Детство со шрамами. Добудет ли "Дом из заноз" первый "Оскар" для Украины

"Дом из заноз" для датского документалиста Саймона Леренга Вильмонта (род. в Копенгагене в 1978 году), который, по его словам, "просто влюбился в Украину" – уже не первая работа, снятая у нас. В 2018 году он дебютировал с неигровой лентой "Далекий лай собак", главный герой которой, 10-летний Олег, живет с бабушкой в селе Гнутово неподалеку от Мариуполя под постоянными обстрелами. Этот фильм стал номинантом премии Европейской киноакадемии, которую еще называют "Еврооскаром".

В свою очередь, "Дом из заноз" получил приз за лучшую режиссуру в конкурсе мировой документалистики на кинофестивале "Санденс" в январе. На днях стало известно, что картина попала в список номинантов на "Оскар" в категории "Лучший документальный фильм".

"Дом из заноз" снимали в течение двух лет в Лисичанске на Луганщине, в приюте для детей родителей, неспособных выполнять семейные обязанности — то ли из-за алкоголизма, то ли из-за склонности к насилию. Дети живут в учреждении до девяти месяцев, а затем либо возвращаются к родителям, либо попадают в приют или приемную семью.

Вообще, доминирующий мотив у Вильмонта – дети, страдающие от безразличия или жестокости взрослых. В "Лае..." (оригинальное название — "Война Олега") главный герой растет в любви, но его детство растерзано российскими ракетами. В "Доме из заноз" война выведена за кадр; родители спиваются и уничтожают сами себя и собственных потомков. "Мама пьет?" – спрашивает Ева по телефону у бабушки, хотя ответ и так ясен.

Кроме Евы, режиссер следит за Сашей, Алиной и Колей. Коля – самый старший, тринадцатилетний, девочкам вряд ли больше десяти.

Фильм начинается подъемом. Заботливая, но настойчивая воспитательница будит малышей: кого перышком по лицу, кого свистом в дудку, а кого и водой, чтобы наконец поднять всех на веселую шумную зарядку. Вильмонт показывает все те активности, которые мы надеемся увидеть от детей: танцы в коридоре, перебрасывание колеса, игры с куклами, зажжение бенгальских огней. В общем, режиссер приблизился к героям и героиням настолько близко, насколько это вообще возможно, став для них незаметным, той самой документалистской "мухой на стене". Местные хулиганы позволяют ему даже снять запрещенное курение втайне от воспитателей на заднем дворе. Несколько диссонируют с этим подходом закадровые комментарии главы приюта Маргариты Николаевны; можно предположить, что это сделано скорее для западной аудитории, чтобы объяснить привычные нам реалии: "Жизнь здесь всегда была нелегкой, но война сделала все еще хуже. Теперь за каждой десятой дверью – разбитая семья".

Сюжеты у детей в целом одинаковы. Попадание в приют, отсутствие контакта с пьющими родителями, поиски приемной семьи. Еве везет – ее забирает бабушка, Сашу и Алину удочеряют, а вот Колю переводят в государственный детский дом, которого все боятся, как последнего пункта назначения, из которого уже выхода к лучшей жизни не будет.

Самое ценное – сцены наблюдения, построенные за схожим драматическим рисунком.

Девочки слаженно и красиво танцуют в коридоре, но слова в песне: "Играя на грани фола, ты снова сделал мне больно, я знаю, что виновата сама".

Девочки долго хлопочут, кладут подарки на кровати парней. Сыплют лепестки цветов, зовут ребят: "Дудник, тебя Юлька любит".

- Я никого не люблю – отрезает Дудник и уходит.

- Какая я дура! – в слезах выскакивает Юлька.

Дети строят палатку из одеял, внутри крутится электрический фонарь в форме цветка, бросая на всех красочные блики. Конечно, начинают рассказывать страшные истории. Сначала о непременном монстре, живущем под кроватью. Но потом вступает Коля: "Сейчас расскажу самую страшную историю". Про папу, который пил и бросался то на маму, то на сына. А потом вонзил в маму нож. Целая лужа крови. А через 5 лет вышел, мама его простила. Помирились и набухались. Веселый смех, но по настроению эпизод близок к самому настоящему хорору.

Девочки дурачатся, красиво прячутся за полупрозрачными занавесками, гудят: "Ууу… мы всех убьем… мы убьем всех детей".

Алина и Саша решают подружиться, а потом начинают драться – довольно жестоко, изо всех сил таскают друг друга за волосы, но продолжают смеяться и в конце концов нежно обнимаются.

Одна из старших девушек обустраивает шатер и притворяется гадалкой: "Заходи, погадаю". Светится уютный шар с луной и звездами, "гадалка" предсказывает: "Мама умрет. Потом попадешь в приемную семью, там ты будешь рабыней. Плохо тебе будет. Выйдешь замуж, пойдешь работать, пить много, дети твои в приюте будут".

Этому отвечает Маргарита за кадром: "Девочка вырастает, сама становится мамой, начинает пить, потому что повторяет то, что видела в детстве. Однажды она возвращается в приют, чтобы увидеть своего ребенка". На экране – стая птиц, поднявшись над степью, делает круг и садится на то же место.

Снаружи камера часто застывает, рассматривая советские монументы, некрасивые высотки, терриконы, горящий факел на заводской трубе, весь этот замученный в советской серости образ жизни – но также и степи, цветы, небосклон, далекие пышные облака, закаты.

Собственно, не бедная фактура, не социальный вызов, не прямое давление на жалость, а такие моменты эмоциональной светотени, объятия радости с тоской и составляют кинематографическую материю этого сказания. Истории об уютном доме из заноз. Построенном в городе, которого больше нет.