1 сентября у моего старшего сына заканчивается время активной учебы. За лето он успел пройти курс по одному из языков программирования по программе Массачусетского технологического института, проглотить два курса программирования на Курсере (все — на английском), а также из горсти электронного хлама соорудить для мамы кухонного помощника на платформе Arduino.
1 сентября он ждет с тоской. Школьный звонок знаменует для него расставание с любимым учителем доктором Чаком из Мичиганского университета, интернетом вещей, робототехникой и программированием. Не говоря уже о куче электронного хлама, которая останется пылиться, пока мой шестиклассник будет мучительно, долго и, увы, совершенно безуспешно ковыряться в каком-нибудь фонетическом разборе слова.
А его учителя будут снова и снова с упреком говорить мне при встрече, что он "умный мальчик", но "ленится". А я, истинный продукт советской школы, стану виновато улыбаться в ответ и лепетать в том смысле, что "мы исправимся", и "проследим", и всячески уплотним, и усилим натиск по всему фронту школьных предметов.
При этом я буду почти ненавидеть себя за то, что поддерживаю фарс, в котором мой сын, не потерявший за лето ни одного дня даром, оказывается "ленивым". Но все равно с упреком скажу ему, что я в его возрасте тоже имела хобби, но то, что должно быть сделано, было сделано хотя бы на четверку. А всякие интересы — рыбки, футбол и мичиганский профессор с его программированием — потом, в свободное время. Если оно будет.
Конечно, мой ребенок мне не скажет, но я сама увижу брешь в своей аргументации. Неужели программирование, английский и робототехника имеют меньший смысл для его развития, образования и будущего, чем выписывание в столбик букв и транскрипций? Да пускай даже футбол и рыбки, если это действительно серьезно и, может, вообще талант и судьба? Все, что обучает и развивает ребенка, почему оно должно приноситься в жертву школьному догматизму и обязаловке, в которой нет ни смысла, ни содержания? И ладно бы только фонетический разбор слова, но ведь есть еще конкурс песни и строя и прочие формы "участия в жизни школы и класса".
С точки зрения государства, имеющего какую-то надежду на день завтрашний, эту ситуацию понять очень трудно. Ведь школа — то место, где проходят подготовку будущие граждане, полезные своей стране. Специалисты, избиратели, налогоплательщики. Но то, что может ковать специалиста, оказывается "хобби", которым не только можно, но и нужно пожертвовать. То, что должно формировать гражданина свободной страны, умирает в зародыше, потому что никакой возможности учиться делать выбор и принимать на себя ответственность ребенку не дают. Только подчиняться — программе, учителю, внутреннему распорядку школы, привыкшей, чтобы "строем и с песней".
Все, что требует подчинения quia absurdum, — убийственно для воспитания полноценного гражданина свободной страны. Но школа именно такова. То, что может сформировать порядочного налогоплательщика, даже рядом не ночевало, потому что человек, вынужденный постоянно жертвовать чем-то важным ради ненужного, всегда будет видеть в налогах только попытку его обокрасть. О двойной морали, которая воспитывается всевозможными школьными обязаловками и привычкой их "отбывать, чтобы отстали", кажется, написано достаточно. Как и о том, какую угрозу подобная аморальность несет для государства и общества в целом.
Прошлое наше и нашей школы вполне вписывается в концепцию подготовки граждан для тоталитарного СССР и индустриальной экономики. Подготовки "человеческого материала" и "рабсилы". Этого прошлого, к счастью, больше нет. Но в любом обозримом будущем ни под каким углом не просматриваются те формы обучения и социальных взаимодействий, которые воспроизводит наша советская школа. В отсутствие должной оценки отмершего прошлого и вызовов будущего наша школа зависает в настоящем и играет ту единственную положительную роль, какую может играть в этих обстоятельствах, — места занятости для огромного количества людей, чья работа неэффективна и оплата, соответственно, невысока. Зато они, по крайней мере, не "на улице". Смешно. Когда-то школа видела одной из своих задач "забрать детей с улицы", а теперь ее основная функция —не дать оказаться "на улице" взрослым.
Что с этим делать? Рецептов дается много. Причем среди них встречаются как любопытные, так и по-настоящему угрожающие, скатывающиеся в эзотерику и романтизм полной "образовательной свободы". Причем, судя по некоторым грустным признакам, Запад тоже переживает упадок школы и, соответственно, не может дать нам универсальной формулы образовательного успеха. Можно с надеждой смотреть на программу "Новая школа", но пока что этой "новой школы" нет, а ее способность соответствовать вызовам времени можно будет оценить, только когда/если она все-таки с нами случится. То есть не раньше, чем в следующем поколении.
А нынешнему поколению школьников придется и дальше терпеть догматизм и скуку школьной науки и учиться приносить в жертву то, чего нормальное общество не должно было бы ни требовать, ни, тем более, принимать в качестве жертвы. И пока взрослые на торжественной линейке будут более или (скорее) менее искренне изображать и проповедовать радость "праздника знаний", из учеников, построенных в более или (скорее) менее ровное каре, будут выветриваться последние пары энтузиазма.
