Средневековый карнавал. Почему анализировать украинскую политику должны культурологи
Абсурд, китч и невольный символизм - основа украинской политической культуры. Не обязательно с них все начинается (хотя так зачастую и бывает), но ими неизменно заканчивается. Холостой залп, данный с набережной Невы стальным ветераном российско-японской войны, убил империю. Холостой залп, данный, вероятно, стальными ветеранами АТО, выглядит как пародийный сигнал к началу Реставрации (в самом что ни на есть ее французском смысле). Тем более что стволы пушек смотрели в сторону Верховной Рады. Впрочем, это вполне соответствует канону: пушка - памятник рабочим завода "Арсенал" смотрит - ну разумеется - в сторону Арсенала. При чем здесь это? При том, что от символизма никуда не деться: за сотню лет "Мариинка" неоднократно становилась сценой для сил, с точки зрения дня сегодняшнего, одиозных. Арсенальцы, муравьевцы, антимайдановцы - сильно сомневаюсь, что нынешние протестующие хотели оказаться в такой компании.
Однако с топографией не поспоришь. Что же до остального - всего остального, включая персоналии, тенденции и события, то от политологии в нашем случае будет маловато толку.
Гетман Павел Скоропадский некогда с пренебрежительной досадой сетовал на чрезмерную театральность украинской политической жизни. Спустя сотню лет приходится констатировать, что ситуация ничуть не изменилась. Впрочем, гетман немного ошибся в классификации: то, что генерал принимал за театральность, по сути своей весьма далеко от театра в его привычном понимании: спектакль исключает всеобщую вовлеченность в игру и подразумевает раздел на актера и зрителя, установленный как минимум наличием сцены. Здесь же мы имеем дело с чем-то иным. С карнавалом.
Соответственно, чтобы разобраться в сути политических процессов в Украине - не только "здесь и сейчас", а вообще в их принципиальной модели, нужно быть не столько политологом, сколько культурологом. Причем имеющим представление о Средневековье и раннем Новом времени. Потому что Украина - один из немногих реликтов европейской карнавальной культуры. Не последний - есть еще Болгария, Венгрия и Польша, в меньшей степени - Румыния, Чехия и Словакия. Однако все они уже очень осовременились, и карнавальное начало в них выглядит все менее естественным. Украина же сохранила его в наиболее архаичных формах.
А потому, скажем, классический труд Михаила Бахтина "Творчество Франсуа Рабле и народная культура Средневековья и Ренессанса" может быть отнесен к нашим нынешним общественно-политическим реалиям в степени не меньшей, нежели к собственно предмету его исследования. Прежде всего стоит отметить, что украинская политика без труда вписывается в бахтинскую классификацию форм смеховой культуры:
1. Обрядово-зрелищные формы (празднества карнавального типа, различные площадные смеховые действа и пр.);
2. Словесные смеховые (в том числе пародийные) произведения разного рода;
3. Различные формы и жанры фамильярно-площадной речи.
Из этого вполне очевидно, что дымовые шашки и побоища в Раде, игра в "вынос козла" и откровенно китчевая эпопея с "реставрацией" икон Майдана - явления родственные. Собственно, и сами оные иконы отнюдь не выпадают из этой классификации. Как не выпадает из нее ни один из "майданов", включая Те Самые, ныне натужно сакрализуемые в качестве эталонов и мер всего сущего.
Это и в самом деле так - в той степени, в которой таким эталоном является карнавал. Который в средневековой культуре попросту невозможно свести "всего лишь" к костюмированной процессии. Карнавал - это жизнь, освобожденная от привычных ограничений и церемониала, действующих в становом обществе. Он вне официоза, вне формальностей, вне социальных ролей и иерархий. "Во время карнавала можно жить только по его законам, то есть по законам карнавальной свободы. Карнавал носит вселенский характер, это особое состояние всего мира, его возрождение и обновление, которому все причастны. Таков карнавал по своей идее, по своей сущности, которая живо ощущалась всеми его участниками", - пишет Бахтин. И в другом месте: "Карнавал не созерцают - в нем живут, и живут все, потому что по идее своей он всенароден. Пока карнавал совершается, ни для кого нет другой жизни, кроме карнавальной. От него некуда уйти, ибо карнавал не знает пространственных границ".
Карнавал - вечный пересмешник официального, которое по определению считается ущербным, гнетущим и враждебным. Он противопоставляется стабильности, правилам и запретам. Это, кстати, еще одна причина того, почему Те Самые Майданы принимаются за эталоны, к которым, с основаниями или без, подтягиваются все остальные. Это не означает, однако, что карнавал несерьезен. Наоборот. Но его серьезность сама по себе иронична. Стопятьсотые палаточные городки, арки позора и факельные шествия - в этом нет ни тени улыбки, несмотря на очевидную нарочитую вторичность. Дебаты "сине-желтых" и "желто-синих" на каждый День флага тоже более чем серьезны.
Структурно украинское общество застряло где-то в начале Нового времени - здесь я, разумеется, утрирую, но не сильно: зафиксированное де-юре равенство де-факто не является ни всеобщим, ни даже цеховым. Оно по природе своей остается сословным: неписанные правила диктуют как права, так и обязанности каждого из этих сословий, исключая при этом сквозную иерархию. Карнавал эти барьеры стирает. Слово Бахтину: "На фоне исключительной иерархичности... и крайней сословной и корпоративной разобщенности людей в условиях обычной жизни этот вольный фамильярный контакт между всеми людьми ощущался очень остро и составлял существенную часть общего карнавального мироощущения. Человек как бы перерождался для новых, чисто человеческих отношений. Отчуждение временно исчезало. Человек возвращался к себе самому и ощущал себя человеком среди людей".
Говоря конкретно, вне карнавала марш за права ЛГБТ - это не о том, кому с кем спать. Это о том, как юридически оформить статус сожительства и права наследования. Вне карнавала факельное шествие не может прославить нацию. Махач "стенка на стенку" в "реале" - уголовщина как минимум для одной из сторон, но в условиях карнавала он превращается в политический акт. Вне карнавала вопрос снятия неприкосновенности с кого бы то ни было решается путем дискуссий в законодательном собрании. Вне карнавала глава ГСО окажется попросту недосягаем для кулаков, а депутату не придут в голову хождения в агрессивно настроенный народ с соответствующим результатом - фактическим снятием неприкосновенности. К слову, вне карнавальной парадигмы все тот же депутат вряд ли счел бы приемлемым носить премьера на руках. Вне карнавальной парадигмы пришелец-трикстер-джокер не имел бы ни единого шанса сыграть в мессию, а Вечная Золушка не смогла бы восстать из пепла после многократного осмеяния. Впрочем, и крики о голом короле воспринимаются без тени усмешки только в рамках карнавала: вне его любому известно, что королевское право на власть священно независимо от степени одетости. Вспомните о Леди Годиве. В общем, в "настоящей" жизни монарху глубоко плевать, что о нем думают, пока не приходится подтверждать право на трон.
Здесь мы подходим к еще одному важнейшему моменту. Внутренняя логика карнавала позволяет указывать на королевскую наготу отнюдь не каждому - это прерогатива тех, без кого он в принципе не получается. Важнейшим элементом карнавальной культуры являются шуты и дураки. Они отнюдь не актеры - в том смысле, что они не разыгрывают соответствующие роли на имеющей четкие границы сцене и на протяжении фиксированного отрезка времени. Они остаются шутами и дураками всегда и везде, где бы ни появлялись - это не обязательно означает, что они являются таковыми на самом деле (зачастую как раз наоборот), но таковы их роли по жизни. Говорить, насколько многочислен их пул в нашем политикуме, пожалуй, особого смысла нет. Но именно они зачастую являются самыми успешными манипуляторами - как, собственно, и подобает дуракам и шутам. Причем именно они, как правило, и устанавливают временные рамки действа. И эти рамки нередко знаменуют начало и конец избирательных циклов.
И последнее. Основу европейской политики давно составляет законотворческая рутина. Выиграть выборы исключительно на обещаниях всем сестрам - по серьгам и всем братьям - по разуму, невозможно. Даже маргинальные партии, выступая во имя всего хорошего и против всего плохого, вынуждены поддерживать этот тренд, облекая мифологические, в сущности, сюжеты в более или менее рациональную форму.
У нас это, по большому счету, необязательно: в нашей явно библейской традиции слово - от Бога, число - от дьявола. Типичный участник любого политического процесса в Украине - от избирателя до избираемого - существо эмоционально-чувственное и оперировать цифрами либо неспособное, либо считающее недостойным.
В этой системе координат мы обречены на полном серьезе разыгрывать более или менее жесткую версию сюжета о Гае Фоксе в ходе каждого избирательного цикла - с гранатами ли, с дымовухами - просто потому, что диалог политических оппонентов - без площадных фраз и подчеркнутой публичности - возможен лишь в эпоху рациональности. А у нас она еще впереди. Век Просвещения пока не наступил.
