Убийца — дворецкий. Кого убивают в украинских исторических детективах

Характер такого взаимодействия строго карательный, как в сложных современных романах (не понял авторской игры — не получил удовольствие от произведения), а снисходительно демократический: даже если читатель до последнего не подозревает, что убийца садовник, в конце романа ему все подробно объяснят и укажут, какие детали были ключевыми. С каждым прочитанным текстом мы все лучше овладеваем профессию литературного детектива и усваиваем правила игры: убийца обязательно появится заранее, на него указывают ряд мелких деталей, основные мотивы преступников — любовь, месть, корысть. Когда читателю впервые удается установить истину скорее главного героя, он переживает мощный катарсис. Однако если такое случается слишком часто, наступает почти обязательная усталость от жанра. Именно поэтому детективы отталкивают, если их читать подряд, перемежая книгами другого типа. Удержать читателя на крючке, подсказать, однако не раскрыть карты полностью — вот тонкая линия, какой должен пройти искусный писатель.

Правила детективов строгие и простые: должна существовать тайна и процесс ее разоблачения, то есть расследование, которое и становится сюжетной основой текста. Обычно такие рассказы держатся в равной степени на закрученной интриге и сквозном образе главного героя — детектива или персонажа, который выполняет эту роль. Последние могут быть очень разными: интеллектуал в твидовом костюме, внимательная сообразительная бабушка, толстяк, который всегда готов угостить друзей вином и наказать очередного преступника, — каждый из них имеет миллионы поклонников, для которых сюжет часто отступает на второй план. И на третьем тексте уже не так важно, какое именно преступление расследует Шерлок Холмс или Иван Карпович Пидипрыгора, потому что все держится на харизме героя и обязательном процессе самоотождествлении читателя с ним. Поскольку мы представляем себя на месте детектива или его помощника, полнота данных является обязательным условием: персонажи не могут разоблачить преступника на основе фактов, которых читатель не знал, поскольку тогда мы почувствуем себя обманутыми.

Популярность детективов можно объяснить не только их авантюрной составляющей, но и почти просветительской рациональностью: тайны исчезнут, виновные будут пойманы и порядок восстановлен. Важно, что при всей романтичности образа главного героя, сам детектив — жанр абсолютно рациональный, ведь его идеей является возвращение статус-кво, мира, который существует по давно установленным правилам. В отличие от мистических рассказов, еще одного массового жанра, классический детектив не предусматривает триумфа потусторонних сил, существование неразгаданных загадок или необъяснимых чудес, а еще не гарантирует читателю желанную и такую редкую в нашей жизни справедливость: все преступники точно будут наказаны, а добро победит не только зло, но и нейтралитет. Итак, главный герой не просто обнажает истину, но и становится универсальным инструментом правосудия, посланником Фемиды, чьей целью является восстановление утраченного равновесия.

Среди миллионов более или менее популярных произведений этого жанра особняком стоят исторические детективы: действие в них перенесено в прошлое, а детальное изображения эпохи имеет не менее сюжетную интригу. Обычно исторические детективы сочетают все признаки исторического романа и классического детектива, а реальные лица существуют в одной плоскости с вымышленными персонажами. Впрочем, для писателя важнее не насыщать текст фактажем, а ввести ряд деталей, которые позволили бы читателю почувствовать далекую эпоху как собственную.

Эдгар По, Конан Дойл, Агата Кристи, Жорж Сименон — "кутюрье" детективной моды. Они определяли будущие тенденции и устанавливали правила, по которым будут играть будущие поколения авторов, представляли нам новых персонажей, каждый раз смелых и неожиданных: от изысканного образованного аристократа Огюста Дюпена к эксцентричному интеллектуалу Холмсу, феминного иностранца Пуаро и, наконец, мисс Марпл — любительницы-рассследователя пожилого возраста. Чем дальше развивался жанр, то разнообразными становились персонажи: от зависимого от алкоголя полицейского в романах Ю Несбе к маленькой девочке в цикле Алана Брэдли и даже монаха в романе Эко — такое разнообразие главных героев возможно лишь потому, что остальные жанровые правила четко прописаны и узнаваемые для читателя.

Мы привыкли к классической европейской детективной схемы, где преступление закона почти всегда сопряжено с загадкой, кто это преступление совершил. А читатель получает удовольствие, наблюдая, как мир поворачивается от временной иррациональности и таинственности к первоначальному гармоничному состоянию. Однако задолго до расцвета классического европейского исторического детектива возник его китайский аналог — истории о расследовании преступлений и наказания виновных, получившие распространение в период династии Мин. Китайские авторы не раскрывают процесс расследования и поиска виновника, а сразу подробно представляют преступника, еще и описывают мотивы его поступка. Далее перед читателем разворачивается нечто среднее между сложной шахматной партией и судебной драмой: детектив пытается доказать вину обвиняемого, а виновный — любой ценой избежать наказания и оставить всех в дураках. Оппонентам помогают не только бесчисленное количество людей — иногда несколько сотен, но и духи, привидения, мертвые, которых герои видят в аду, предметы, которые оживают, чтобы рассказать интересные подробности преступления. В конце побеждает следователь, а читатель может наслаждаться многостраничным описанием наказания преступника. Без таких финальных подробностей восточный детектив является неполным, поскольку восстановление справедливости происходит через искупление, а не обвинения, как в западных романах. Впрочем, вопреки восстановлению в XXI в. интереса к китайской культуры (о чем свидетельствует хотя бы невероятная популярность в Европе романов Мо Яня и Лю Цисиня), не стоит ждать распространения китайского детектива на западных территориях, ведь западный читатель за полтора века слишком привык к классической детективной структуре, и порой даже постмодернистские исторические детективы вызывают его сопротивление.

Образцовым современным историческим детективом можно назвать постмодернистский роман итальянского писателя Умберто Эко "Имя розы", в котором классическая детективная интрига — в одном пространстве действуют серийный убийца, детектив и его помощник — сочетается с историей повседневности бенедиктинского монастыря ХИV в. Важной чертой постмодернистского детектива (и не только текстов Эко, но и, например, романов Итало Кальвино и Переса-Реверте) является игра с классической детективной традицией. Эко предусматривает, что читатель имеет определенные предварительные знания, поэтому поймет, почему в "Имени розы" бывшего инквизитора, который расследует преступления, зовут Вильгельмом Баскервильского, а его летописца и помощника — Адсон. Теоретик литературы Эко, несомненно, осознает, что жанр классического детектива застыл, его правила жесткие и незыблемы, а персонажи и привычные сюжетные повороты давно утомили читателя. Однако такая узнаваемость жанра позволяет итальянскому романисту играть с правилами, обманывая того, кто поверил, якобы покупает типичный пляжный детектив, который потребует от реципиента минимум усилий.

Отдельные сюжетные эпизоды в "Имени розы" выглядят как иронические реплики в диалоге с Конан Дойлом: Вильгельм мыслит быстрее, когда принимает вспомогательные травы (так как морфий и кокаин в Европе еще не известны), везде опаздывает, поэтому не спасает ни одной из жертв и не останавливает преступника, когда тот уничтожает главное доказательство. Вильгельм Баскервильский олицетворяет не инструмент правосудия, а скорее персонажа из иронических скетчей "Монти-Пайтона": появляется, когда на него никто не ждет (никто не ждет британскую инквизицию!), и куда-то пропадает именно тогда, когда он нужен. Адсон, его верный летописец и помощник, также вызывает немало вопросов и в конце романа уже не кажется наивным скриптором, который выслушивает объяснения старшего друга и постоянно удивляется его изобретательности. Таким образом, детектив, к которому формально принадлежит роман Эко, является лишь одним из ключей к тексту, очередными дверями, которые на самом деле ведут в лабиринт текучих значений. Впрочем, "правильного" ключа просто нет: постмодернизм вообще не предусматривает единого толкования, и в этом — секрет его обаяния.

Конечно, не все современные исторические детективы можно назвать постмодернистским ответом предыдущей детективной эпохе: немецкий писатель Вольфрам Флайшгауэр предлагает читателям пазлы с фундаментальных исторических исследований, мелодраматических историй и классического детективного расследования. Дэн Браун в серии романов о профессоре Роберте Лэнгдоне будто сочетает детектив и квест-комнату, где надо разгадать бесконечное количество головоломок, которые часто сомнительного качества. Серж Брюссоло, прекрасный фантаст, но не самый сильный детективист, который эксплуатирует популярные исторические мифы — о благородной рыцарской Европе, таинственном Древнем Египте, послевоенной Франции. Алан Брэдли, литературный наследник Кэрролла, размещает очень странных персонажей в готических локусах, вроде викторианского поместья, и дает слово не взрослому интеллектуалу-мизантропу, а оживленной одиннадцатилетней Флавии де Люс. Все эти тексты, в отличие от романов Эко, играют только на одном уровне — развлекательном, однако от этого они не становятся плохими или некачественными, просто переходят в другую литературную лигу. Здесь следует помнить простое правило: развлекательная литература прежде всего должна быть хорошо сделанной — без сюжетных провисаний, одинаковых персонажей и китчевых декораций. И даже если единственным источником удовлетворения от текста остается сногсшибательный сюжет, читатель не должен спотыкаться об недостатки писательского стиля.

Украинским авторам, которые до сих пор находятся в тени Николая Гоголя, пока лучше всего удаются исторические детективы с мистической составляющей: Владислав Ивченко ни минуты не сомневается, когда в сюжет надо ввести драконов, разговорчивых кабанов и зомби; Сергей Карюк не может устоять перед соблазном описать ведьму в целом реалистическом детективе "Нечистая кровь"; родовое проклятие становится центральным символом романа "Ловушка в Волчьем замке" Сергея Пономаренко. Чтобы не позволить мистике разрушить рационалистическую детективную схему, авторы вводят ее в начале как фантастическое предположение, то есть одно из правил функционирования опасного мира, а то и вообще развенчивают любой мистицизм в конце текста. Мистичность как прием обычно не вредит тексту, однако иногда кажется повторяющейся и избитой: читая об очередном таинственном манускрипте в романе "Ключ к бессмертию" Сергея Пономаренко, не можешь отделаться от назойливого дежавю: где-то такое уже было. К сожалению, пока все выходили из гоголевской шинели, мы там почему-то остались и теперь наблюдаем мир сквозь узкую застежку.

Еще одна интересная стратегия, которой не гнушаются наши писатели, — освоение в исторических детективах пространства определенного города: Львов в романах Андрея Кокотюхи, Вена в "Небе над Веной" Богдана Коломийчука, довоенные Черновцы в ретродетективе "Серебряный паук" Василия Кожелянко, уголовная Одесса в "Королях Молдаванки" Ирины Лобусовой. Иногда локализация достигает предела возможного, например, в романе "Шерлок Холмс на Форуме издателей" Александра Вильчинского. Конечно, ничего нет плохого в мифологизации урбанистического пространства — чего только стоит блестящий детектив "Смерть в Киеве" Павла Загребельного, но порой города в украинских исторических детективах выглядят очередной декорацией будто из туристического рекламного проспекта. Сегодня уже недостаточно сказать "Львов", чтобы читатель почувствовал запах кофе и корицы — так же, как недостаточно показать на экране кровь, чтобы мы испугались.

Несмотря на разнообразие исторических детективов в украинском пространстве, у нас еще почти пустая полка, которую условно называют интеллектуальным историческим детективом. Развлекательных книг немало, а "умбертокиевских" текстов, где мощная философия сочеталась бы с историей повседневности и увлекательным сюжетом, пока хватает. Поэтому надеемся на переводную прозу, с которой вырастет наша собственная интеллектуальная детективная традиция. Тем более что все предпосылки у нас есть.