Войны XXI века в 7 книгах. Как современная проза рефлексирует современные войны

Между событиями II Мировой войны и способом их описать и нашим современным миром – колоссальный разрыв, ценностный в частности. Не говоря уже о том, что ту же риторику используют наши враги. Обратите внимание, что самая слабая проза об АТО как раз пыталась имитировать "лейтенантскую прозу", и не случайно получалось плохо. Вторая Мировая в роли "эталонного случая" войны не работает в литературе и не только в ней.

Другой вопрос, что с 1940-х произошло множество вопиющих случаев массового насилия. Парадоксально: именно невероятное количество таких инцидентов, кажется, лишает содержания и смысла каждый из них. Одно из последствий массового насилия – превратить конкретную потерю в общую потерю, так гасится не боль, а сопротивление.

О каждой из войн пишут книги. Очень разные книги. Каждая война приобретает свое звучание. Писатели суровых времен рассказывают истории – и чем конкретнее эти истории, тем качественнее они выполняют свою работу. Эти семь книг — хороших преимущественно книг — написаны о войнах, которые продолжаются в ХХІ веке. И это очень конкретные истории, с очень конкретным подходом к рассказу о войне здесь и сейчас.

Майкл Ондатже, "Призрак Анил"

Война на Шри-Ланке, 1983 – 2009 год.

Анил выросла на Шри-Ланке, она еще хорошо помнит сингальский, но уже не рискнет говорить на тамильском. Сейчас она вернулась в Коломбо с официальной миссией ООН. Анил – судебный медэксперт, эксгумирует тела в массовом захоронении. Вместе с ней работает археолог Сарат – его расследование касается военных преступлений недавнего времени. "Свежие" тела часто подселяют к историческим захоронениям. Остатки, с которыми работает Анил, именно такое "новое тело", обнаруженное в историческом погребении, куда имело доступ только правительство. Идентификация трупа угрожает действующим властям. На протяжении семи недель Сарат и Анил работают с телами замученных граждан страны, правительство которой не признает вооруженные конфликты на своей территории.

"Причиной войны является война". Война между правительством (состоящим из политически привилегированных сингалов) и повстанцами (тамилы, поддерживающие идею Тамил-Илама), есть и третья сторона, которая в романе Ондатже называется "боевиками" (здесь преобладают военные из Индии, вошедшие в конфликт в 90 -х). Каждая из сторон убивала мирное население, каждая является причиной массовых захоронений, каждой готовят подозрение в преступлениях против человечности, но никак не соберут доказательства для этого. Тела похищают, скрывают, сжигают, документы уничтожают, экспертов убивают. Потому Анил в стране. На какую из трех сторон конфликта реально работает Сарат, Анил не догадывается. Но Гамини – младший брат Сарата – врач у повстанцев. "В основу любой веры положена история, которая учит не доверять".

Гамини говорит: герой садится в самолет, бросает прощальный взгляд длинным планом на страну, какой-то условным вьетнам растворяется в пыли облаков, герой летит домой, где напишет книгу о войне, которая для него закончилась. Длинных планов в "Призраке" нет: фрагментированные воспоминания, без начала и без конца, каждая деталь — триггер. Каждая сцена по сути отдельное произведение, которое со скрипом заходит в общую историю. И это сделано специально. Война для Онадатже – самоизоляция, каждый замыкается в своем страхе и своих потерях. Одиночество является условием выживания и смерти одновременно. Сарат же рассказывает, как из села похитили человека, которого после замучали. Двое солдат сажают мужчину с завязанными глазами на раму велосипеда. Чтобы удержаться, жертва должна обнять за шею палача. Наблюдателей ошеломляет эта "вынужденная близость".

Халед Госсейни, "Ловец воздушных змеев" (перевод Екатерины Михалицыной, ВСЛ, 2017)

Война в Афганистане, 2001 – 2021 год.

Рассказ в "Ловце воздушных змеев" начинается в 2001 году — стартует новая фаза войны. Сама история тянется с 1975 года, когда та война только началась и когда Амиру было двенадцать. В настоящее время в Сан-Франциско Амир вспоминает Кабул и друга детства. Именно там и тогда случилось что-то, что мешает Амиру быть хорошим.

Амир и Гассан — молочные братья, мать Амира умерла во время родов, мать Гассана убежала от мужа. Ни один из них другого братом не считает — слишком очевидна разница их социальных положений. Отца Гассана в свое время взял к себе на воспитание дед-судья Амира, семья Гассана – фактически прислуга в богатом кабульском доме. Это такое естественное положение вещей, что ребята на него и не обращают внимания: Амир – пуштун и суннит (привилегированный этнос и религия), Гассан – хазареец и шиит. Гассан кормит Амира завтраком и бьется вместо него в уличных потасовках, ищет сбитых воздушных змеев – трофеи в ритуальном мальчишеском соревновании. И, очевидно, умирает за него.

У Гассана и его сына очень выразительные уши – низко посаженные, похожие на раковину. Человек, навлекший непоправимое зло на обоих мужчин, имеет прозвище Пожиратель-ушей. Так художественная деталь в романе становится эмблемой. И на правах символа, способного описать войну, здесь работает только сверхинтимная буквально воплощенная деталь.

Скажем, у Гассана и Амира есть любимая история из эпической "Шах-Наме" – о Рустаме и Сограбе. Рустам в битве смертельно ранит могущественного воина Сограба и впоследствии узнает, что это был его сын. Гассан своего сына назовет Сограбом. А Амир сравнит свою невесту с Тагминой, матерью легендарного Сограба. Госсейни тихо посмеивается: встань рядом с двумя незнакомыми афганцами и через час окажется, что они – родственники (а семейные биографии героев Госсейни действительно запутаны).

Эпос Фирдоуси должен быть в этой истории таким себе Великим Кодом, протокодом всякой войны. Но уши работают, а "Шах-Наме" нет. Войны не унифицируются, они уникальны и получены в наследство – как форма ушей.

Битва воздушными змеями в Афганистане – уважаемая забава. Амир скажет: это была репетиция войны. Война – обыденная вещь, максимум – игра. Сражением змеев роман начинается и заканчивается. В обоих побеждает Амир, но ловец змеев из названия – все-таки не он, а Гассан. Правила игры можно изменить, но тогда это уже другая игра.

Джойдип Рой-Богатачарья, "Стража"

Война в Афганистане, 2001 – 2021.

Роман Джойдипа Рой-Бгаттачарья представляет войну в Афганистане как тотальную цивилизационную аллегорию. "Стража" пишется как трагедия – буквально: спектакль, в котором столкновение двух мировоззрений приводит к утверждению новой реальности.

К натовскому патрулю, охраняющему военную базу в Кандагаре, обращается юная афганская женщина. Накануне происходило сильное сражение. Теперь она просит отдать ей тело брата, лидера повстанцев, для должного захоронения. Комендант базы отказывает — тело погибшего должно быть показано по ТВ как предостережение другим. Женщина два дня стоит перед воротами и требует тело, и играет по ночам на рубабе. Военные обескуражены, застигнуты врасплох, испуганы. Очевидно, перед нами перепетая "Антигона" Софокла. Почему вдруг античная катастрофа? Автор где-то внутри романа вспоминает, что территория современного Кандагара была оккупирована Александром Великим, но все, вероятно, сложнее: обдумывать войну в своей стране героям (и автору) легче через нейтрально-чужие культурные коды.

Восемь глав романа – шесть написаны с голоса американских военных, одна посвящена юной женщине Низам (она пуштунка), и одна – переводчику-хазарейцу. У Низам нет ног, она пострадала в атаке на село и передвигается на деревянной тележке. Переводчик – уцелевший в геноциде, устроенном талибами. Местные герои написаны как можно осторожнее, если не сказать – робко: в конце концов, повстанцы, которых мы изначально считаем талибами, оказываются противниками талибана, а на военную базу они напали потому, что их село разбомбили беспилотниками. Возмездие, а не зло. Да и американские военные вроде бы не виноваты, потому что получили ложную информацию о деревне (будто там база талибов) от местного коррумпированного чиновника. Афганцы немного правы, американские слегка виноваты, да?..

Военный – лейтенант, убивший брата Низам — познакомился со своей женой на студенческом спектакле "Антигона". Он в романе — финальный рассказчик. Так может, весь роман – это его бред, флешбеки посттравматика? И несется заунывная мелодия рубаба, доводящая воинов до полного безумия. Трагедия не предполагает удачного финала.

Тамта Мелашвили, "Считалка"

Российско-грузинская война 2008 года.

Тамта Мелашвили обнародовала "Считалку" в 2010 году. В названии романа прошито два значения этого грузинского слова – считалка в детской игре и соответствующий термин в баллистике. Война, о которой написан роман, в нем не называется. Автор отмечала, что ей важно не указывать конкретную войну, потому что любая война – всегда о ситуации, где одни мужчины убивают других мужчин, а платят за эти женщины. Впрочем, описанную в "Считалках" войну легко узнать.

Есть две тринадцатилетние девушки, подруги и одноклассницы: Нино Рогава и Кетеван Гардавадзе. Они живут в маленьком горном городке, оказавшемся в зоне боевых действий. Три дня из их жизни составляют сюжет "Считалки". Среда, четверг, пятница, снова среда, пятница, четверг, снова среда (таковы названия разделов) – наконец наступит суббота четырехдневной войны и кто-то умрет. Выехать из села Нино и Кетеван не могут: территория в блокаде, вот-вот должны открыть гуманитарный коридор, но все никак. Они – внутри войны, снова и снова возвращаются к среде, когда началось вторжение.

Нино выглядит на восемнадцать, у нее большая красивая грудь и пышная фигура. Кетеван — крошечная и отчаянно ждет первой менструации. Нино привлекает взгляды мужчин. Это вызывает настоящую ревность Кетеван. Она не осознает опасность, которой подвергается подруга. Старшие женщины все время предупреждают Нино, чтобы та вела себя скромнее. Но это тоже похоже на зависть. В пространстве произведения, населенного женщинами, героини жестоки друг к другу. Для грузинской прозы такая постановка вопроса – откровение, потому что ее литературные женщины – это или святые, или мученицы.

Имена девушек – Нино и Кетеван. Святая Кетеван – мученица: мужчин ее семьи убили, она их оплакивала и отказывалась снова выйти замуж; святая плакальница. Святая Нино – покровительница Грузии, она познакомила здешний народ с Евангелическими историями и единственная выжила, когда царь Армении убил десятки женщин, среди которых была та, что ему отказала. Работа женщин на войне – оплакивать погибших и воспевать героев. Мелашвили просит предположить: работа женщин на войне – выживать, и поэтому становиться безжалостными к себе и друг к другу.

Халед Халифа, "Смерть – тяжелая работа"

Война в Сирии, 2011 – по сей день.

"Тяжелая " в названии – это с английского перевода, в оригинале там слово, означающее "пожизненная, принудительная".

Абдель Латиф ас-Салим умирает в дамасской больнице. Старик упорно отказывался покидать разбомбленный дом, но умирает по естественным причинам – сердце устало. Он известен по прозвищу Анабия, так называется родная деревня в 350 км от Дамаска. Абдель – публичный интеллектуал, один из лидеров сирийских повстанцев. Перед смертью он просит младшего сына Болбола похоронить его в Анабии, рядом с сестрой Лейлой. Болбол дает слово и обращается за помощью к старшему брату Хусейну и к младшей сестре Фатиме. Семья и до войны не была близка, сейчас же все поглощены личными бедами. Им предстоит проехать не один блокпост, пересечь несколько зон боевых действий, давать крупные взятки тем, кто узнал в мертвом влиятельное лицо и планирует арестовать труп, и при этом смотреть, как быстро разлагается тело отца.

Роман Халеда Халифа написан по лекалу "Когда я умирала" Фолкнера: пока продолжаются похороны, мы поочередно оказываемся в изголовье тех, кто пока жив. Здесь это: Болбол, Фатима и Хусейн. Их жизни стают метафорами. Кому-то от этого становится легче?

Лейла, возле которой хочет упокоиться Абдель, покончила с собой. Отец выдал Лейлу за нелюбимого, но богатого. В брачную ночь она вышла на крышу дома, облилась керосином и подожгла себя. (помните, что Арабская весна началась с акта самосожжения?). В исламе нет более страшного греха, чем самоубийство — таким умершим отказывают в ритуальных погребениях. Но рядом с ней хочет лежать Абдель. Из романа узнаем, что тела повстанцев нельзя хоронить на традиционных кладбищах, поэтому возникли новые частные захоронения.

Болбол – это прозвище, значит "прирученный соловей". Так Набиля звала Ламия – женщина, которую он любил, но которая никогда не была его любимой (оба в браке). Болбол встретится с Ламией в этом путешествии, постигнет, что прожил всю жизнь в беззаветной, взаимной любви. После похорон отца Болбол попросит называть его Набилем и только так. Но братья и сестра знают, что больше никогда друг к другу не обратятся. Их семьи больше не существует, так что кем ни назовись, никто не позовет по имени.

И что-то очень важное вместо: "Страх был единственным истинным противником, отныне каждый человек противостоял своему страху".

Кевин Пауерс, "Желтые птицы"

Война в Ираке, 2003 – 2011.

Большинство книг о войне в Ираке, написанные в США, — ветеранская проза. Эта книга не исключение. Герои Пауерса выдуманы, но ситуации реальны.

Идет бой за Аль-Тафар, 2009 год. В нем участвует рядовой Джон Бартл. Бартл истощен, напряжен, накачан химическими соединениями и природным адреналином. В таком состоянии он рассказывает свою историю – серию флешбеков по сути, с 2009-го по 2003-й, до начала войны в Ираке, хотя тогда ее в жизни Бартла еще и не было. Связь между эпизодами ослаблена, кое-где утрачена. Создается впечатление, что ни одно предложение в этой книге не дописано, просто оборвано на первом попавшемся слове. Вряд ли попытка рассказать историю своей жизни во время боя была бы другой.

Бартлу двадцать один. Рядом с ним служит Дэниел Мерфи, ему восемнадцать. Бартл пообещал матери Мерфи, что не даст малышу погибнуть, а если такое случится, то сам лично сообщит об этой смерти. Уже с первых предложений "Желтых птиц" ясно, что обеты Бартл нарушил. Мерфи мертв. Никто не знал, какие именно бои их ожидают в Ираке – грязные, лишенные очевидной тактики и цели. Сержант Стерлинг, единственный здесь хоть что-то понимающий, лавирует между "закаленным воином" и "законченным психопатом". Бартл немотивирован, он делает свою работу: убить пару местных, раздать конфеты их детям, через пару лет вернуться воевать уже с этими детьми. На определенном этапе в историях Бартла возникает упоминание о великой войне, на которой был его дед. Это была славная война, говорит Бартл, потому что у них была цель и направление. Героев-иранцев, чтобы живых и говорящих, в книге нет.

Название "Желтые птицы" из истории, которую Мерф рассказывает Бартлу во время караула. Отец Мерфи принес из шахты домой десяток канареек в клетках и выпустил их. Канарейки полетали-полетали и вернулись в свои клетки. Отец уже придумал, как красиво использует пустые клетки, ради которых и притащил тех птичек, но канарейки настойчиво не желали покидать свои зарешеченные дома… Все же здесь ясно в этой прозрачной аллегории, правда?

Энтони Марра, "Совокупность жизненных явлений"(перевод Марины Марченко, К.И.С., 2018)

Вторая Чеченская война, 1999 – 2009.

Девочка родилась в Первую Чеченскую. Сейчас, когда длится Вторая Чеченская, Хави восемь лет. Хава – нить, которая вживую сошьет судьбы трех главных героев романа Энтони Марра. Нитки здесь давно на вес золота: война продолжается, знаете ли. Трое взрослых людей переживают те же события, но рассказывают о пережитом кардинально разные истории. Хава слушает.

Ахмед живет в деревне Эльдар, он сосед Хавы и друг ее отца. Жена Ахмеда с началом первой войны впала в своеобразную кататонию, она постепенно и медленно умирает, Ахмед заботится о ней. Ему не в новость заботиться о больных: Ахмед здесь фельдшер (нет, на врача он учился, но недоучился). У Ахмеда есть кумир-врач, женщина в соседнем городке: как-то он увидел филигранный шов зубной нитью на груди боевика и влюбился в мастерство врача. Доктор Соня – единственный хирург в городе. Волчанск разбомблен. Соня остается в Чечне из-за сестры Наташи. Сейчас Наташа в очередной раз исчезла: спасением от войны для красивой девушки оказался бордель в Италии и наркотики. Именно к Соне Ахмед привозит Хаву, когда однажды утром ее родителей похищают вооруженные люди.

В больнице – почти уничтоженной – одно из разбитых окон прикрывает фанера. На ней рисунок. Автор его погиб. На потрепанной доске воспроизведен вид из окна, каким он был до войны – до мелочей. Рисунок очарует Хаву, словно иллюстрация к волшебной сказке. Ахмед тоже рисует. Когда из села впервые угнали людей, он нарисовал их большие портреты и развесил в прилеске. Сейчас портреты медленно выгорают. Никто не спрашивает, кто на них изображен. "Совокупность" – роман об уничтожающей память войне, буквально уничтожающей носителей воспоминаний, противоречащих официальной версии истории.

В финале романа чеченская девочка, воспитанная российским врачом, поедет учиться в Британию. Якобы хеппи-энд.

"Федералы" — так называют здесь врага, когда уже вынуждены хоть как-то назвать. Есть жертвы. Нет преступников. Ахмед читает о своей стране в книге Толстого, ему нравится, что великий россиянин писал о его маленькой стране. А местный старец Хасан (третий главный герой), написавший более трех тысяч страниц истории чеченского народа, однажды просто ушел из деревни. Книгу свою он перед тем сжег: "История пишет себя сама, моя помощь ей не нужна".

Проигранная война выглядит именно так.