявлял ранее. Так, 21 ноября Эрдоган, обращаясь к членам Партии справедливости и развития, заявил, что Турция решительно настроена на евроинтеграцию и стремится строить свое будущее с Европой.
При этом, по его словам, Анкара также стремится углубить сотрудничество со всеми дружественными государствами и союзниками. "Турция также готова активно использовать свои тесные союзнические отношения с США для решения всех региональных и глобальных проблем", — заверил он.
Эрдоган в последние годы регулярно напоминает о планах Турции интеграции с Европой. Но, как известно, его действия нередко расходятся с общепринятыми европейскими ценностями (в частности, с защитой прав меньшинств и других ущемляемых категорий в Турции просто беда, что, конечно, контрастирует, к примеру, с новой этикой, в том числе французской политической элиты).
Так, комментируя идею Макрона о создании во Франции "просвещенного ислама" после серии терактов, турецкий лидер посоветовал ему "лечить свою психику". По мнению президента Турции, "европейский фашизм вышел на новый уровень". Также этой осенью действия Эрдогана, который в ходе поездки на Кипр сделал ряд скандальных заявлений (правда, в ситуации вокруг Кипра играют роль скорее экономические соображения), осудили правительства этой страны, Греции, страны ЕС и представитель ООН.
А теперь припомним, что заявлял тот же самый Эрдоган шесть лет назад в ходе визита в Латвию. В частности, он отметил, что Турция стремится в ЕС не для улучшения своего благосостояния, а для того, чтобы присоединиться к глобальным ценностям, которые представляет ЕС. "За эти годы мы чувствовали поддержку многих стран, в том числе Латвии, но структура ЕС такова, что переговоры нельзя начать, если возражает хотя бы одно государство", – посетовал турецкий лидер. Однако он выразил надежду, что в период председательства Латвии в Совете ЕС прогресс будет достигнут (кое-какой прогресс, надо сказать, был достигнут, но в принципе ситуация стабильно заморожена прежде всего после конфликтов с Германией). Он также вспомнил, что количество критериев и положений, по которым Турция должна быть полноценно принята в ЕС, выросло с 15 до 35.
То есть одна подспудная нота остается у Эрдогана постоянной – это особые условия (хотя несправедливое отношение ЕС к Турции отрицать трудно, отчасти оно и является фактором прихода и долгого сохранения у власти лидера Партии справедливости и развития). Это, конечно, не какое-то равноправное объединение, которого не так уж и вяло, но добивалась от европейцев РФ, в частности, при Дмитрии Медведеве.
Но и Турция находится с ЕС в таможенном союзе и смогла стать преградой на пути беженцев из Сирии и ряда других стран – а не является сырьевым придатком и источником грязных денег, инспирирующим возникновение неконтролируемой миграции. Так что право на особое отношение западноевропейских элит к себе эта страна имеет.
Тем не менее логично задать вопрос: почему вообще Анкара, несмотря на противодействие упомянутых элит, так упорно стремится стать полноправным членом объединенной Европы? С оглядкой на постепенный демонтаж кемализма, затеянный при Эрдогане? Дело в том, что Турция – ключевой член НАТО, ее армия в альянсе самая большая после США по численности и боевому составу.
Поэтому турецкое руководство не без оснований – а победа Баку над поддерживаемыми Россией армянами в Нагорном Карабахе сделала эти основания еще более рельефными – считает свою страну не просто региональной, но крупной континентальной державой. Анкара многие годы планомерно усиливает влияние на континентальные дела. Внешнюю политику президента Эрдогана можно с полным правом назвать модернизацией политики неоосманской – ведь он считает Балканы, Сирию и Ирак турецкой зоной влияния, кроме того, его аппетиты простираются до Ливии, Кипра, сектора Газа (в частности, именно это не дает замириться с Израилем, но Турция – далеко не единственный интересант существования палестинского проекта).
Опять поход на Вену?
Заметно, как при Эрдогане турецкая "мягкая сила" распространяется по всем возможным направлениям. Анкара укрепляет позиции на Балканах – очевидно, что у нее есть рычаги влияния через частично признанную республику Косово, отчасти через Албанию, Северную Македонию, Черногорию и Болгарию.
Более того, в Германии и других странах ЕС крайне эффективна турецкая диаспора. Только в ФРГ проживают более шести миллионов турок, многие стали полноправными гражданами страны, интегрированы во власть (фактически без их поддержки уже давно не выиграть выборы). Около полумиллиона турок входят в элиту среднего и большого европейского бизнеса. Они активно участвуют в политической жизни стран пребывания, становятся депутатами региональных и федеральных парламентов, занимают должности в органах исполнительной власти.
В целом же в Европе продолжается процесс исламизации: только за последние 20 лет в той же Германии закрыто около 600 христианских храмов и открыто около 400 мечетей (так что распространением светскости и атеизма эти дисбалансы не объяснить). Турция играет в этом процессе ведущую роль – в США такими играми в прозелитизм занимаются аристократы из Саудовской Аравии и ОАЭ. Для россиян в Европе этот путь закрыт, ведь в редкие филиалы РПЦ идут разве что малахольные, сама РФ – нищая страна и континентальная столица СПИДа, а постсоветские диаспоры расколоты – вот и приходится обрабатывать европейцев дорогой пропагандой и инфильтрироваться путем коррупции.
Эрдоган же – мастер использовать проблемы в странах ЕС, и у него в рукаве по-прежнему годный козырь в виде неконтролируемого потока сотен тысяч мигрантов. Впрочем, кое-что подсказывает, что вскоре эти краны – причем не только в форме беженцев – могут быть открыты и в других направлениях. Например, на российском, ведь РФ все еще пытается подгадить Азербайджану и Турции в Ханкенди, реализуя, отчасти и через Францию, проект создания там варианта Южной Осетии.
И это несмотря на то, что, воспользовавшись радикальным падением цен на газ, турки все-таки купили у россиян кое-какой его объем. Так что в этом кавказском районе можно ожидать новых множащихся инцидентов, которые парадоксальным образом станут очередным этапом европейской интеграции Турции, получившей по итогам войны в Карабахе выход на Каспий, а соответственно, в Центральную Азию с ее запасами газа и других полезных ископаемых. А также – к огромным рынкам. В том числе и к вожделеющему Европу Китаю (собственно, может быть, это взаимное чувство).
Пока же Анкара, невзирая на французское ворчание, желает увеличить размер компенсации из бюджета ЕС за содержание лагерей сирийских беженцев (которых постепенно переселяет в свой протекторат на севере бывшей Сирии, а вскоре домой могут отправиться и ливийцы) и смягчить неоправданно жесткие, на ее взгляд, условия вступления в Союз.
Для Турции это остается задачей обозримого будущего, желательно в каденцию Эрдогана. Президент Макрон же постарается сделать такое развитие событий невозможным (нивелируя этим программу "вечно второй" Марин Ле Пен), что в глазах турок и мусульман будет оправдывать линию поведения турецкого президента.
Ранее еврочиновники требовали от Анкары демократизации судебной системы и других сфер политической и общественной жизни, справедливого решения курдской проблемы. Но при этом Турция становится альтернативным России крупным энергетическим хабом и стремится играть на европейском нефтегазовом рынке важную роль, держа руку и на другом вентиле – миграционном. Собственно, единственный способ для ЕС избежать метафорического "нового похода на Вену" – это больше заниматься анархо-демократической и доминирующе христианской Украиной, а также постараться понравиться новой администрации в Вашингтоне. Тому же Макрону необходимо будет как-то убедить Белый дом в необходимости осаживать турок – и одной лишь франкофонии госсекретаря Энтони Блинкена для этого будет мало. Ведь США объективно устраивает многое из того, что делает Турция, а предательства уходящей администрацией курдов уже не исправить.