Гадаем на длинном списке Букера-2024. Часть 2: "Герои"

В длинном списке Букера 2024 — тринадцать книг, в краткий вошли шесть. Короткий список в целом не удивил. Но все обратили внимание, что в него не попали мультикультурные романы, на которые делали ставку последние лет пять все большие премии — произведения о коренных американцах, полинезийцах, ливийцах, ирландцах, которые были в длинном списке, остались за бортом. "Этническая проза" не интересна ныне, проза нацелилась на разговор о глобальном великом человечестве, которое сливается в один универсальный поток. Разве что "за представительную прозу" правит теперь в коротком списке история нидерландских лесбиянок и поучительная аллегория о рабстве в США. Шорт-лист Букера в этом году – Франция, представленная американкой, "аутентичные" Австралия и США, Британия, о которой пишет канадка, космос, о котором пишет британка. Один черный мужчина, пять белых женщин. Эти шесть романов, по мнению жюри, должны нам сообщить что-то очень важное о мире — таким, каков он есть в 2024 году. Сели рядком, слушаем внимательно.

Яэль ван дер Вуден, "The Safekeep"

1961-й. Изабель живет отшельником после смерти матери в семейном доме на востоке Нидерландов, где она выросла вместе с братьями Хендриком и Луи. Возясь в саду, находит обломок фарфоровой тарелки с узором из зайцев — из сервиза матери. Иза не помнит и не знает, кто разбил шестую тарелку, ей казалось, что в сервизе их всегда было пять. Осколок разоблачил семейную тайну: в дом мать Изы вместе с детьми въехала во время Второй мировой, живших в том доме евреев из него насильно выселили. Иза вспомнит, что в день переезда их ожидали расстеленные кровати и теплый обед. В 1946 году кто-то из уцелевших владельцев пытался вернуть свое имущество, но их просто отогнали от дома. Так медленно вспоминает Иза, которой тогда, когда люди на улице требовали вернуть им имущество, было шестнадцать – давно не младенец.

Луи в это время завел новую пассию — Еву. Дамочке негде жить, Луи должен на пару месяцев уехать из страны, и он "сбрасывает" Еву на Изу. Ева поселяется в доме Изабель и между женщинами постепенно завязываются сложные любовно-эротические отношения. А в доме начинают исчезать вещи, сначала та заноза от тарелки с узором из зайцев. Хаас — это "заяц" на нидерландском. Фамилия Евы – де Хаас, она пришла, чтобы забрать свою.

Но ты видишь, как хорошо сложилось: украденный, пока отец умирал в концлагере, дом можно вернуть, если поселиться в нем с любовницей — одной из мародеров.

Достаточно двадцать лет и классного секса, чтобы забыть, кто и при каких обстоятельствах убил твоих родителей. А если кто сам не убивал, а просто забрал имущество убитых, то вообще ни при чем. Мейк лав. Нот вор.

Рейчел Кушнер, "Creation Lake"

Люсьен Дюбуа – друг детства Паскаля Бальми, возглавляющий экстремистскую группу эко-активистов ле Мулен – влюбился, как подросток. Его избраннице тридцать четыре, столько же Люсьену и Паскалю. Сэйди Смит – американка, аспирантка антропологии, которая в Париже зарабатывает на жизнь выгулом собак. Люсьен знакомит Сэйди с Паскалем. Сэйди — агентка под прикрытием (а если надо, то и провокаторша: в одном из предыдущих дел именно она заставила юношу-экстремиста смастерить взрывчатку, с которой того и арестовали). В сельской местности должно начаться строительство большого водохранилища, выгодное крупной корпорации, ле Мулен этому мешают, при чем достаточно существенно: разрушают дамбы, железнодорожные пути и т.д.

Ле Мулен – социалистическая коммуна, которая руководствуется эзотерическим учением Брюно Лакомба. Тот родился в 1937 году, в событиях 1968-го придерживался коммунистических взглядов, а затем осознал, что противоречие существует не между капиталом и пролетариатом, а между потомками неандертальцев и хомо сапиенсом, как раз его нужно усугублять. Неандерталец – новый пролетарий. Будущее за кланами и селами, государства и города должны исчезнуть. Письма Лакомба к Паскалю перехватили, Сэйди их выучила, они отчасти очаровали ее.

Муленары планируют показательное убийство помощника министра. В это время разоблачают ту древнюю акцию Сэйди и начинается шум вокруг притеснения правительством левых организаций. И у нее теперь новая задача: должна не предотвратить убийство, а скоординировать его.

Еще в начале романа Сэйди рассказывает, как скучает с мужчинами своего возраста. Она предпочитает навязчивые идеи предыдущей генерации: европейских мужчин, чья юность пришлась на войну, которые знают убийства и смерть, знают коллаборационизм и национальный позор, чье взросление было реальной и настоящей потерей невинности, ну на крайний случай — знающие обязанности во Французском легионе, они умеют превращать опыт в оригинальные идеи (под описание попадает Брюно, но речь не только о нем). Экстремизм в этом мире — способ обдумать мир, единственная из доступных версий социальной справедливости.

Мир слишком расслабился. Миру надо хорошую взбучку. Устроит мировая революция. Или мировая война. По вашему усмотрению.

Шарлотта Вуд, "Stone Yard Devotional"

Монастырь Стоун-Ярд, похоже, где-то в Южном Уэльсе, который принимает тех, кто нуждается в уединении и отдыхе (комфортное место, чтобы совершить суицид, — замечает рассказчик). Она приехала сюда с Сиднеем, чтобы спать, гулять, плакать и, возможно, подумать об отношениях с Алексом. По дороге в монастырь она заезжает на кладбище посетить могилу родителей, монастырь находится недалеко от ее родного города — она здесь лет пятнадцать не была, но тоска от утраты, запроторенной далеко под спид, так ее и не отпускала. Она возглавляет Центр по спасению исчезающих видов, это их общий с мужем проект.

Она выплакалась и решила присоединиться к общине навсегда. Заканчивает оформлять развод и выход из Центра и отказывается получать письма. Возится в саду. Готовит карри. Понимает, что причинила боль любимому и друзьям, когда сбежала от них. Осматривается: каждый в аббатстве причинил своим бегством кому-то боль. Готовится к перезахоронению сестры Дженни — миссионерки, погибшей много лет назад в Таиланде, а сейчас ее остатки нашли и должны переслать сюда.

День за днем: молитва, домашние дела, неважные разговоры с другими сестрами, наблюдение за жизнью наглой мыши. Ой, один нахал превратился в напасть: в регионе засуха и мыши рванули питаться в монастырь. Что-то там в ее предыдущей жизни было связано с климатическими изменениями, да? Но сейчас им не следует думать, что будет с дождевыми лесами. И почему она больше не любит Алекса? И почему не стихает тоска по умершей матери. Может, потому что недавно самая лучшая подруга ушла от той же болезни.

Просто ни о чем больше думать не нужно. Только уже мыши сильно достают, убивать приходится сотнями в день.

Бездействие тоже будет иметь и результаты, и последствия. Отказ от ответственности прошит как базовая опция в общественном договоре: твое бездействие является действием кого-то другого рядом. И так, взрослые люди бегут куда глаза глядят от мира, ими же смастеренного.

Персиваль Эверетт, "James"

Чернокожий раб Джим делает вид, что засыпает во дворе мисс Уотсон, где ожидал кукурузный хлеб, испеченный по рецепту его Сэйди. Он знает, что эти белые мальчики Том и Гек охотятся за ним, снова играют в какую-то свою игру. Джим не прочь им подыграть… Знакомые имена не так ли? Уж понятно, что Эверетт пишет перепев дилогии Марка Твена о Томе Сойере и Гекельбери Финне, правда? Такие игры мы тоже любим. А принцип этого парафраза заявляет сам Джеймс и то в самом начале драматическая ирония.

Джим — высокоосведомленный интеллектуал, умеющий читать и предпочитающий писать, мысленно ведет долгие беседы с Вольтером, Локком и Руссо, учит свою дочь и жену, как скрывать свой грамотный язык и прибегать к примитивному говору (за который так чествовали Твена), как посоветовать что-то белому человеку и не выдать своего превосходства. Джим узнает, что его семью должны продать в разные хозяйства и убегает, намерен найти деньги, за которые выкупит дочь и жену. Дальше все как у Твена – путешествие по Миссисипи. Только в моменты, когда Гек и Джим расстаются, мы видим, что было с Джимом. А Джим попадал в менестрели, где исполнял блек фейс. Черный делает вид белого, который делает вид черного, чтобы спастись от белых. Собственно, весь роман именно таков. Джим пытался спасти рабыню, которую с детства насилует владелец. Увидел безумного черного кочегара, который сжег своего владельца в печах парохода, но все еще делает вид, что масса жил и выполняет его приказы. Он видит черных, которые достаточно светлы, чтобы выдавать себя за белых. Он наблюдает за судами Линча. Возвращается домой, где узнает: его жену и ребенка продали на ферму-питомник. Джим убивает смотрителя, облагает и запугивает владельца и поднимает бунт рабов.

И от сюжета Твена есть еще одно колоссальное отклонение: Гек — биологический сын Джеймса, именно поэтому его ненавидит и порет папа, именно поэтому Гек имеет к рабу какое-то странное влечение, это зов крови. Джеймс оставляет Геку самому выбирать, кем быть. Гек решает оставаться белым мальчиком. "Представь себе рабство как войну, — советует мнимый Локк Джеймсу, — война закончится, когда победитель объявит конец войне".

В ситуации тотальной несвободы жертва, имитирующая действия преступника, заявляет о своем праве выбора и своей свободе. Каждый раз, когда может. Но у иронии есть подвох: хорошая имитация уже не нуждается в оригинале, чтобы быть истинной.

Саманта Грави, "Orbital"

В космос на девять месяцев отправляют миссию, здесь есть технари, медики, климатологи, они будут выращивать стволовые клетки в космосе, предусматривать тайфуны и совершать высадку на Луну. Уже с первых предложений романа планета Земля называется не иначе, как матушка-Земля, каждого из тех, кто на орбите, называют детьми матушки-Земли. А еще и первое, что мы узнаем об участниках миссии, что у одной из них только что там далеко умерла мать, все горячо сочувствуют и обсуждают эту новость. Сироты на орбите. Которых за девять месяцев должна выносить и родить матушка-земля. Новое человечество – и минимодельцы. Их шестеро. Американец Шон, японка Ши, британка Нелли, итальянец Пьетро, россияне Роман и Антон. Руководитель миссии – россиянин. Ноты протеста, которые выдвигают британцы и американцы, и просят команду осторожничать в отношении россиян, в носу команда имела (о причинах таких предупреждений от правительств — вообще ни слова). Разногласия и расстояния между ними в космосе стираются, они вроде бы семья, не та, которую можешь выбирать, но та, с которой учишься идентифицироваться. Итальянец, американец, британка, японка, два россиянина. Уже в первом общем разговоре американец расскажет японцам о своем путешествии в Хиросиму, и расскажет, что американские христиане расползлись по всей земле, россияне пообещают, что стряхнут с земли эту заразу и вообще что там ваша Нагасаки (где погибла бабушка Ши), мы вот распад Союза пережили… Все разногласия в космосе исчезают, а в иллюминаторе — матушка-Земля. "В какой-то момент пребывания на орбите у каждого из них возникает сильное желание — никогда с этой орбиты не сходить. Внезапное счастье сопричастности". К сожалению, миссия идет по плану. На земле начинается огромный тайфун и землетрясение. Эти шестеро готовятся к высадке на Луну.

Человечество стремится договориться и дружить семьями вовек. Все верно? Голуби мира парят орбитами в космосе, пока на земле идут войны. Да? И жаль, конечно, что в космос полетели только два россиянина. Но, дай Бог, навсегда.

Анна Майклз, "Held"

Джон тяжело ранен на одном из полей боя Первой мировой, его найдут и окажут помощь, он останется с поврежденной ногой, но живым. Но прежде он переживает опыт предсмертия.

Фрагментами, обрывками воспоминаний — о тепле кожи, фактуре ткани, яркости освещения — к нему приходят истории матери, впавшей в тяжелую депрессию после смерти отца, история отношений с художницей Гелен, порой подавляющей Джона, история его мобилизации и ужас, который вызывает ежеминутная угроза жизни, его призвали, Хелен умоляла его дезертировать. Рядом умирает юный солдат, Джон готовится к смерти, мозг его успокаивает, показывает клипы о знаменательных событиях его жизни. Роман написан таким же образом: эпизодами-вспышками. "Если жизнь не вечна, почему мы так уверены, что смерть продолжается вечность", — с этой реплики начинаются флешбеки Джона.

Джон вернулся к Хелен в Йоркшир. Перечитывает "Севастопольские рассказы" Толстого — образцовое для него описание глупой войны. И профессионально овладевает фотографией, которой интересовался до войны. Теперь его флешбеки синхронизируются с функциональной попыткой фото остановить время. На фото Джона начинают проявляться мертвые люди, на которых влияли поступки позирующих. К сиротам приходили матери, к вдовам мужчины, к младенцам их взрослые версии и т.д. Помощник Джона пытается на этих фото совершить аттракцион. Это последняя капля: Джон накладывает на себя руки.

Случившееся в 1917 году дает отзвуки в будущем. 1951 и 1964: дочь Хелен Анна работает в военном госпитале. 1984: дочь Анны Мара, семья ее отца разбогатела, потому что шила униформы в 1940-х, Мара замужем за военным корреспондентом. Потомки Джона унаследуют его войну. Призраки спасают их в тяжелые мгновения. 1980: София, внучка Джона от внебрачного ребенка, выживает в оккупированной Эстонии, на нее вышло КГБ. 2010: Хелен, дочь Мары, становится корреспонденткой. 2025(!): Аймо, сын Софии, погибает(?) под бомбами на войне в Финском заливе.

 Война — самый легкий способ стать частью человеческой истории, того человечества, которое пало на полях разных войн. Опыт войны – тот "налог на наследие", который грядущая генерация платит предыдущей. "Для историка каждое поле битвы уникально, для философа все одинаковы" (с). Кем быть в своей жизни философом или историком, решать все равно не тебе.

 Подытожим?

Все книги краткого списка полны тревогой, огромной тревогой. Мир стоит на пороге чего-то, что не отменить и не отсрочить. Можно закрыть глаза и вообразить, что тебя это не касаается. Только обычно те, кто добровольно ослеп, первыми и попадают в ловушку. Обратите внимание, за одним-единственным исключением ("Джеймса") герои романов-финалистов не имеют положительного опыта сопротивления насилию. Они не умеют бороться, зато умеют адаптироваться к нарастающему уровню угрозы. Пять книг о лягушках, которых варят на медленном огне. А тем временем пытаются писать пацифистские романы. Вы заметили, что пять из шести книг в коротком списке — о непротивлении злу. Интересная история. Обычно мир позволяет себе захлебываться пацифистской прозой уже после войны.

 Таковы финалисты Букеровской премии в 2024 году. Лауреата определят 12 ноября. Победу предрекают Рэйчел Кушнер с романом о том, как правительство притесняет левые группировки. Но знаете, если внимательно почитать идею-проблему каждого из романов длинного списка станет настолько очевидно, что ой: кто бы в этом году не взял главную прозаическую награду, хороших новостей для нас — украинцев в смысле — тут, наверное, не будет.