Отравители и заказчики. Как связаны дела об отравлении Скрипалей и Литвиненко с думскими выборами
Россия завершает фазу "открытости миру", закрываясь в себе. Но повторится ли старый цикл смены политических сезонов: самоизоляция — экономический крах — оттепель — заморозки — самоизоляция, или нас ждет нечто новое?
Нынешняя неделя богата обидными для Кремля событиями. Следом за критикой думских выборов, весьма, к слову, сдержанной, из Европы пришли две новости из раздела уголовной хроники.
Во-первых, британская полиция впервые официально назвала имя третьего россиянина, который, по ее мнению, участвовал в отравлении Сергея и Юлии Скрипалей. Подозреваемого, координировавшего действия Мишкина-"Петрова" и Чепиги-"Боширова", зовут Денис Сергеев, а в операции против Скрипалей он был задействован под именем Сергей Федотов. В том, что все трое – офицеры ГРУ, выполнявшие задание, а не действовавшие по личной инициативе, у полиции нет сомнений.
Во-вторых, ЕСПЧ признал российские власти виновными в отравлении в 2006 году полонием-210 Александра Литвиненко, понизив статус его отравителей, Андрея Лугового и Дмитрия Ковтуна, до простых исполнителей. Конечно, тот факт, что команда на устранение Литвиненко, как и в случае со Скрипалями, поступила из Кремля, а Луговой и Ковтун не испытывали к нему личной неприязни, был очевиден и ранее. Но очевидность и судебный вердикт – вовсе не одно и то же.
Никаких реальных воздействий на Россию эти заявления ожидаемо не возымели. Дмитрий Песков заявил, что российские власти "не готовы прислушиваться" к решениям ЕСПЧ, и "вряд ли ЕСПЧ обладает какими-то полномочиями или технологическими возможностями обладать информацией на этот счет". К тому же "до сих пор нет никаких результатов этого расследования, поэтому делать подобные утверждения ну как минимум голословно". По теме Скрипалей и Федотова Москва просто отмолчались, впрочем, и там российская позиция сводится к глухому отрицанию. Что же до выборов, то их тему отдали Марии Захаровой, которая стала угрожать Турции за непризнание голосования в Крыму, обозвала всех критиков выборов "русофобским хором" и заявила о провале всех попыток их дискредитации. Словом, все идет, как обычно: Россия, в традициях СССР, встает в горделивую позу противостояния "мировому империализму".
Но множество отдельных случаев косплея покойного Союза неизбежно должно слиться воедино, перейдя в новое качество. И, вот, еще до выборов - 16 сентября, обозреватель ИА REGNUM Михаил Демурин написал, что грядущее непризнание их результатов всем остальным миром было бы "для умонастроений в России даже полезно".
Конечно, реплику Демурина большинство вменяемых людей не заметило, поскольку REGNUM в российском информационном поле занимает то же положение, что Жириновский в российской политике. Но недооценивать их, и REGNUM, и Жириновского, тоже не следует. Они всегда адресуются к авангарду российского общества — той его части, которая уже достигла градуса невменяемости, запланированного Кремлем для России в целом. Именно на этом авангарде и обкатываются лозунги, которые сегодня кажутся безумными, а завтра станут частью официальной риторики.
В этом развороте "чем хуже, тем лучше" тоже нет ничего неожиданного. Демонстрируя оболваненному населению мир, ненавидящий Россию за ее неслыханные успехи, призывая к сплочению против внешних врагов и выявлению иностранных агентов, и объясняя необходимость еще сильнее затянуть пояса русофобскими происками, Кремль может добиться наилучшей управляемости российским обществом в силу специфики последнего. К тому же, такой стиль управления, по большому счету, минимизирует психологические нагрузки, которые это общество испытывает. Привычное противостояние вражескому окружению становится фундаментом той самой советской безмятежности, о которой тоскуют десятки миллионов россиян, распевая хором "верните Сталина".
Итак, Россия естественным образом схлопывается и самоизолируется, как черная дыра, а в роли сферы Шварцильда, за пределы которой не может выйти ни один луч света, выступает "сфера Путина-Сталина" — идеологическая конструкция, очерчивающая пределы "Русского мира" за которым простирается мир русофобский, и, к счастью для каждого русского человека, им недостижимый. Конечная станция такого схлопывания — Советский Союз, по пути к которому будет закрыт выезд из страны, отрублен от общемирового Рунет, возвращен в неконвертируемое состояние рубль, с непременной уголовной статьей за владение иностранной валютой, и вытеснены за пределы России либо посажены все, кто не сможет принять новый-старый порядок вещей как наиболее здоровый, естественный и наилучший для "новой исторической общности – многонационального русского народа". Все это уже было – впрочем, опыт советской изоляции тоже был исторически для России далеко не первым.
Но есть и ряд нюансов, ставящих по сомнение повторение старого российского цикла.
Российские циклы хорошо известны. Самоизоляция ведет к укреплению вертикали власти, но одновременно и к упадку, экономическому и технологическому. Экономическая катастрофа вызывает смену курса и открытие очередного окна в Европу, от петровских реформ до экспорта "пролетарской революции", а затем — попытки реэкспорта продуктов, созданных на основе импортированных из Европы технологий и идей. И, если в плане экономики все ограничивается наращиванием экспорта сырья на основе обновления технологий, то идеология, экспортируемая из России, неизменно оказывается попыткой разворота мира во вчерашний день. Далее следуют попытки захвата под лозунгами "Время, назад!" части территории соседей, полная изоляция от остального мира, укрепление разболтавшейся за годы открытости Западу вертикали власти – и уверенное движение к новой экономической катастрофе. Вся постордынская история России состоит из таких циклов, приобретающих раз за разом все более определенные очертания. При этом для внешнего мира Россия неизменно остается самоуправляемой колонией с непомерными амбициями, что, впрочем, не мешает ей выступать в качестве поставщика сырья. В целом, такие циклы устраивали всех, за исключением, разве что, ближайших соседей России, становившихся жертвами ее агрессии в ходе очередной фазы сжатия. На восточной границе все происходило в рамках тех же циклов, но пики агрессии и экспансии приходились на периоды технологического обновления.
Можно ли сказать, что Россия и сейчас входит в фазу самоизоляции в пределах такого цикла? И да, и нет. Вход в самоизоляцию вместе с волной консервативной агрессии, направленной на Запад, несомненно, налицо. Но дальнейшие события могут пойти по другому сценарию, без последующей катастрофы и выхода из изоляции для технологического рывка, поскольку в игру вошла новая сила. Мир вступил в эпоху корпоратизации, когда государства, перегруженные территориальными и социальными проблемами, становятся неконкурентоспособны, утрачивают ведущую роль, уступая ее международным корпорациям, и уходят на второй план, превращаясь, по сути, в анахронизм. Этот процесс сопровождается демонтажем социальных обязательств и международного права. В таких условиях ультраконсервативная идеология, экспортируемая Кремлем, в сочетании с интенсивным коррумпированием им западных элит, оказывается востребована в большей степени, чем когда-либо ранее.
При этом спор о том, похож ли Путин на Сталина, а Сталин — на Ивана Грозного заведомо лишен всякого смысла. Речь идет не о персоналиях, а о степени востребованности антидемократической клиентеллы, в рамках которой и нарисованные выборы, и ликвидация политических противников являются нормальным явлением. Иными словами, в условиях наступления корпоративизма Россия может оказаться не изгоем, а, напротив, идеологическим маяком. Нечто подобное уже случалось в период от ста до семидесяти лет назад, но необходимые условия тогда еще не созрели, и морок "государства рабочих и крестьян" рухнул. Сейчас этого может и не случиться.
Конечно, идеологическим центром корпоративной реформации Россия не станет – она слишком отстала, и ее роль в мире ничтожна. Но инструментом в антигосударственной игре корпораций она вполне может стать. Похоже, что первой попыткой разыграть российскую карту для усиления позиций корпораций и ослабления европейских государств стал искусственный рост газовых цен в Европе, развитие событий вокруг которого обещает быть чрезвычайно интересным, выйдя далеко за пределы мелкотравчатых игр Кремля.