Инсайдерское исследование тоталитаризма. Как Кадаре стал преемником Кафки, но так и не получил Нобелевку

В романе "Ниша позора" Али-Паша — восставший против султана в стремлении создать Албанское государство и чья отрубленная голова теперь выставлена в нише позора — когда-то встретился с Байроном. Байрон останавливался у паши по дороге в Грецию для участия в революции, где погибнет, они хорошо поразмыслили вместе о бессмертии. Паша иронически подсмеивался тогда над Байроном: героические стихи (в широком смысле — эпическое искусство пересказывать друг другу о великих событиях) "похожи на лекарственные травы, которые используют для бальзамирования, они полезны, когда хранят нетленные тела великих людей, а сами собой — просто сорняк". На подносе в нише стоит голова остроумного паши. При голове — специальный человек, который проверяет, достаточно ли холодный и соленый бальзамирующий раствор в подносе, чтобы голова как можно дольше не гнила.

А это уже в другом романе, в "Приключении", восходит саркастическим ядом главный герой: мол, всем давно и без меня известно, что мать Тереза — одна из заведующих бомбардировками Югославии, это она, старуха, позвонила по телефону мужчине в овальном офисе, который как раз имел проблемы с Моникой Левински, и сказала: "Спаси, цыпленок, моих албанцев, отомсти, цыпленок, сербам, закидывай их бомбами", все это знают и без меня.

В наследии Исмаила Кадаре — более сорока одних романов, а еще новеллы, пьесы, поэтические книги, а эти две истории — два крохотных эпизода двух из них. И из них видно, как минимум: Кадаре — моралист, в прозе которого фарс от трагедии бывает не отличить: матери Терезе комфортно рядом с Моникой Левински, Байрон пописывает свои маленькие стишки о больших событиях (гремучая стартовая установка: иронический писатель-моралист косвенно говорит о неизменном).

В некрологах на смерть Исмаила Кадаре, едва ли не в каждом из них, первой строкой вспоминали, что он работал в государстве-тирании, при этом каждое его произведение было направлено против деспотий, начиная от имперских структур нового времени и заканчивая новейшими деспотиями после Второй мировой — даже те из них, которые написаны, чтобы спасти жизнь в сотрудничестве с режимом. Иногда авторы некрологов прямо называли Кадаре "сыном диктатуры и известнейшей жертвой диктаторского режима". Какая же тревожная формулировка! В 2020 Кадаре присудили Международную Нойштадскую литературную премию, она очень престижна, ею отмечают разве что не богов. Когда секретарь объявлял награду, он сравнил Кадаре с Кафкой: "Кадаре является преемником Франца Кафки. Никто после Кафки так не углублялся в адский механизм тоталитарной власти и ее влияния на человеческую душу, но никто это не делал так гипнотически, как сделал Кадаре". Это очень точная формулировка, хотя все еще тревожная.

Каждое его произведение — политическое, в частности высказывание. Поэтому каждое такое произведение предпочитает в конце концов стать притчей (даже те, кто основывается на глубоко интимных воспоминаниях, скажем, о смерти матери или о детстве во время войны).

Строят пирамиду, потому что Египет стал слишком сыт, слишком уверен в своем завтра и потеряли страх перед богами, а значит, нужно потратить деньги на что-то величественное и ненужное, укрепить власть фараона Хеопса и разорить страну.

Два войска стоят друг против друга на Косовском поле, сейчас начнется потасовка, о ней уже заранее слагают песни, в этих песнях нет ни слова о том, как за пару веков эта битва и истории о ней станет стартом новой войны.

Троянский конь бродит по улицам современного города.

Два специалиста из поэм Гомера путешествуют по Албании 1930-х, потому что там все еще существуют баснеписцы-рапсоды, работающие в той же технике, что и Гомер; интересных поклонников героического эпоса обвиняют в шпионаже и никто не вернется на Итаку, господа.

Накануне свадьбы юноша узнает, что унаследовал кровную месть, ожидавшую его уже сорок лет; теперь — либо убей, либо спрячься до конца жизни в "башне позора", которая по функционалу является сторожевой башней османских времен.

Известный журналист получил приглашение на парад 1 мая почти из рук самого диктатора, он принимает приглашение, хотя и является известной фигурой среди либералов; сразу после празднования его девушка – дочь формального преемника диктатора – рвет с ним отношения; юноша утешается тем, что оказался в перепеве древнегреческого мифа о дочери Агамемнона, то он не сделал ничего, что не было предсказано фатумом.

В ХІV веке в Албании строят мост, он должен соединить два отрезка древней римской дороги, упростить торговлю и обогатить страну; на глазах шокированного католического монаха в детинец замуровывают одного из рабочих; этим мостом воспользуются османы, которые вот-вот захватят Албанию; три империи (Рим, Византия, Османская) сошлись на одном мосту.

Девушка из богатой благородной семьи выходит замуж в другой регион; брат обещает: когда брак окажется недостоин, он вернет ее домой; однажды ночью брат таки приезжает и возвращает ее к матери, вот только брат три года назад погиб в восстании, его подняло с могилы проклятие невыполненных обещаний.

Видно же, о чем идет речь, когда я говорю о политическом сообщении и о притчевости одновременно, правда? Политическое сообщение обнажает механизм уговора между людьми, между субъектами политической воли. Это такая игра, правила которой объявляются в начале. Притча же в свою очередь — из тех многочисленных жанров, где обязательно(!) должен существовать кто-то, кто знает истину в последней инстанции и сообщит ее нам в максимально метафорической форме, чтобы сохранить за собой статус единого "эксперта". Такая фигура — знатока истины — в мире Кадаре должно быть, чтобы мир окончательно не сломался под тяжестью "незавизированных" общественных договоров.

А теперь, пожалуйста, прямая речь Кадаре: "Не считаю себя политическим писателем. Более того: в настоящей литературе политических писателей действительно нет. Мои произведения не более политические, чем древнегреческий театр. При любом политическом режиме я бы стал таким же писателем".

Когда в 2005 году Кадаре получал первую Букеровскую премию, он в своей речи сверялся: "Мы поддерживали друг друга, когда пытались писать литературу так, будто режима не существовало. Время от времени нам это удавалось. Чаще — нет". Тоска по тому человеку, который имеет ответы и умеет знать истину, тоска, которая проявляется прямо в момент, когда ты должен такого человека придумать и написать — это фон всех произведений Кадаре, хотя даже не фон, а фон (ибо фонит). Во многих его текстах, прозаических и поэтических, появляется один каменный город, он построен на склоне, наклоненный, кривой, будто сползает с горы, крыша одного дома касается фундамента другого, выходишь за собственный порог, оказываешься на чердаке соседа. Жители города теряют чувство центра, они не могут закрепиться в городе физически и ментально, медленно сходят с ума, толкаются одновременно вместе с домами вверх и одновременно сползая с ними же вниз. А поскольку город каменный, то и под волю человека не прогнется без дополнительных усилий, каменный город может обтесать либо мастер, либо время. Это, кстати, родной город Кадаре. Такое вот: иногда удается, иногда нет.

На украинский переведены лишь два романа Исмаила Кадаре (оба мастерские, это без вопросов) — opus magnum "Генерал мертвой армии" (примечательно, сам Кадаре этому роману особого статуса не придавал и не любил вопросы о нем) и так же ранний роман "Барабаны дождя" ", хорошо принятый, но ничем в наследии Кадаре не выдающийся, кроме того, что Кадаре его дважды переписывал.

"Генерал мертвой армии" был обнародован в 1963-м, он стремительно набрал популярность благодаря, в частности, блестящему французскому переводу. Кадаре тогда было всего 26 лет, это был первый его роман, до этого Кадаре обнародовал время от времени рассказы, но уже был прославленным поэтом. Но международная слава пришла именно с "Генералом" (и здесь весил не только бесспорно ценный оригинал и удачный перевод, сугубо прагматичный момент: Албания в то время не подписала конвенцию об авторском праве, то "Генерала" переводили-издавали кто хотел, а захотели хорошую книгу на дурака более двадцати стран за пять лет). И эта слава, скорее всего, спасла жизнь Кадаре, режим не мог украдкой казнить неудобного автора, как сделал это с десятком других.

От Второй мировой прошло двадцать лет. Итальянский генерал, ставший генералом уже при мирной жизни, получает миссию: он должен эксгумировать и привезти домой остальных павших на войне в Албании итальянских бойцов. Помогает ему священник. Подготовка к миссии длилась долго: собирали свидетельства уцелевших, где и кого похоронили, составляли списки павших и исчезнувших по росту и номерам на жетонах, опрашивали родственников. Генералу нужно вернуть более двухсот бойцов. И среди них входивших в состав карательного полковника Z (рост 182 см), который — как всем известно, но никому не хочется знать — совершал военные преступления на территории Албании.

Последовательный рассказ и доста реалистичен, даже натуралистичен даже, лишь один раз рассказчик погружается в травматическое сознание (матери изнасилованного на войне подростка) и ведет себя соответственно — отзывается фрагментацией и вспышками флешбеков, бред видится безумцам и больным — все четко. Ровная последовательная история, охватывающая где-то два года. При этом роман смахивает на сюрреалистическую фантасмагорию и этот вопрос не техник. Дело в том, что миссия генерала априори нерациональна, потому что невыполнима: генерал должен вернуть домой героев, а возвращает взамен преступников.

Семиотика сломалась, несите новую.

А вот рядом с итальянским генералом работает та же миссия из другой страны, собирает своих мертвых (это, очевидно, немецкая миссия). Вот те парни не беспокоятся о лишнем: гребут любые кости и продают их родственникам в скорби. Двадцать лет прошло, война закончилась, все живые должны одинаково, все умершие — мертвые, кто генералу тот скелет, кто генерал скелет. Генерал любит цитировать "Илиаду", так чем мертвые троянцы мертвее мертвых албанцев? После того, как итальянские и немецкие генералы, страдая первичным хаосом или цинично его используя, освобождают участки от остатков погибших, албанцы тут же возделывают их под всякие овощи-фрукты. Местные сушат зубы: провели, мол, дегероизацию земли и в перерывах между работами поют песни об албанских воинах, погибающих в боях древних войн.

"Барабаны дождя" были третьим романом автора, опубликована книга в 1970 году; "Барабанами дождя" носит название французская версия романа и следовательно за ней все остальные, оригинальное название — "Цитадель". Роман тоже сразу был переведен на французский, его так же одобрительно и тепло приняли: еще одна литературная война от албанского антивоенного автора. После побега в Париж Кадаре переработал "Цитадель" и выпустил ее под названием "Осада", в новой версии ударение пришлось на противостояние христиан, которые замкнулись в цитадели, и мусульман, окруживших крепость, теперь это была история средневековых религиозных войн, увеличилось количество отсылок на миф о поединке Давида и Голиафа. Истории, основанной на историческом событии, Кадаре придавал еще большую иносказательность.

А тем временем книга рассказывает об одном из ключевых исторических событий в самоопределении Албании — об осаде Круи. Город-крепость в 1190 году стала столицей первого албанского государства — княжества Арберия, а теперь защищает последователей и соратников Скандербега, то есть Геогра Кастриоти. Ребенком его отдали заложником к османскому султану, он воевал за империю, был мусульманином, но в 1443 вернулся в Албанию, принял христианство и поднял антиосманское восстание. Осада Круи 1450 года — один из ключевых моментов восстания, Скандерберг заставил османов снять осаду, вступив в союз с Венгрией. Османы в романе забрасывают крепость ядрами, роют подкопы, перекрывают воду, выпускают зараженных чумой животных. Османы проиграют.

В "Барабанах дождя" имя Скандерберга — одно из двух имен с албанской стороны названо вслух; второе — граф Врана, командовавший защитой замка. В книге по очереди говорят те, кто скрылся за стенами и те, кто стены штурмуют. Но один аспект. Османы персонифицированы, названы поименно, их можно различить, их можно запомнить (будто тоже красуются медальонами с номерами, как мертвые итальянцы из предыдущего романа): есть паша, есть хроникер, есть поэт, есть изобретательное оружие. Албанцы в крепости — монолит, это нечленное "мы" или нечленное "наши люди", видна издалека лишь одна фигура — великого мужа Кастриоти (которого в крепости, кстати, нет). От "мы" авторы эпических романов пишут тогда, когда хотят в "хоре" спрятать какого-нибудь важного друга: Мы-албанцы в крепости прячут в своей массе одного какого-то Я-албанца, кто способен победить зло (и им может быть каждый, кто выживет в этой войне).

Среди гробов, которые с почестями доставляет на родину генерал, есть один особенный — в нем лежат остатки женщины, проститутки. В дневниках солдат (о боже, сколько они тех дневников нашли, и какие они все однообразны) часто вспоминают мобильный бордель, дислоцировавшийся в каменном городе. Солдаты, выходя из боя, становились очередью под домом и несли свое отчаяние и страх, чтобы выплеснуть их в тела женщин (что здесь вряд ли добровольно). Одну из них убил местный старик, она обольстила его сына, мол. Ее тело везет домой генерал, вписав в список павших бойцов.

Среди окружающих крепость фургонов османов выделяется один — в нем за Турсун-пашой, который возглавляет осаду, путешествует его гарем. Говорят, именно эти женщины, телами которых радуется полководец и мечтает сделать этой новенькой юности сына, из него, зачатого чуть ли не в бою, вырастет могучий воин, говорят в лагере, что именно эти женщины сглазили войско. В финале и повозка отправляется за обозом, покинувшим Крую и отправляющимся на осаду Константинополя, одна из наложниц (которая здесь точно недобровольно, но преданно влюблена в хозяина) теряет ребенка войны, который должен был стать могучим мужем.

Очень неслучайны эти параллели. Какое-то отношение к истине в последней инстанции, которой владеет рассказчик, у них есть.

Заметили, что в обоих романах мы видим Албанию глазами тех, кто предпочитает, чтобы Албании не было? Зачастую именно так его родные края в романах Кадаре изучает читатель — в роли оккупантов, захватчиков и туристов, ничто не знающих об Албании. Пару лет назад в Албании на государственном уровне обсуждали возможность совершить туристический маршрут по "памятным местам Кадаре". Авторская ирония вышла на новый уровень.

А напоследок еще один экстра-символический эпизод – из "Хроники в камине". Самый красивый, пожалуй, из произведений Кадаре, пронзительный и волшебный, это второй роман мастера, написанный как раз между "Генералом" и "Барабанами".

Кадаре пишет роман о своем родном городе Гирокаста, из которого идут одни оккупанты и заходят другие, продолжается Вторая Мировая, через две недели город несколько раз переходит под контроль разных армий), о ней эта история. В центре рассказа — парень лет шести-семи. и его эксцентричная (в том смысле, как это понятие разыгрывает сюрреализм) семья. Малому в руки попал "Макбет" Шекспира. предрекли). И испортил себе глаза. Мальчик нуждается в очках. Надевает их. больше очков не снимать. И переписывает "Макбета" еще раз, на глупые вопросы не отвечая.