Революция заброшенных домов. В Украине сняли первый фильм о сквоте
Начало вполне типичное: девушка Лиза (Анна Адамович), работница сервис-центра, каждое утро ездит на неинтересную работу, спит с начальником, дома ее ждут мать с исстрадавшимся лицом и молча жующий отец. Почти случайно Лиза попадает в сквот - захваченный творческой молодежью старый дом, знакомится с лидером и основателем этой коммуны Сашей (Александр Богачук), и ее жизнь резко меняется.
У Анны Адамович хорошие внешние данные. Но для того, чтобы играть такую героиню, одной только внешней привлекательности недостаточно. Ведь Лиза претерпевает серьезные жизненные пертурбации: сперва серая офисная мышка, затем - мятежная неформалка, после и вовсе модный богемный фотограф. Ничего этого в ее образе не ощущается - в каждый отдельный момент Адамович одинакова и неизменна. Такое впечатление, что Лидаговский, раздавая роли, намертво приклеил их к определенным типажам - интеллигентная бабушка, художница-мулатка, вечно раздраженный фанат Жадана, девушка-подросток с оккупированных территорий, - но при этом забыл прописать линии развития. А нет характеров - нет и драмы, нет движения сюжета. Правда, немалое разнообразие вносится элементами шоу: молодые люди регулярно читают рэп, танцуют и делают это с большей или меньшей степенью убедительности. Снято все это без преувеличения замечательным оператором Вовой Ивановым в этаком клиповом, то есть адекватном происходящему стиле.
Впрочем, есть один момент, в котором фильм Лидаговского выигрывает при всех его недостатках: это чуть ли не первая в украинском кино картина о феномене сквоттирования.
Сквот - захваченное радикальной молодежью пустующее, недостроенное или отселенное здание, превращенное захватчиками в бесплатное жилье, художественные мастерские, базу подрывных организаций и так далее.
Зарождение и расцвет мирового сквоттерского движения приходится на 1960-е годы. Тогда здания захватывали исходя из политических убеждений - подобные жилые объекты превращались в своего рода центры антисистемного сопротивления, где царили свои законы, вернее, анархическое неприятие каких бы то ни было законов. Апогей таких захватов - Христиания - целый квартал в центре Копенгагена, оккупированный радикалами в 1971-м. Пережив множество войн с полицией, байкерами и наркоторговцами, Христиания, в конце концов, добилась для себя статуса самоуправляющегося района и ныне существует как настоящее сквоттерское государство в государстве.
Второй пик сквоты пережили в 1989-1990 гг. в Германии - в Берлине и других крупных городах, когда после объединения ФРГ и ГДР появилась масса пустующих зданий. Это привело к бурному развитию ультралевого, анархистского движения автономов. Немецкие сквоты, вполне в духе шестидесятых, были в первую очередь центрами политической активности, находилось там место и радикальной культуре, как, к примеру, в знаменитом берлинском Тахелесе. Впрочем, сквоттеры 1990-х повторили судьбу своих предшественников - значительная часть сквотов была уничтожена силами полиции, а наиболее стойкие уступили натиску коммерсантов.
Еще одно направление сквоттинга носит социальный характер. Славу настоящих Робин Гудов снискала американская организация "Дома, а не тюрьмы" (HNJ). HNJ передает захваченные помещения бездомным, которые потом оплачивают аренду своей работой по обустройству помещений. Таким образом, нуждающимся были переданы сотни квартир. При этом какие-либо контркультурные либо политические цели не преследуются: главное - помочь бездомным.
Сквоты в СССР стали результатом постепенного развала городской инфраструктуры в Москве, Киеве и Ленинграде - в конце 1980-х годов у городских властей попросту не хватало средств и сил следить за нежилым фондом, старыми зданиями или домами, отведенными под снос. Параллельный рост молодежной активности привел к тому, что бывшие бомжатники стали первыми советскими сквотами.
В отличие от Запада в этих местах политическая составляющая отсутствовала. Захватчики исходили из сугубо прагматичных целей: художникам нужны были мастерские, рок-музыкантам - площадки для репетиций, путешествующим автостопом хиппи - место для ночлега. Именно эта публика и составляла основную массу сквоттеров; политика же в те годы делалась на улице и была уделом более обеспеченных граждан. Наиболее известны были сквоты в Ленинграде - на Владимирском проспекте, где базировались преимущественно рок-музыканты, панки и хиппи, а также на Пушкинской, 10 (коммуна художников); так называемый С. Петлюры на Петровском бульваре в Москве - целый квартал руин, бывший до середины 1990-х годов настоящим центром альтернативной культуры в российской столице; и мастерские на улице Парижской Коммуны в Киеве, ставшие истоком мощной украинской волны в постсоветском актуальном искусстве. Из всех этих замечательных мест до наших дней дожил только сквот на Пушкинской, 10, в Санкт-Петербурге - и то уже легализованный властями как арт-центр, с мастерскими, галереями и концертной площадкой.
Для сквоттерства, как и прежде, существуют две серьезные опасности - полицейское насилие и постепенное приручение социумом. Один из возможных вариантов выхода нашли в Италии, где сквоты превращают в социальные центры - по форме нечто вроде клубов по интересам при общественных организациях ультралевого толка. Вывеска меняется - суть остается. Для Украины такой путь, увы, не видится перспективным. Городские власти научились ценить собственность, превратив ее в источник доходов. Политика, соответственно, так и не обрела постоянного неформального, автономистского статуса, окончательно перейдя или в кабинеты чиновников, или на площади.
Осталось искусство. Ныне сквоты существуют в том же Киеве - на улице Терещенковской и на Подоле, но особого вызова обществу в этом нет.
