Помесь Берии и Гитлера. "Канонизация" Че Гевары началась в женской общаге

14 июня 1928 г. в уважаемой семье потомков последнего вице-короля Перу генерала Хосе де ла Серна-и-Инохоса родился мальчик. Как и положено, наследнику старинного аргентинского аристократического рода его назвали длинно и по-испански пышно - Эрнесто Рафаэль Гевара Линч де ла Серна. Правда, себя он любил называть попроще - Сталин II, а в историю вошел под коротким, как выстрел, именем Че.

Сегодня Че Гевара - самый знаменитый революционер планеты. Ленин, Сталин и Троцкий нервно курят в стороне. Правда, если брать в абсолютных цифрах, то товарищ Мао вне конкуренции. Но это исключительно благодаря огромному количеству китайцев. Среднестатистический же "западный" обыватель традиционно путает Ленина с Ленноном, но бородатый лик в берете узнает сразу: Че, наверное, самый растиражированный в мире портрет (иконы Христа и американских президентов на банкнотах не учитываем)

Еще в 1971-м Евгений Евтушенко в своем стихотворении "Ключ команданте" писал:

Не чужими, своими глазами,
команданте,
я видел в Париже
твой портрет, твой берет со звездою,
на модерных "горячих штанишках".
Борода твоя, команданте,
на брелоках, на брошках, на блюдцах...

За три года до появления этого стихотворения по миру прокатилась волна организованных леворадикалами студенческих выступлений. Самые массовые и громкие, известные как "Красный май", прошли во Франции.

Потрясшая Францию "революция" 1968-го началась с настоятельного требования студентов университета Париж X - Нантер (тогда это было отделение Сорбонны) разрешить секс в общежитиях. Лидером протестов выступил активный анархист, а впоследствии депутат Европарламента Даниэль Кон-Бендит.

Запрет на доступ в женскую "общагу" Кон-Бендит и его сторонники превратили в страшный символ политического, духовного и морального угнетения. 22 марта 1968-го студенты захватили административные помещения Нантера, ставшего к тому времени одним из главных оплотов анархизма. Университет временно закрыли, а вождю сексуальной революции пригрозили исключением.

На 3 мая леворадикальные группировки запланировали в Сорбонне демонстрацию в поддержку изгоняемого лидера анархистов. Это не понравилось членам праворадикальной группы "Оксидан" - те пригрозили силой разогнать "сборище", что вылилось в многочисленные потасовки. Полиция повязала самых буйных - около 400 человек. Сорбонну, как и ранее Нантер, закрыли, бунт из университетов выплеснулся на улицы Парижа.

На прекращение беспорядков власти бросили CRS - аналог нашего "Беркута". Те привычно отдубасили распоясавшихся студентов, а заодно журналистов, прохожих и просто зевак. В ответ на улицах появились баррикады. Нынешняя заварушка "желтых жилетов" - только слабая тень тех славных событий.

К тому времени о плотских утехах в женских общежитиях все благополучно забыли. В кампусах и захваченных аудиториях появились революционные лозунги и бунтарские "иконы" - портреты товарищей Мао, Ленина, Троцкого, Хо Ши Мина, Сталина и, конечно же, Че Гевары. "Революционное" студенчество активно поддержала "левая" профессура, в частности, старый друг Че Гевары Жан-Поль Сартр.

Многие лозунги парижских студентов популярны и сегодня. Например: "Будьте реалистами, требуйте невозможного!" и "Запрещать запрещено!"

Вскоре к протестам присоединились профсоюзы - бессрочную забастовку провозгласили восемь миллионов рабочих. В итоге правительству пришлось сделать ряд важных социальных уступок, а де Голлю назначить досрочные парламентские выборы. На этом все и закончилось. А вот открыли ли женские общежития для революционного студенчества, автору выяснить не удалось.

После "Красного мая" левые и левацкие идеи надолго стали мейнстримом среди западноевропейской молодежи. Символом и знаменем "новых левых" стал погибший в 1967-м команданте Че. Собственно, благодаря вышеупомянутым студенческим выступлениям и началась активная раскрутка бренда "Команданте". Здесь сошлось все - и героическая биография революционера, и яркая, запоминающаяся внешность. Че действительно был красавцем, заочно разбившим сердца миллионов поклонниц. Фотография, сделанная Альберто Кордой в Гаване 5 марта 1960-го на митинге памяти жертв взрыва теплохода "Ля Кувр", стала готовым плакатом и самым знаменитым портретным снимком ХХ века.

В феномене "культа Че" внешность персонажа сыграла ключевую роль. На "канонической" фотографии команданте мы видим концентрированного классического революционера-бунтаря: огненный взгляд, героически сжатые губы, борода клочьями, милитаристский берет со звездой и захлестывающая сексуальность. На некоторых снимках Гевара чем-то даже похож на Христа - особенно это заметно на последней, уже посмертной фотографии.

Напомним, 8 октября 1967-го команданте Че попал в плен возле боливийской деревни Ла-Игера, на следующий день был расстрелян. Тело вертолетом доставили в городишко Вальягранде, где в прачечной госпиталя Пречистой Девы Мальтийской его обмыли и выставили, чтобы эксперты точно установили личность погибшего. Фотографии тела Че здесь действительно очень напоминают снятого с креста Иисуса. Сегодня эта прачечная превратилась в главную местную святыню, а сам Че Гевара стал местным католическим Святым Эрнесто Игерским.

Но перенесемся из Боливии в Европу конца шестидесятых.
Студенты, устраивающие в Париже потасовки с полицией, были представителями первого послевоенного поколения, не знавшего ужасов Второй мировой войны, как и послевоенных невзгод. Здесь уместно вспомнить еще один из главных лозунгов Красного мая: "Мы не хотим жить в мире, где за уверенность в том, что не помрешь с голоду, платят риском помереть со скуки".

С точки зрения психологии западноевропейская "чегеваромания" 1960-1970 гг. во многом похожа на феномен популярности литературы о "попаданцах" в нынешней России. Это тоска "офисного планктона" о великих свершениях.

Традиционно в "попаданческих опусах" главный герой - среднестатистический обыватель, с которым и ассоциирует себя читатель. С "левизной" - то же самое. Здесь можно, не особо напрягаясь, спорить за пивом о путях изменения мира и каким будет Всеобщее Счастье, устраивать вечеринки солидарности с борющимся народом Вьетнама, Боливии, Чили, Гватемалы или еще какого Гондураса (нужное подчеркнуть). От этого тем народам ни холодно, ни жарко, но это не важно.

Чтобы пребывая в сытости, безопасности и уюте, чувствовать себя, как бородатый герильеро (партизан) в сельве, достаточно на стенку портрет Че повесить или майку с изображением команданте напялить - пусть все видят, какой ты революционер.

"Скучное" буржуазное общество, против которого так рьяно выступали студенты-леваки, чутко уловило новые тренды. Появившийся массовый спрос тут же был удовлетворен предложением на любой вкус и кошелек, благо, фотограф Альберто Корда во имя продвижения идей революции отказался от каких либо прав на свой знаменитый снимок. Лик Че начал победное шествие по планете, как и миф о непогрешимом Команденте, радетеле о народном благе.

В отличие от леваков и левых Запада, в СССР ни малейшего ажиотажа вокруг личности Че Гевары не наблюдалось. Советская пропаганда, рассказывая о происходящем в странах-сателлитах (особенно отдаленных вроде Кубы), традиционно уделяла внимание исключительно первым лицам. Кроме того, от Че с его перманентной революцией за версту несло столь нелюбимым в СССР "троцкизмом".

Но главное даже не в этом. Гевара с самого начала позволял себе наглость критиковать советскую верхушку. В 1963-м, например, выступая на банкете в Кремле, Че обратился к Хрущеву со словами:

"Неужели, Никита Сергеевич, так, как мы сегодня, питаются все советские люди? В СССР начальники получают все больше и больше, у лидеров нет никаких обязательств перед массами. Происходит кощунственное шельмование заслуг и личности Сталина. Хрущевско-брежневская группа погрязла в бюрократизме и номенклатурном марксизме..."

В шестидесятых в СССР о Че если и вспоминали, то крайне неохотно. Ситуация кардинально изменилась к началу следующего десятилетия, когда главный фронт "борьбы с империализмом" перенесся в Южную Америку.

Вузы Советского Союза - от столичных до провинциальных институтов - наполняются "латиносами", из которых готовят не только боевиков для "герильи", но и просто агентов влияния. Последние с удивлением узнают, что в Стране победившей революции граждане практически ничего не знают о самом главном революционере Латинской Америки.

Тут же дается отмашка на продвижение имени Че в широкие массы и "прокол" быстро, но без особого фанатизма ликвидируют. Поэты Евтушенко и Долматовский оперативно пишут стихи о Че Геваре, в газетах и журналах появляется ряд публикаций о команданте, в издательстве ЦК ВЛКСМ "Молодая гвардия" в популярной серии "Жизнь замечательных людей" выходит книга "Эрнесто Че Гевара", надолго ставшая настольной книгой каждого уважающего себя советского "чегевариста".

Этот томик замечателен во всем. Начиная от прилизанного до приторности "жития" апостола революции, до персоны автора самого опуса. На обложке значится некто И. Лаврецкий. Под этим псевдонимом скрывался специалист по этнографии и истории стран Латинской Америки, истории католической церкви в Латинской Америке и института папства, исследователь нетрадиционных религий и культов, доктор исторических наук и член-корреспондент АН СССР, а по совместительству шпион и "ликвидатор" Иосиф Григулевич.

Биография Григулевича даже более яркая и авантюрная, чем у Че. К примеру, во время гражданской войны в Испании он вместе с резидентом Иностранного отдела НКВД Александром Орловым похитил и тайно убил занимавшего жесткую антисталинскую позицию лидера Рабочей партии марксистского единства (POUM) Нину Андреу. 24 мая 1940-го будущий "Лаврецкий" вместе со знаменитым мексиканским художником Давидом Сикейросом организовал вооруженное нападение на виллу Троцкого в Койоакане. Тот только чудом остался жив - "Демон и Лев Революции" спрятался от налетчиков под кроватью и никто из ликвидаторов не смог даже вообразить, что его стоит искать в таком месте. Григулевичу с места преступления помог скрыться будущий нобелиат Пабло Неруда, бывший в то время консулом Чили в Мехико.

Позже Иосиф Ромуальдович был советским резидентом в странах Латинской Америки. Наверное, самый яркий момент связан с работой Гринулевича в Италии, где в 1952-м он легализовался в качестве посла Коста-Рики Теодоро Б. Кастро. По совместительству советский шпион представлял Коста-Рику при папском престоле в Ватикане и во враждебной в то время СССР Югославии. Как и любой профессиональный шпион, Григулевич был знатоком человеческих душ и мастером психологических манипуляций. Книгу об Эрнесто он выстроил так, что в итоге у читателя не оставалось ни малейшего сомнения в святости Че и коммунистической идеи.

В житии Че, правда, были пропущены довольно яркие моменты. Например, Лаврецкий ни словом не обмолвился о небывалой жестокости Эрнесто, проявившейся еще в детстве. Как и патологическом желании властвовать над людьми и унижать зависимых.

Сразу после свержения диктатора Батисты Гевара при Фиделе выполнял ту же роль, что и Ягода/Ежов/Берия при Сталине. То есть роль персонального палача. Не зря кубинский писатель Гумберто Фонтова назвал Гевару помесью Берии и Гитлера.

В житии от Лаврецкого-Григулевича пост-революционные репрессии описывались так:

"Были учреждены революционные трибуналы, которые судили этих преступников [сторонников Батисты и любых противников новой власти] со строжайшим соблюдением всех норм правосудия. Подсудимым предоставлялось право приглашать в качестве защитников лучших адвокатов, вызывать любых свидетелей, оправдываться перед трибуналом. Процессы проходили открыто, в присутствии народа, журналистов, иногда передавались по телевидению. Характерно, что улики против подсудимых были столь неопровержимы, что почти все они признавали себя виновными в совершенных преступлениях. Наиболее одиозных палачей ревтрибуналы присуждали к высшей мере наказания - расстрелу...

...А так как эти преступники содержались в "Кабанье", где заседали ревтрибуналы, а комендантом "Кабаньи" был Эрнесто Че Гевара, то, естественно, главный огонь реакции и ее американских покровителей был направлен против него".

На самом деле все обстояло несколько иначе. Начиная с того, что роль адвокатов в фарсах, называемых "судами", сводилась исключительно к признанию вины подопечных и к слезным просьбам смягчить их наказание. Надежды, что несправедливые приговоры отменит возглавляемый Че "Апелляционный трибунал", были тщетны: за всю историю своего существования этот трибунал не отменил ни одного приговора.

Кубинский журналист Луис Ортега, знавший Че Гевару с 1956-го, в книге "Я - Че" пишет о гибели 1892 человек от рук команданте. Феликс Родригес, допрашивавший Че после того, как тот попал в плен к боливийцам, сообщал что команданте перед смертью признал, что распорядился о "паре тысяч" казней и не жалеет об этом, поскольку это были "империалистические шпионы и агенты ЦРУ".

В отличии от того же Берии, убивавшего росчерком пера, Че предпочитал казнить лично. По сохранившимся воспоминаниям, он любил приставить пистолет к голове обреченного и собственноручно выбить ему мозги. Позже именно Гевара стал основателем "кубинского Гулага" для противников режима Кастро.

Роль палача Ла Кабаньи - единственная задача из поставленных перед Че, которую он не только выполнил, но и перевыполнил. В целом же вся его послереволюционная карьера - череда оглушительных провалов.

26 ноября 1959-го Гевару назначили директором Национального банка Кубы. В результате кубинское песо стремительно съела инфляция.

23 февраля 1961-го Че стал министром промышленности и членом Центрального совета планирования, который вскоре возглавил по совместительству. Несмотря на все финансовые вливания и грандиозную материально-техническую помощь со стороны СССР, результат его работы оказался почти нулевым. Из достижений - демонстративный (под фотокамеры) персональный выезд самого Че на рубку сахарного тростника. Этот трудовой подвиг даже запечатлен на банкноте в 3 песо.

В апреле 1965-го Гевара прибыл в Демократическую Республику Конго, где в это время продолжалось восстание сторонников ранее свергнутого и расстрелянного Патриса Лумумбы. Но полководческие таланты Че оказались такими же, как и у "экономиста" Гевары.

В ноябре 1966-го Гевара затеял заварушку в Боливии. В планах была не только революция в этой стране, но и перенос герильи (партизанской войны) на всю Латинскую Америку. В итоге Че положил почти весь свой отряд, а сам стал великомучеником революции и местным святым. Но обо всем этом в житии от Лаврецкого ни слова.

К началу восьмидесятых левые и левацкие движения уходят на маргинес, а бывшие активисты студенческих бунтов 1968-го становятся добропорядочными буржуа. Непримиримые из Фракций Красной Армии или Красных Бригад продолжают убивать и взрывать, но никакой массовой поддержки террористы не имеют и держатся исключительно за счет финансовых и оружейных вливаний со стороны спецслужб стран Восточного блока.

Че Гевара из символа борьбы превращается в обычный коммерческий бренд вроде Микки Мауса или Санта Клауса. "Че убили дважды, - метко подметил французский философ Режи Дебре. - Сначала автоматной очередью сержанта Терана, потом - миллионами портретов".

В то время когда на Западе молодежь давно переболела "чегевароманией", знамя "чегеваризма" подхватили в СССР. Здесь команданте опять становится символом протеста, как и в Париже'68. Правда, учитывая реалии Страны Советов, никто университеты не захватывал, баррикад не строил и камнями в милицию не швырял...

С семидесятых СССР погрузился в пучину затхлого застоя. Молодежь прекрасно чувствовала всю фальшь и лживость системы. Это выливалось в молчаливый протест - те же хиппи, клубы авторской песни, походы. Менять мир они не хотели - тут бы самим не замараться. В общем - классическая внутренняя эмиграция.

Тогда же появилась еще одна категория "неформалов", которые хотели вернуть СССР к чистым истокам и идеалам Революции, якобы преданных и пропитых зажравшимися и лживыми партийными чиновниками. Идеалом для них стали революционеры "пылающего континента" - тогда как раз "рвануло" в Никарагуа и активно стреляли в Сальвадоре. "Чегеварствующие" активно сотрудничали с землячествами студентов из Латинской Америки, собирали средства в помощь Компартии Чили, подписи в защиту посаженых революционеров и малевали самопальные плакаты с ликом Че. Позже большинство из них прошли скорбный путь отречения и понимания, что коммунизм - это вовсе не великая идея, испоганенная партийными чиновниками, а просто большая преступная идея. 

Сегодня Че окончательно превратился в обычный коммерческий бренд, давно не имеющий ничего общего ни с политикой, ни с идеологией. Судорожные попытки поднять его на знамена наблюдаются разве что на территории "Л/ДНР", где местные пропагандисты пытаются выдать Захарченко, Гиви и Мотороллу за "Донбасских Че Гевар", а наемников из т. н. "ополчения" - за новейших "герильеро".