Консервы Первой мировой. Как Москва вновь взялась ломать планы австро-венгерского Генштаба
Обособить группу населения, объявив ее "притесняемым народом", насытить своей агентурой и использовать в гибридной войне, а в ответ на репрессии – лицемерно оплакать "невинных жертв" — обычная тактика россиян
Сакраментальное "разделяй и властвуй", безусловно, не есть московское изобретение. В Московии вообще не выживают носители генов творчества, их там очень последовательно убивают и изгоняют, подгоняя холопов под общий знаменатель. Но зато Московия умеет подражать — и тактика властвования через раскол доведена ей до невероятного совершенства.
Тени исчезающих русинов
Отвод войск от восточных границ Украины (или, по меньшей мере, демонстрация такого отвода) обозначил, среди прочего, и новый виток пропагандистской войны. И точно: еще до объявления об отводе в российской версии "КП" появилась статья на старую, как мир, тему закарпатских русинов, автор которой Дмитрий Стешин, "разбирался, кто такие русины и почему они практически исчезли". При этом, русины, по утверждению Стешина, "мечтают об экономической независимости от Украины" — и даже их практическое исчезновение (согласно ему же) не в силах им в этом помешать.
Статья начинается с известной, в основном благодаря российской пропаганде, цитаты из дневника Ивана Франко (цитируется как в тексте Стешина): "Меня сегодня кровно образили (оскорбили — польск.), меня обозвали украинцем, хотя все знают, что я — русин".
"Через 100 лет слово "русин" уже вызывало недоумение: "Кто это?" — пишет далее Стешин. — Согласно официальным источникам (каким?!), это народ, имеющий самоназвание "русины", четвертый по численности среди восточных славян!" . Засим следует ссылка на некоего "ведущего специалиста по украинско-малороссийской теме".
Иными словами, ничего нового в статье нет – все изложено в рамках старых, десятилетиями известных, кремлевских методичек, играющих на изменениях смыслов слов, в обычном для "КП" стиле воинствующего невежества. "КП" — вообще прелюбопытная франшиза, настоящее отражение, во всех смыслах, современной России. Чтобы было понятнее: СССР вместе с комсомолом рухнул почти тридцать лет назад. Теперь представьте картину: на дворе у нас середина семидесятых, а в Германии и во всех странах, бывших ее союзниками во Второй мировой войне или побывавших под ее оккупацией, выходят клоны Völkischer Beobachter, с той же шапкой, что и при Гитлере — потому, что торговая марка раскрученная.
Представили? Вот это и есть "КП". Кстати, в Украине клон "КП" тоже выходит (интересно, что по этому поводу думают те, кто должен отвечать за исполнение закона о декоммунизации — если, конечно, кто-то за это вообще отвечает?)
Но вернемся к статье — и к нехитрым манипуляциям ее автора.
Суть этих манипуляций довольно проста. Слова "украинцы", "русские" (руськие) и "Русь" имели разный смысл в разные эпохи, и тасуя эти смыслы, как шулер крапленые карты, можно обосновывать все, что угодно, извлекая народы буквально из воздуха. Точно такую же игру Россия ведет и в соседней с нами Молдове, играя на терминах "молдаване" — "румыны". А молдаванам и русинам, из которых в очередной раз пытаются сделать расходный материал для кремлевских авантюр, передают привет тени погибших чуть более века назад армян, втянутых Россией в свои игры, а затем брошенных на произвол судьбы. Любопытно, что армяне до сих пор винят во всем Турцию.
Рождение нации – дело тонкое. А также трудное, долгое и противоречивое
Пересказывать статью Стешина в деталях и разбирать ее по пунктам откровенно скучно. К тому же она написана очень небрежно, в типичном для "КП" стиле "на от…сь" и полна нестыковок и противоречий. Желающие могут ознакомиться с ней в Сети, мы же рассмотрим ситуацию с русинами, и не только с ними, без оглядки на российские методички.
Любое рождение нации начинается с осознания группой, а иной раз и несколькими, поначалу даже не особо связанными друг с другом, группами людей своей особости и вытекающей из этого невозможности, не теряя себя, стать частью одного из существующих сообществ. Причин особости может быть много – язык, религия, иной уклад жизни. Последнее, по сути, является бытовым отражением политического выбора, тоже присутствующего в любом нациогенезе (не люблю слово "нацбилдинг", громыхающее как танк по брусчатке). Следующим шагом начинается поиск общего, способного сплотить такие группы, и нивелирование различий, мешающих объединению. Все, как видите, просто — но на словах, на деле же крайне сложно.
Бывает и так, что возникает нужда сколотить в единое целое группу покоренных народов, для чего используется симуляция нациогенеза, спускаемая сверху. Такая симуляция никогда не создает нацию, становясь для вовлеченных в нее народов лишь тюрьмой. "Русский народ" — одна из таких тюрем, и нацией никоим образом не является.
Естественно, что по внешнему периметру тюрьма народов под названием "Российская Федерация" (ранее "СССР" и "Российская Империя") оформлена максимально привлекательно, чтобы привлечь обиженных и легковерных.
Украинская нация в XIX веке формировалась на территории, поделенной между Российской Империей и Польшей, а затем Австро-Венгрией, причем в непосредственном контакте с польской нацией, лишенной государственности и боровшейся за ее возврат. В этом сложном поле сил неизбежно возникали разные направления политического выбора, смотревшие и в сторону России, и в сторону Европы, с отсылкой к 1848 году. Но сформироваться как отдельная нация украинцы могли только в тени Австро-Венгрии, поскольку космополитичная Вена не претендовала на создание единого австро-венгерского народа, тем самым создавая укрытие от мессианских устремлений Москвы. Те же, кто сделал ставку на Россию, в перспективе были обречены раствориться в Московской Орде, присвоившей себе "славянство" — хотя тогда, возможно, и не осознавали этого, либо не видели в "слиянии с русским народом" ничего плохого.
Впрочем, поначалу все шло гораздо приземленнее. В переписях населения в Австро-Венгрии нередко встречались "тутейші" — то есть "местные", и "русины" как попытка понять происхождение этих местных были на этом фоне верхом самосознания. С другой стороны, далеко не все были согласны признавать свое родство с Московией — к которой русины/руськие/украинцы имели все же отдаленное и опосредованное отношение. По сути, политическое русинство было ограничено небольшой частью левой интеллигенции, к которой относился и Франко. А, в частности, Леся Украинка, которую Стешин также рекрутировал в носители отличной от украинской русинской идентичности, никогда себя к ним не относила.
Довольно быстро все эти брожения, первоначально носившие скорее антисамодержавный характер, были замечены в Петербурге и взяты под державную руку, с финансированием по линии внешней разведки Российской Империи. Как следствие, многие их участники закономерно попали под репрессии в 1915 году за сотрудничество с российскими оккупационными властями. Тот факт, что под общую метлу угодили и непричастные, ничего не меняет по сути.
Скорбеть о жертвах Талергофа (как и об армянах, ставших жертвой турецкого геноцида), конечно, нужно — но с обязательной с поправкой на войну, вынуждавшую австрийцев бороться с российской агентурой в своем тылу. Уместно, к слову, и сравнить практику Талергофа с тем, как в сходных ситуациях действовали россияне, о чем русские историографы страшно не любят говорить. Далеко ходить не придется — достаточно взять, как пример, историю пребывания Ярослава Гашека в российских лагерях военнопленных. При том, что речь шла о перебежчиках, изначально желавших поступить на российскую службу и воевать против Австро-Венгрии, а не о враждебных элементах, смертность в Тоцком лагере, где оказался Гашек, была примерно на талерговском уровне.
Впрочем, уже первое знакомство с прелестями русского освобождения (россияне любую свою оккупацию называют именно так) Галиции в 1914-15 годах сильно проредило ряды русофилов. А три последующих волны, в 1920, 1939 и 1944 годах, поставили на русофильстве времен покойной Австро-Венгрии жирную точку. Что, однако, не мешало время от времени подкрашивать этот труп и демонстрировать его публично, сначала в рамках концепции "братских народов СССР" и "формирования единой исторической общности – советского человека", а сейчас — в ходе вялотекущей, но длительной попытки раскрутки этнополитического русинского проекта, с целью подрыва и ослабления Украины и вовлечения украинцев под именем "русинов" в ряды русской псевдонации.
От распада СССР до наших дней
Не будет, вероятно, ошибкой утверждать, что активная борьба за восстановление СССР началась уже за год-полтора до его формального развала. Важнейшим из направлений этой борьбы стало расшатывание наций, формирующихся на обломках "тюрьмы братских народов" и изобретение псевдонаций, управляемых из Москвы.
Нациогенез в бывших советских республиках пребывал в крайне сложном состоянии и потому был крайне уязвим. В относительно преимущественном положении оказались страны Балтии, заметно отличающиеся от "имперского среднего" по языку и бытовой культуре, и получившие в период Интербеллума опыт государственной независимости. Положение же украинцев оказалось крайне неоднозначным.
Украинский нациогенез к моменту распада СССР не был завершен, как, впрочем, не завершен он и сегодня. Значительная часть украинцев оказалась русифицирована (что, к слову, не спасало их от высылки из Украины в рамках чисток от ненадежного элемента, видевшего в оккупации другую жизнь, часто лучшую, чем советская). Существенная часть украинского населения была просто уничтожена физически в предвоенный период, во время и сразу после войны. Все освободившиеся при этом ниши немедленно заполнялись переселенцами из России — носителями иной, холопско-ордынской ментальности. А украинская история, основная опора нациогенеза, существовала исключительно как "дела давно минувших дней", не имеющие прямой связи с днем сегодняшним. Она и по сей день остается такой, прокручивая в общественном сознании период 1917-1921 и (не без труда преодолевая рамки локально-регионального контекста) 1939-1956 годов.
Иными словами, старт нового витка нациогенеза украинцев был непростым делом уже и сам по себе. Но, помимо объективных трудностей, против Украины и ее национального сплочения активно заработали российские спецслужбы. Основным их методом стало дробление формирующейся нации и захват по отдельности полученных изолированных загонов — донецкого, крымского, восточно- и западноукраинского. Именно тогда и начало возрождаться "самосознание русин" — на московские гранты, и в тесном контакте с криминальным элементом, поднимавшимся за счет трансграничной контрабанды. Из небытия был поднят и "русинский язык" — отчасти койне с примесью архаики, отчасти – региональный диалект, отличающийся от канонического украинского языка примерно так же, как молдавский от румынского.
На этом тему собственно русин можно считать закрытой. Но тема дробления украинской нации одним русинским проектом не исчерпывается. Российская агентура в совершенство освоила искусство перехвата инициатив и доведения разумных начинаний до абсурдного и отвратительного вида, с последующим возложением вины за это на "украинских нацистов". К слову, ровно та же тактика широко используется и в Молдове, что естественно — методички-то одни и те же.
Одним из самых популярных объектов таких атак стал украинский язык. Разумное положение о том, что именно украинский язык является одной из основ нациогенеза, и потому сферу его применения нужно всячески расширять, путем нехитрых манипуляций то и дело превращается в очередной вброс о запрете русского языка, отыгрываемый Москвой, и в провокационную дискуссию внутри Украины о том, могут ли существовать русскоязычные украинцы, то есть, по меньшей мере, предпочитающие в быту русский язык, а, возможно, и слабо владеющие украинским языком, и не являются ли они пятой колонной Москвы.
Из сказанного выше ответ очевиден: да, могут, ибо так сложилось исторически, и, нет, в общем случае не являются, хотя отдельные случаи возможны — как, впрочем, возможны и украиноязычные промосковские коллаборанты. А успешное расширение сферы применения украинского языка — дело, бесспорно, нужное — не означает, что русский язык будет полностью вытеснен в Украине из оборота. Более того, сдача русского языка России во всех случаях оказывается роскошным подарком Кремлю и работает против нас. Но не по уму патриотичные украинские граждане раз за разом глотают эту наживку. Последней по времени такой поклевкой стала бурная реакция на заявление Мендель об "украинском русском языке".
Конечно, Владимир Зеленский и его команда обладают волшебным даром превращать в некую вторичную субстанцию все, к чему прикасаются, и языковой вопрос не стал исключением.
В итоге в три приема: само заявление, крайне неудачное (или, напротив, удачное — тут из чьих интересов исходить), бурная, но непродуманная реакция, и позиция ОП, по версии которого Мендель высказала "личное мнение", что для официального пресс-секретаря формального главы государства, поистине, диво дивное, тема русского языка в Украине в очередной раз была скомпрометирована и предана анафеме. Свою порцию, как водится, получили и русскоязычные украинцы, которых практически открытым текстом в очередной раз назвали пятой колонной Кремля.
Ни у кого не достало мужества и здравого смысла выступить против общего течения, напомнив, к примеру, о существовании англоязычных ирландских патриотов.
Впрочем, история Ирландии – весьма, к слову поучительная для Украины, равно как и не по уму усердие части наших граждан, за спинами которых подозрительно мелькают вдохновители из другой страны — отдельные темы, к проекту прокремлевских русинов прямого отношения не имеющие.