Визит с намеком. Что Франциск хотел сказать Кириллу, сходив в гости к греко-католикам
Событие, с одной стороны, "домашнее" - такой, по словам очевидцев, была и атмосфера встречи – много женщин и детей, много улыбок и трогательных слов, каравай и колядки, куклы-мотанки и белые голуби.
С другой, за пять лет понтификата Папа Бергольо впервые выбрался в "римскую Украину". Несмотря на то что коллегия Святой Софии находится не так уж далеко от собора Святого Петра - с привычкой Папы к городскому транспорту добраться туда ничего не стоило. Во всяком случае, это гораздо ближе, чем Гавана.
Этот топоним, надо думать, мы еще долго будем вспоминать в контексте взаимоотношений Папы Франциска и Украины. Вернее, именно гаванские объятия (с главой РПЦ патриархом Кириллом) с гаванской декларацией будут диктовать контекст. Блаженнейший Святослав обратился к Папе со словами о мире, напомнил о том, что Украина уже четыре года страдает от российской агрессии, назвал вещи своими именами. Например, войну войной, с тысячами жертв и миллионом беженцев. И в этом, конечно, не было упрека со стороны предстоятеля УГКЦ в адрес понтифика, молчаливо согласившегося на российскую трактовку нашей войны – ради продвижения диалога с Москвой. Но для многих в Украине (и не только здесь) в них прозвучал совершенно очевидный намек.
Впрочем, сам визит Папы в собор Святой Софии тоже можно рассматривать как своего рода сигнал. В первую очередь, украинским греко-католикам – о том, что Ватикан ценит свою украинскую ветвь, понимает ее чувства и намерен с ними считаться. Но также, возможно, и "московским партнерам" - о том, что в Ватикане ими несколько разочарованы. Как бы то ни было, украинские греко-католики остаются яблоком раздора и рычагом взаимного давления между "двумя Римами".
Но если в гаванской декларации уния как метод подвергнута сомнению и признана ошибкой, что в УГКЦ немедленно (и не без оснований) приняли на свой счет, то нынешний визит Папы в коллегию Святой Софии должен смягчить впечатление. Хотя бы потому, что само это место имело особый смысл и вес в сложной истории драматических взаимоотношений в треугольнике Ватикан-Москва-УГКЦ. Так же как три имени, особо помянутых Папой Франциском во время этого визита: патриарх Иосиф Слипой, владыка Степан Чмиль, патриарх Любомир Гузар.
Все это отсылает нас к напряженной эпохе торжества Ostpolitik, о которой многие вспоминали в контексте гаванской декларации, видя в ней возрождение сомнительной практики жертвовать интересами греко-католиков и Украины вообще в угоду Москве. Собор Святой Софии - детище патриарха Иосифа Слипого, символ его смелой (можете сказать – дерзкой) позиции в отношении "обоих Римов". На фоне Ostpolitik патриарх Иосиф выступил в свой поход за право украинских греко-католиков на жизнь. На фоне раздраженных окриков из Москвы, требовавшей, чтобы в Риме признали легитимность Львовского псевдособора, и раздраженного же ворчания из Римской курии патриарх создавал одну за другой структуры, необходимые для полноценной жизни церкви. Чьей судьбой, согласно чаяниям Москвы, было угасание и забвение – хотя бы на территории СССР. Сердцем церкви в изгнании и стал собор Святой Софии в Риме – настолько очевидная реплика на собор Софии Киевской, что для украинцев на поселениях она могла казаться чем-то вроде маленькой "столицы Украины" и напоминала всем о том, кто мы, откуда и куда идем.
Деятельность патриарха Иосифа была настолько эффективной, что вызывала колоссальное раздражение со стороны Москвы. Папе Павлу VI, имевшему имидж москвофила, это доставляло очевидные неудобства. Тем не менее харизма и запал патриарха Иосифа – живого мученика за веру и единство Католической церкви – не позволяли ему слишком откровенно игнорировать интересы УГКЦ. Возможно, он и принял московскую версию о том, что в Украине "никаких греко-католиков нет". Но за границами СССР эта "договоренность" не имела силы. Здесь греко-католики были, действовали и имели право развиваться по своему усмотрению. Даже если все это они делали с прицелом на возвращение в Украину. Когда собор Святой Софии был выстроен, Папа Павел VI приехал на освящение и привез новому храму подарок – мощи святого Папы Климента. Это было знаком поддержки украинских греко-католиков со стороны святого престола и, естественно, вызвало много нареканий со стороны Москвы.
На этом, впрочем, "дерзости" патриарха Иосифа не закончились. Еще одним эпизодом, который стоит вспомнить в контексте нынешнего визита Папы Франциска в "римскую Украину", стало тайное рукоположение трех владык. Это была тайна – патриарх не поставил в известность святой престол (от которого почти наверняка не получил бы на это разрешение), и новоявленные епископы стали бы владыками только де-факто, но не де-юре, а потому в качестве епископов ни называться, ни действовать не могли. Собственно, единственной функцией этих епископов было восстановление апостольской преемственности в украинской церкви в подполье – на случай, если советские спецслужбы ликвидируют всех действующих владык. То, что епископы высвячивались именно для Украины, грубо нарушало "равновесие мнений" между Москвой и Ватиканом, по которым Ватикан не вмешивался в судьбы украинских греко-католиков.
Одним из этих трех епископов – это общеизвестно – стал будущий патриарх Любомир Гузар. Менее известен тот факт, что еще одним епископом стал наставник будущего Папы Римского владыка Степан Чмиль. Он, единственный из трех рукоположенных, не дожил до официального признания епископского статуса и унес тайну в могилу в буквальном смысле слова – она раскрылась во время похорон, т.к. владыку Чмиля по настоянию патриарха Иосифа хоронили в епископском облачении.
Папа Бергольо в своей речи в соборе Святой Софии вспомнил о своем наставнике, а после помолился в крипе собора у его могилы.
Три имени, названные Папой Франциском – патриархов Иосифа и Любомира и владыки Степана, - можно считать своего рода ответом по поводу Ostpolitik. Которая, конечно, никуда не делась, как мы могли судить по Гаване, и вряд ли куда-то денется ближайшее время. Но эти три имени – их на самом деле больше - утверждают простую истину: ватиканская Ostpolitik, по сути, ничем не угрожает УГКЦ и Украине. Она не перемолола эту церковь, представленную, например, этими тремя именами, в куда более страшный и безнадежный период, так что она может сделать с ними теперь? Конечно, в Римской курии и сейчас сильны промосковские и антиуниатские настроения. Ну так и антибергольевские настроения там также очень сильны.
Наконец, Папа Франциск может быть просто разочарован тем, как обернулось дело с гаванской декларацией. Его показательная солидарность с украинскими братьями во Христе может быть истолкована и в качестве сигнала "московским партнерам". Слова о российской агрессии произнес не он, но он их услышал и принял к сведению. А перечисление имен пламенных борцов за унию - дополнительный усилитель сигнала. При всех тех моральных издержках, которые апостольская столица понесла в результате подписания гаванской декларации, приняв, в частности, московскую версию войны в Украине, она так и не получила взамен всего того, то было для нее важно. Патриарх Кирилл не сумел провести наиболее интересные для Ватикана положения гаванской декларации через Архиерейский собор - отступил перед своими консерваторами или, возможно, перед идеологией политической изоляции, которая все выразительнее овладевает Кремлем. Все, чем остается себя тешить "оптимистам диалога", – это мыслью о том, что важен прецедент. Как говорили спикеры Ватикана, "мир запомнит только эти объятия", а не то, что там за буквы на бумаге. Боюсь, ничего, кроме "прецедента объятий", в сухом остатке и нет. А что до мира, он видел столько объятий - и даже поцелуев взасос, - которые ничего не значили, что еще одними его не удивишь.
На данном этапе Папа Франциск восстанавливает пошатнувшееся от "прецедента" расположение украинских греко-католиков. Со всей присущей ему сердечностью. И тут – в отличие от Гаваны – папские объятия могут кое-что изменить.