Убогая инквизиция. Как Минкульт наступил на моральные грабли
Решение Минкульта передать функции комиссии по защите морали творческим союзам вызвала сложные чувства. Вернее, вызвало одну — первую и, возможно, правильную — мысль: это стеб. Минкульт, надо думать, завел специальный ящик, например "странное", куда швыряет не глядя все, доставшееся от многочисленных папередников. Начиная с Иосифа Виссарионовича и заканчивая Виктором Федоровичем. Творческие союзы в этом ящике логично обретают соседство с функциями Нацкоммора.
Это решение выглядит как очевидная попытка Минкульта спустить надоедливую проблему на тормозах. Творческие союзы — это классический "ктонибудь" (украинский аналог — "тосязробить"), который не в положении сказать "нет". Напротив, там даже обрадуются, что у них снова появились какие-то "функции", а к ним и бюджетные копейки прилипнут, — все это вместе имитирует смысл жизни (ну, ладно, полужизни), коего творческие союзы лишены уже давно. Теперь на них возложат тонкое дело отделения эротики от порнографии. Вот, Союз кобзарей, например, займется, как остроумно заметил один мой коллега.
Творческие союзы действительно не в положении отказываться от чего-либо. Это один из тех живых трупов, которые мы без всякого смысла и надежды избавиться тянем на себе из глубин СССР. В свое время это были весьма солидные организации, выполнявшие функции и контролирующие, и репрессивные. Они и созданы были именно для этого — для идеологического контроля за вечно либеральствующим креативным классом. И они потеряли смысл существования, когда предприятие под названием "советское искусство" распалось, как и все прочее советское производство. Но при этом упразднить творческие союзы, как и огромную часть других атавизмов советской бюрократической системы, ни у кого рука не поднялась. Или скорее не оказалась достаточно мускулистой.
Ничего не остается, как придумать этим мертвым душам "дополнительную нагрузку", раз уж они и так существуют и значатся на каком-то исчезающе малом балансе. Функции цензуры, к тому же для творческих союзов вполне "уставные" — в советские времена они играли заметную роль в "цензурном" процессе. Это было их функцией, и механизм у них был весьма действенный: злостного нарушителя идеологических границ могли исключить из союза. В советское время это было фактически равносильно вышвыриванию из творческой профессии. Не будучи членом союза, незадачливый пиит мог сочинять свои строфы разве что в обеденный перерыв без отрыва от бутерброда. Или идти по статье за тунеядство — как это случилось с "никому не известным поэтом Бродским".
С распадом СССР влияние творческих союзов быстро и сильно ослабело. Они потеряли контроль над публичными площадками, которые стали (и продолжают) находиться под влиянием неформальных тусовок. И авторитет творческих союзов пошел на дно вместе с возможностями, которые предоставляло членство. Само членство очень быстро потеряло смысл, и с этого момента даже изгнание "за аморальное поведение" из числа официальных писателей, или композиторов, или даже кобзарей стало смешной угрозой.
Впрочем, никто ведь и не ожидает, что союзы будут как-то влиять на цех. На них возложат только оценочные функции — они будут проверять соответствие произведений определенным "нравственным" критериям и выдавать заключение. Впрочем, тут снова возникают трудности, связанные с дефицитом авторитета. Для того чтобы судить "на моральность" художественное произведение, нужно, во-первых, "знать ноты", во-вторых, чтобы знали тебя. Нацкоммор Костицкий, напомню, погорел не только и не столько на любви судиться за свою "деловую репутацию" и даже не на одиозных решениях о запрете выставок и книг. Он погорел на том, что у него не было никакой деловой репутации. Точно в таком же положении сейчас находятся творческие союзы. Авторитета нет не только у мало кому известного Союза кобзарей (у него-то, может, и есть — "в узких кругах ограниченных людей"), но и у широко известного Союза писателей. Причем ни писательского, ни морального.
Можно, конечно, обойтись и без авторитета — они же не будут "судить произведения". Они будут только проверять их. По критериям, которые им предоставят эксперты. Минкульт анонсировал созыв экспертного совета для разработки этих критериев, потому что наработанные Нацкоммором совсем никуда не годятся.
Тут, правда, возникает следующий закономерный вопрос — зачем эта двойная работа? Есть закон о защите общественной морали, в котором перечислены критерии несоответствия. На них и следует ориентироваться комиссии, разбирая конкретные произведения. Зачем еще какие-то дополнительные эксперты и критерии? Я допускаю, что в возрастных ограничениях на определенные продукты есть смысл. Но и этот вопрос решается без нацкомморов и экспертных комиссий. Присвоение возрастного рейтинга имеет отработанный (и уже автоматизированный даже на сайтах с фанфиками по "Гарри Поттеру") механизм. Отсутствие указателя возрастного ограничения на продукции — повод обращаться с жалобой к продавцу продукта или с иском в суд, как и при любом другом нарушении закона. Нет никакой необходимости плодить сущности. Все эти надстройки над законом, включая необходимость отдельного органа, который курировал бы мораль, — бюрократические выдумки и излишества, которые тощий бюджет вряд ли может себе позволить.
Во власти это, по всей видимости, понимают, раз отодвигают куда-нибудь подальше, в один ряд с полумертвыми творческими союзами. Но почему тогда просто не пересмотреть закон и не отказаться от цензуры в принципе?
Во-первых, потому же, почему невозможно упразднить творческие союзы: в государственной бюрократической машине действует фундаментальный закон о неубывании энтропии. Во-вторых, всегда приятно иметь что-нибудь в рукаве, пускай даже это всего лишь возможность заткнуть кому-то рот, пригрозив отзывом лицензии на вещание или просто большим штрафом за нарушение закона о защите общественной морали. Ведь этот закон — отличный крючок для ловли СМИ за их длинные языки. В-третьих, власть и сама хотя бы отчасти на крючке — "защиту морали" в той или иной форме приветствует большинство украинского электората. Украинцы, как уже неоднократно отмечалось соцопросами, довольно консервативная публика, весьма чувствительная к "нравственным" вопросам. К тому же горячим лоббистом Нацкоммора всегда выступали церкви, чей голос для нашей власти также очень важен. Кстати, скажите спасибо, что Минкульт передал функции проверки "на мораль" творческим союзам, а не Всеукраинскому совету церквей, работающему при Минкульте. Было бы еще веселее.
Из жизни Союза композиторов
Новость о том, что творческие союзы теперь вернут себе цензурную функцию, отбросила меня лет на двадцать назад, в конец 90-х. Тогда довелось мне единственный раз в жизни присутствовать на заседании столичной ячейки Союза композиторов. На этом заседании должны были исключать одного молодого композитора - как раз по цензурным соображениям.
Выглядело все очень колоритно. Зубры украинской музыки гремели речами из-за колченогого стола-парты, покрытого чем-то вроде огромного пионерского галстука (я догадываюсь, кто был мастером декораций). Виновник торжества пытался удержать на лице маску иронии, но она то и дело сползала. Речи быстро перестали слушать. По зрительским рядам членов союза побежали шепотки. "Так это вон тот, что ли? А что натворил-то?" "Библию, говорят, сжег на сцене". "Ой! Библию?" "Как - Библию?" "Та ну, всю?" "Не. Всю разве спалишь. Он там странички вырывал". "Он ее еще и порвал?" "Ай-я-яй, такой молодой..." "И симпатичный..." "Да? Борода какая-то... больно черная. Зачем такому молодому такая борода?" "А как пишет-то?" "Да какая разница! Он Библию сжег, говорю вам!" "Так то ж был перформенс". "Чего-чего был?" "Перформенс. Такая современная штука". "Тьху. Перформенс. Богохульство одно". "Возмутительно. Надо гнать". "Так погонят. Слышь, Колодуб как гремит". "Так это он про телевизор гремит". "Ничего, сейчас и этому всыплет". "А он неплохо выглядит". "Кто?" "Колодуб. В его возрасте..." "Да какой у него возраст?" "Вот-вот, и я говорю, такой молодой, а уже Библию жжет... А дальше-то что? Что дальше-то жечь будет?" "Молодо-зелено. Перебесится. Но всыпать надо". "Музыка у него как - ничего?" "Ой, да при чем тут музыка? Он Библию..." "Он, вообще, был хороший студент. Я его помню. Между прочим, владеет современным нотным письмом..." "Во-во, понаучивались современному. А потом эту жгут, как ее...". "А какое это - современное? Это не ноты, что ли?" "Ну, у него в рукописи значки кластера, например..." "Кластер? Это что же, не ноты, значит?"
Признаюсь, я сбежала. Раньше, чем закончился спектакль. И я по сей день не знаю, изгнали тогда бородатого сжигателя Библии из киевского Союза композиторов или только осудили на товарищеском суде, а недосожженные останки схоронили под кумачовой скатертью. Зато я видела убеленного сединами классика - Левка Колодуба, смертельно оскорбленного песней "Ты отказала мне два раза". Потом, ниже по течению речи, он добрался-таки до фигуранта с его сожженными листками из Библии, но это было уже вполовину не так сочно и смачно, как про Сашу с Лолитой. Которые в киевском Союзе композиторов, увы, не состояли.
И я совершенно уверена в том, что с тех пор способность творческого союза кого-то пропесочить, призвать к порядку, отцензурировать и даже просто оценить по достоинству (и по недостоинству тоже), наверняка упала еще на несколько левелов.
