Из Грузии в Сакартвело через Джорджию. Когда мы перестанем быть обезьянами

Литва официально узаконила название Грузии как Сакартвело (Sakartvelas) и будет использовать его во всех официальных документах. Об этом сообщил глава Госкомиссии по литовскому языку Аудрис Антанайтис, отметив, впрочем, что прежнее название, Gruzija, может продолжать использоваться "в публичном пространстве". Антанайтис напомнил, что два года назад комиссия решила назначить "Сакартвело" вторым официальным названием этой страны, употребляемым в Литве, а 21 декабря 2020-го – исключила слово "Gruzija" из официального оборота. "Потребовался переходный период, чтобы увидеть, приняла ли публика новое название. Очевидно, оно очень быстро прижилось в обществе. Я прогнозировал на это 20 лет, но оно прижилось через два года".

История эта на первый взгляд довольно рядовая и не несет большого политического смысла. Или все-таки несет?

Грузия и Сакартвело

Сакартвело – самоназвание Грузии, "страна картвелов", по самоназванию грузин.

Грузинское правительство начало вытеснять название "Грузия", унаследованное от Российской Империи сначала СССР, а затем современной Россией и другими постсоветскими странами, начиная с 2005 года, когда отношения Москвы и Тбилиси испортились окончательно. То, что они испортились, было совершенно неудивительно, с учетом стремления России сохранить советскую де-факто оккупацию: пребывание войск на территории Грузии, плюс поддержка своих марионеток в Абхазии и Южной Осетии.

Но название "Грузия" не российского происхождения. Оно возникло от персидского названия грузин, "гурз", образованного от "гург" — волк: гурз, Гурзия, Грузия. В сопоставлении с волком не было ничего оскорбительного, это весьма уважаемое тотемное и геральдическое животное.

Европейская "Георгия" имеет то же персидское происхождение, уже впоследствии привязанное к св. Георгию, которое при обратном переводе звучит как "Джорджия". Автоматический переводчик Google при переводе страницы Википедии, посвященной Грузии, выдает замечательную фразу: "Полное официальное название страны — просто "Грузия", как указано в конституции Грузии, которая гласит, что Грузия — это название штата Джорджия". Впрочем, по-английски, конечно, все нормально: "The full, official name of the country is simply "Georgia", as specified in the Georgian constitution which reads Georgia is the name of the state of Georgia". И в самой конституции, написанной, естественно на грузинском языке, тоже все нормально, и название у нее "საქართველოს კონსტიტუცია", "Sakartvelos kʼonstitutsia".  Вот только перевод, да еще растянутый на три алфавита, дает неожиданные эффекты.

К слову, ошибку совершает не только Google. Когда в 2005 году вокруг загостившихся в Грузии российских войск разразился крупный скандал, встревожились и американцы: откуда эти русские с оружием взялись в нашем штате? Тревога достигла предела после начала войны в 2008: "WTF?! Russian tanks in Georgia! How come? Are they at war with the US?".

Впрочем, ошибки из-за сходных географических названий происходили всегда. Как тут не вспомнить бессмертное: 

— Ну и наделали нам в Сараеве делов! — со слабой надеждой промолвил Бретшнейдер.

— В каком "Сараеве"? — спросил Паливец. — В нусельском трактире, что ли? Там драки каждый день. Известное дело — Нусле!

Кстати, при штурме Капитолия на камеру попал человек с грузинским, или, наверное, правильнее все же с сакаратвельским флагом. Что он хотел этим сказать и какую Джорджию при этом имел ввиду? И еще, если все станут такими принципиальными, то не начнут ли россияне переводить Грузию-Джорджию, а заодно и собственно Джорджию, как "Юрию", вызывая в памяти образы то ли Гагарина, то ли Долгорукого?

Если не Грузия, то что?

Но вернемся к борьбе с названием "Грузия". Тут все непросто. В августе 2005 года посол Грузии в Израиле Лаша Жвания попросил прекратить называть его страну "Грузией". Запрос был одобрен, и теперь Израиль называет ее "Георгия". Но почему "Георгия"? Почему нельзя было сразу попросить называть "Сакартвело" в переложении на иврит?

В июне 2011 года МИД Грузии заявил, что Южная Корея согласилась называть Грузию "Jojia" вместо "Geurujiya". В апреле 2015 года Япония изменила официальное японское название Грузии с "Гуруджиа" на "Джоцзя", которое тоже является эквивалентом Георгии-Джорджии в переложении на японский алфавит и правила произношения.

Нет, никто не спорит, грузины имеют право называть свою страну так, как они этого сами хотят. Но почему, взявшись передвигать неподъемные этимологические сундуки и шкафы, с громыхающими в них скелетами, нельзя было сразу поставить вопрос ребром: мол, Сакартвело — и точка? Почему у Цейлона – Шри-Ланки — получилось, у Бирмы – Мьянмы — получилось, у Верхней Вольты – Буркина-Фасо — получилось (интересно, а когда она называлась Верхняя Вольта ее так же путали с Россией, как Грузию со штатом Джорджия?) и у целой кучи других стран в разное время получалось, включая, кстати, и Россию, а у Грузии не получилось бы, если бы она захотела? В Тбилиси, что, не сориентировались по ситуации? Или сознательно не захотели? Но если сознательно, тогда в чем тут логика? Зачем было менять одно название, данное со стороны, на другое, данное с другой стороны? Чтобы обозначить переход на другую сторону? Есть, право, и лучшие способы это сделать, а название – это как имя, это очень серьезно.

И тут возникает вопрос: а от кого исходила инициатива переименовать Грузию в Сакартвело в литовских официальных документах — от Литвы, тоже борющейся с советским наследием, или от Грузии? В первом случае грузины, вероятно, спохватились, и поняли, что нужно продвигать одно название, и именно свое. Тогда, вероятно, следующим шагом станет переименование Грузии в ООН – это было бы наиболее эффективно. 

Прочь от России? Но куда?

Но вернемся к политике. С политической точки зрения обозначить отход от российского наследия, притом, каким угодно способом, – шаг, безусловно, верный. Особенно, учитывая, во что превратилась сегодня Россия, втягивающая в себя, как пылесос, все отвратительное, что осталось бесхозным, не войдя в тренды ведущих западных стран. В этом стремлении собрать весь исторический хлам Россия похожа на старьевщика, скупающего по дешевке ненужные вещи, чтобы почистив и подлатав перепродать их подороже. Нацизм вышел из моды – но мы берем, и терроризм – тоже берем. Религиозный фанатизм? Дайте два! Диктатура и демонстративная несменяемость власти? Забираем все, что есть. Опора на военную силу и завоевательные войны везде, где нет большого риска получить в ответ по-настоящему болезненный удар? Давайте, давайте, давайте! Оправдание военных преступлений? Отлично! Геноцид и замена населения на завоеванных территориях? Замечательно, берем оптом всю партию.

Не то, чтобы остальной мир в сравнении с Россией был безупречно добр, гуманен и высокоморален – нет, это совсем не так. Но такого стойкого запаха исторического нафталина, как от России, не исходит ни от одной страны в мире.

Итак, "прочь от России" — абсолютно верный лозунг. И языковые маркеры, позволяющие сразу определить кто перед тобой: свой или враг, и позволяющие не переспрашивать, а просто спокойно идти навстречу к своим, и так же спокойно стрелять на звук – абсолютно верная идея.

"Стой, куда идешь", – и слушать ответ. "В Украину" – проходи, нехай щастить. "На Украину" – вали назад, не…й шастать! Кстати, Пушкин, Александр Сергеевич, этот тест прошел бы, и в Украину был бы пропущен. Хоть и был изрядным, прямо скажем, российским империалистом. Но, вот, "Полтава", и из нее слов не выкинешь:

Средь старых, вражеских могил

Готовя шведам тризну тайну.

Незапно Карл поворотил

И перенес войну в Украйну.

….

Старик Палей из мрака ссылки

В Украйну едет в царский стан.

Так вот, такие проверки, а точнее, развилки, ставящие каждого перед ежедневным, бытовым выбором, с кем ему быть и на чью сторону встать – вещь абсолютно правильная. В Украине это выбор между "в" и "на". В Молдове – между "Молдовой" и "Молдавией". В Литве теперь – между "Грузией" и "Сакартвелос". В Грузии… тут, право, не знаю. Был пару лет назад и не заметил, чтобы кто-то, общаясь по-русски, говорил "Сакартвело" или "Георгия". Но это, повторяю, дело самих грузин, где и какие линии им провести между собой и неадекватными соседями. 

Проблема же в том, что "прочь от России" еще не указывает направления движения. Прочь — да, но куда? В Европу? Она разная, и, что еще важнее, весьма самодостаточная и ни в каких дополнениях не нуждающаяся. И "Запад в целом" тоже разный, и тоже самодостаточный. Там не нужны еще такие, какие там уже есть – эти места заняты. Туда можно прийти, только будучи собой, и встраивая себя в эту систему отношений, одновременно изменяя ее своим присутствием. Иными словами, нужна новая субъектность. Мало, подобно Патрису Лумумбе, заявить "мы больше не ваши обезьяны!". Потому что первый вопрос, который возникает в ответ: "а чьи вы тогда обезьяны?". И только если с обезьяньим (колониальным, советским) прошлым покончено полностью, и речь идет об изменении качества, а не о смене владельца, возникает второй вопрос: "если вы больше не обезьяны, то кто вы в таком случае?". И поиски ответа на него тоже очень сложны.

Но в огромном большинстве случаев постколониальная реконструкция спотыкается уже на первом вопросе, и обезьяна остается обезьяной. Иногда такая обезьяна меняет хозяина – например, в случае постколониальной Африки, объявляет о "социалистическом путь развития". Иногда, оголодав, возвращается к прежним хозяевам – и видит, что вольер-то сломали! Да, подкармливают по старой памяти, но это уже далеко не то, и выживать приходится самой. Случаев, когда постколониальные страны, избавившись от власти метрополии, обрели бы реальную независимость, в процентном отношении очень немного.

При этом все мы, все обломки Советского Союза, к большому сожалению все еще остаемся постсоветскими обезьянами. Да, обиженными на бывшего хозяина, и есть за что. Да, часто ненавидящими его – и тоже есть за что, но нередко и тоскующими по той, ушедшей жизни. Нас разрывают противоречивые желания: с одной стороны, да, надо бы гордо "прочь от России", а с другой "где же я столоваться буду".

И одновременно с этим мы демонстрируем готовность совершенно по-обезьяньи перенимать все подряд от новых … гм, назовем их, слегка перефразировав известное "вероятный противник" — "вероятных хозяев". Готовность абсолютную и некритичную, хотя в своем отношении к обезьянам новые-вероятные хозяева мало чем отличаются от старых. Так что принципиально изменить свое положение можно одним только способом – перестать быть обезьянами. Любыми, неважно чьими – вообще перестать. А уже потом можно (и нужно, кто спорит!) подумать о новом имени.

Все сказанное не относится ни специально к Литве, ни специально к Грузии. Оно в равной мере приложимо ко всем постсоветским странам, стремящимся выйти из СССР. Этот сложный поход не закончился пока ни для кого, а отсылки к Моисею, 40 лет водившему свой народ по пустыне, звучат уже неуместно. Мы довольно долго бредем. И не так уж много до окончания 40 лет осталось.