Реконструкция с репетицией. Почему похороны Кернеса останутся недостижимым эталоном для украинской политики
Теперь мы можем с гордостью говорить, что в Украине появился свой, аутентичный аналог "потемкинской деревни" – "кернесов погост"
В анамнезе нашего времени самым, пожалуй, навязчивым симптомом является игра в реконструкцию. Не в ту, которая перестройка, а в ту, которая иллюзия прошлого. Которая, в отличие от реставрации, не про сделать как было, а про то, как видится былое, и про то, как эта видимость создается. Вроде бы и машина времени – но никто никуда не едет. Если, конечно, не считать периодически мелькающих катафалков. Порой бронированных.
Разумеется, это фарс, но разыгрываемый со столь серьезной миной, будто его участники устраивают сеанс коллективного поклонения Ионеску. Нет, они, разумеется, об этом не догадываются. И в массе не догадываются даже о том, что это за черт такой. Им, впрочем, по барабану. Тут ведь главное что? Чтоб картинка была. Масштаб да перспектива. И если в соседней стране, по жизни путающей величие с размером, это государствообразующий элемент еще со времен потемкинских деревень, то у нас все усилия державы прибрать пафос к рукам оказываются тщетными.
Похороны Геннадия Кернеса – тому яркий пример. Вот давайте на чистоту, кого еще у нас могут свезти на погост с таким апломбом? Чтобы с репетициями траурного шествия и отпеванием напоказ? Чтоб с километровой очередью у гроба (стоящего, как нашептывает детская память, "в колонном зале Дома Союзов")? Чтоб с миллионом не только алых роз? Чтобы с авторитетными во всех смыслах людьми? И чтоб с внеплановым салютом (ну салют предусмотреть стоило, конечно. И лафет. Ведь реквизит, небось от "Ландау" остался какой-никакой)? И чтоб с парторговским надрывом?
Правильный надрыв в этом – самое важное. Потому что без него те, кто пришел поглазеть, будут слишком отличаться от тех, кого привели выражать последнее почтение. А те, кто пришел убедиться, будут слишком контрастировать со скорбящими. Так вот, у Сталина надрыв был. А у Черненко не было. И у Кернеса был. А у Зеленского (когда-то – просто неизбежного нельзя отрицать, а так – здоровья, Владимир Александрович, оно вам еще понадобится, особенно потом, мало ли кто следующим окажется) – не будет. И у Кравчука с Кучмой тоже. Несмотря на протокольные салюты с лафетами. А о кличках-мураевых-добкиных-бойко и говорить нечего. И вот интересно, из них живых кто-то мертвому поэтому позавидовал?
Просто даже самая пошлая реконструкция для правдоподобия требует мозгов, чутья и фарта. У реконструктора советской действительности Геннадия Адольфовича, как и у реконструктора действительности самодержавной Иосифа Виссарионовича, они были. И были время и харизма достаточные, чтобы привить своим жертвам стойкий стокгольмский синдром и стать желанным союзником для всех, всех при этом кидая. Интересно, не это ли привело к гробу харьковского мэра в таком количестве его иногородних коллег и политиков с претензией? Не надежда ли, что властолюбивые мощи поделятся искоркой? Это, конечно, мистика, но разве не мистика вера в то, что фотка у гроба Кернеса обеспечит симпатии "избирателей юго-востока"? Тех, которым триколор и колорадка – надежные обереги от мстительного мертвеца Шевелева, заказавшего на свой День рождения их кумира?
И разве не наивно считать, что договорняки, тем же гробом осененные, не закончатся кидаловом и обломом? Ведь реконструкция – это всегда иллюзия. И, как любая иллюзия, она быстро развеивается. Иллюзия величия покойного занятным образом развеилась уже дважды. Первый раз – с его запоздалым отъездом в берлинскую клинику Charite, где его не спасли за выложенные разом большие деньги, из харьковской семнадцатой, где у него, возможно, был бы шанс, если бы эти деньги все десять лет его мэрства уходили на харьковскую же медицину. Второй – когда его похоронили. В пафосном, и даже величественном месте – через забор от жестко индустриально-постапоколиптического пейзажа. Так что теперь мы можем с гордостью говорить, что в Украине появился свой, аутентичный аналог "потемкинской деревни" – "кернесов погост".
Впрочем, бог троицу любит. И третий раз еще будет. Когда вдруг окажется, что назвать что-либо именем усопшего сейчас невозможно – то процедура не позволит, то кворум не соберется, а потом станет просто не до таких переименований. Потому как попрет компромат – в лучших традициях борьбы с культом личности.
… А если вдуматься, это даже забавно. Ведь, пожалуй, не найдется другой такой страны, в которой так выпячивая принадлежность к христианско-иудейской традиции, с такой легкостью, систематичностью и размахом нарушают Вторую заповедь. Ту, которая о несотворении кумиров.
Она нам не указ – и едва ли не каждый сколько-нибудь видный политический и не очень деятель обзаводится собственной сектой. Убогий запад видит в богах людское. Мы же усматриваем в людях божественное. Вплоть до заб(ронзо)вения.