Тюрьма народов. Была ли Украина российской колонией
Извечный демон для украинской идеи - российская. Мол, украинцев "старшие братья" угнетали денно и нощно. Но что же представляла собой "национальная сущность" Российской империи?
Казаки превращаются в хохлов
Обратимся к трудам австрийца Андреаса Каппелера - профессора Венского университета, члена Австрийской академии наук, иностранного члена Национальной академии наук Украины. В Российской империи, как и в других многонациональных государствах, до новейшей эпохи такие этнические факторы, как язык, культура и даже религия, играли подчиненную роль. Важнейшими элементами легитимации и организации являлись государь и династия, сословный порядок общества и имперская идея.
Однако более сотни этнических групп царской империи, зафиксированных в переписи 1897 г., не обладали равными правами. Каппелер выделяет в империи три иерархии. Критерием оценок для одной была политическая лояльность, для второй - сословно-социальные факторы, третья выстраивалась по культурным критериям. Все три иерархии влияли друг на друга и изменялись в течение столетий.
Положение этносов в четко несформулированной иерархии зависело от степени их лояльности (действительной или предполагаемой). Так, большинство кочевников, а позднее поляков и евреев, считались ненадежными подданными, в то время как к прибалтийским немцам, финнам и армянам до середины XIX в. относились как к верным слугам царя.
В XVII - первой половине XVIII вв. украинцы воспринимались Москвой и Петербургом как ненадежные казаки ("черкасы"). Казаки, по крайней мере определенная их часть, были связаны со степью и потому считались бунтовщиками и потенциальными предателями, как и калмыки, крымские татары и другие кочевники. Недоверие центра к украинской элите уменьшалось по мере постепенной интеграции высших слоев бывшей Гетманщины в русское дворянство. Казаки-бунтовщики и мазепинцы постепенно превращались в малороссов, верных служителей династии.
Ключевым принципом, гарантировавшим с XVI в. целостность Российской державы, была кооптация (включение) нерусских элит в высшие круги империи. Если эта элита владела землей и крестьянами, обладала самобытной признанной высокой культурой, она признавалась равноправной с русским дворянством. Нерусской аристократии было гарантировано сохранение ее привилегий, веры и земельных владений (вместе с крестьянами), в ответ они состояли на царской службе, военной или гражданской, и обеспечивали социально-политическую стабильность в своих регионах. Принцип кооптации сохранялся до середины XIX в. Среди кооптированной верхушки были неправославные и даже нехристиане.
Нижнюю ступень имперской иерархии занимали этнические группы, находившиеся в зависимости от элит других народов. К этой категории принадлежали финны, эстонцы, латыши, литовцы, белорусы и украинцы, относившиеся к Речи Посполитой до ее разделов. Долгое время эти народы воспринимались только в контексте отношений с владевшим ими дворянством. Так, имперский центр соединял в своем представлении эстонцев и латышей с прибалтийскими немцами, а литовцев, белорусов и правобережных украинцев - с поляками.
Характерно, что украинцы изначально располагались на двух разных ступенях этнической иерархии: украинцы казацкой Гетманщины - на второй, а остальные украинцы (правобережные), лишь в конце XVIII в. попавшие под русское владычество, - на последней. Поскольку к малороссийскому дворянству (равноправному уже с русским) все чаще стали относиться как к русскому, все украинцы бывшей Гетманщины воспринимались как региональный вариант русских, что лишило их собственного места в этнической иерархии.
От инородцев к дворянству
Культурная иерархия этносов Российской империи определялась степенью непохожести, основанной на различиях жизненных укладов, религии и языка с культурой. В XIX в. ее можно представить в виде системы концентрических кругов, расходящихся от центрального круга русских.
Подданные государя вначале были юридически разделены на две группы - природные ("натуральные") подданные и инородцы. Со времен реформ Сперанского (начало ХІХ в.) к инородцам относилось неоседлое население империи, т. е. кочевники: калмыки, казахи, буряты и другие этносы Сибири. Права их были ограничены, но и обязанности были также незначительны. Этот принцип нарушился, когда к инородцам причислили евреев, не получивших при этом освобождения ни от налогов, ни от несения службы. Во второй половине XIX в. основным критерием, определяющим принадлежность к инородцам, стала иная "раса". Инородцев считали неспособными к интеграции, потому вычленили из массы природных граждан и дискриминировали.
Следующий круг определялся противопоставлением "христиане - нехристиане". Со времени царствования Екатерины II нехристиан, проживающих в Российской империи (за исключением евреев), в широких масштабах не трогали - неправославным была запрещена только миссионерская деятельность.
Очередной круг составляли неправославные христиане. Это, в первую очередь, относится к этносам с собственной землевладельческой или городской элитой - к грегорианцам (армянам), католикам (полякам) и лютеранам (финнам и прибалтийским немцам). Униаты белорусы и украинцы не признавались католиками, а считались отпавшими от православия еретиками. Поэтому их церковная организация была распущена в 1839 г. и окончательно запрещена в 1875 г.
С 60-х годов XIX в. царское правительство постепенно вводило ограничения в отношении церквей и духовенства некоторых неправославных христианских этносов, после чего частично перешло к языковой ассимиляционной политике. Русификация и распространение православия были вызваны не только культурно-религиозными соображениями - здесь сыграл роль и критерий политической лояльности.
Православные этносы империи составляли три внутренних круга. Поскольку православная церковь была признана "ведущей и правящей", только она имела право на миссионерскую деятельность, а отпадение от православной веры до 1905 г. строго запрещалось под угрозой уголовного преследования.
Центром в системе концентрических кругов были православные славяне. Официально понятие "русский народ" объединяло всех восточных славян, а великороссам, малороссам и белорусам отводилась лишь категория "племен".
Противопоставление русских и украинцев стало проблемой с началом украинского национального движения, в эпоху возникновения во второй половине XIX в. современного русского национализма. Формирование нации и национальное движение украинцев, самой крупной по численности после русских этнической группы империи, непосредственно угрожало целостности русской нации. Это стало причиной особенно жестокого преследования деятельности украинцев в области языка и культуры, что повлекло за собой запреты украинского языка в 1863 и 1876 гг.
Украинцы и белорусы, подвергавшиеся репрессиям как этносы, в гораздо меньшей степени дискриминировались как отдельные личности. Они могли делать любую карьеру при условии, что владеют русским языком. Не было препятствий и у детей от смешанных браков русских и украинцев. Украинцев не вычленяли и не ущемляли ни по конфессиональным, ни по расовым соображениям. В то же время их самобытность не признавалась, а противники высмеивали их как хохлов, либо боролись как с мазепинцами.
Украинцы делали карьеру в России и соединяли лояльность по отношению к императору и государству и приверженность русской развитой культуре с лояльностью к Украине и ее традициям. Не все из частично русифицированных и перешедших на более высокую социальную ступень становились русскими. Их идентификацию можно обозначить как ситуативную. После 1917-го многие малороссы вспомнили о скрывавшейся под русифицированной поверхностью украинской сути и стали сторонниками и даже министрами Украинской Народной Республики, Украинской Державы гетмана Павла Скоропадского, а позже - частично украинизированной в языковом отношении Украинской Советской Республики.
Великий русский
Получается, что царская держава не была просто "тюрьмой народов", а термин "русификация" неадекватно описывает разнообразную национальную политику. Русская империя не была классическим колониальным государством, а украинцы - вовсе не народ, соединенный вечной дружбой с русскими, но и не дискриминированный во всех отношениях. Русские тоже не были типичным имперским "народом-господином".
Противоречивая сущность Российской империи состояла в том, что в ней не было даже примитивных демократических институтов (не говоря уже о традициях), которые бы склоняли к мобилизации (современными терминами) "электорального ресурса". Обычное бесправие или плохое материальное положение этнических русских не компенсировалось возможностью социальных изменений или политических реформ. Утешительное великодержавие было сродни "бремени белого человека", которое меняло статус англичанина, неудачника на родине, после переезда в колонии. Только в России не существовало морских преград, которые бы вынесли эту форму расизма за пределы "метрополии". Города были ячейками "русскости", а вокруг них жили "инородцы", этнические группы обитали вперемешку, поэтому на одном пространстве схлестывались национализмы "угнетающих" и "угнетенных". В условиях последующих политических и социальных катаклизмов ХХ в. великодержавие как бессмертный смысл социального бытия русских (и обрусевших) людей оставалось последней мотивацией, оправдывающей любые жертвы. Это великодержавие принимало личины то "православия, самодержавия, народности", то тоталитарного коммунизма, то современной идеологии "мы заставим с собой считаться" - суть его от этого мало менялась.
Важнейшей причиной "русификации" стало возникновение национальных движений - как нерусских, так и русского. Правда, эта политика продвигалась мелкими шажками и проводилась непоследовательно. Каппелер отмечает: результаты политики русификации были обратные, и агрессивная русификация этносов, уже осознавших себя в национальном плане, сильнее активизировала национальные движения.
Впрочем, представление о "колониальном статусе", если оно сформировалось у этнической группы, уже делает ее родную землю колонией если не де-юре, то де-факто. Не столь существенно, признают ли международные институции голод 1932-1933 гг. в Украине именно "геноцидом" с формальной точки зрения. Важно то, что украинцы его считают именно таковым. Эти замечания вполне могут выразить мое отношение к тезису Каппелера, что "Украина... не была классической колонией Российской империи".
Для России было актуальным различие "исконных земель" и "присоединенных"; и даже сама мысль о том, что Украина - колония, а не "исконно русская земля", сразу бы разрушила всю систему исторических представлений, на которых держался образ "Руси-России". Как справедливо считает Каппелер, "использование терминов "колониализм", "колониальный", "колония" должно ограничиваться классическим колониализмом, которого на Украине не было". Поэтому общественные споры о том, как "обозвать" это реальное явление, - небеспочвенны. Придется кому-то, видимо, придумать новый термин, который характеризует предыдущее состояние нации, сегодня очень похожее на "постколониальное".
