Пасха год кормит. Почему православным карантин страшнее коронавируса

Не так страшен вирус, как внутренний кризис, который он обнажает, и как перемены, которые он делает неизбежными
Фото: Getty Images

Сколько бы ни убеждали себя и друг друга церковники и верующие, церковь не оказалась заколдованным местом, в котором невозможно заразиться. Также не удастся списать этот прокол на чью-то сомнительную каноничность и любые другие атрибуты истинности, которые у нас принято носить в качестве знамени.

Среди заболевших - и, увы, уже умерших - представители всех трех основных украинских конфессий. Греко-католической церкви - что естественно, учитывая географию распространения вируса, Православной церкви Украины и Украинской православной церкви Московского патриархата. Эту последнюю ударило особенно сильно - зараженной оказалась Киево-Печерская лавра. И пока остается неясной ситуация вокруг лавры Почаевской, которая мелькала в коронаврусных хрониках в связи с заражением паломников.

УПЦ МП в истории с коронаврусной пандемией оказалась в особенно сложном положении. Ее священноначалие особенно яростно сопротивлялось идее карантина. Сам митрополит Павел Лебедь - настоятель Киево-Печерской лавры и в данное время коронавирусный пациент - призывал идти в храмы, презрев карантинные ограничения. Совсем недавно ресурсы МП в Украине публиковали фотоотчет о пышном богослужении в Лавре, которое возглавлял митрополит Киевский Онуфрий, - как водится, толпа людей всех возрастов и ни единой маски.

Дело тут не только в консерватизме, присущем УПЦ МП при митрополите Онуфрии. Но и в том, что эта церковь, кажется, так привыкла фрондерствовать при Петре Порошенко, что не смогла расстаться с этой ролью даже под угрозой заражения. Риторика противостояния власти, которая "посягает на наши храмы", переползла с темы Томоса на тему Covid-19 почти без изменений в тоне и формулировках.

Церковь - это не просто место, где можно заразиться. Это одно из идеальных мест для заражения - большое количества народа собирается на довольно небольшой площади, проводит вместе немало времени, при этом поет и молится, целует святыни, вытирая следы своих губ, в лучшем случае, одним общим платочком, помазывается одной кисточкой, причащается общей ложкой.

Для этого они туда и приходят. Церковная служба и социальная дистанция - вещи почти взаимоисключающие, потому что церковь - это община, собравшаяся ради молитвы. Это единое тело - Тело Христово. В котором, конечно, никакого несовершенства, то есть болезни, быть не может. Это, конечно, вовсе не означает, что каждая индивидуальна частица этого мистического тела не может иметь в себе болезнь, включая коронавирусную инфекцию. Болезнь, или порок, которого нет в мистическом общинном Теле, не имеет ничего общего с физиологией человека и не является медицинским фактом.

Тем не менее - или именно поэтому - закрывать церкви для верующих вообще власть не решилась. Причем не только у нас. Религиозные практики описываются в демократическом дискурсе как потребность, регулировать которую государство в принципе не может (исключение - режим чрезвычайного положения). Все, что оно может - попросить и/или установить минимальные требования. Все остальное сознательные граждане и здравомыслящие люди, предположительно, сделают сами.

Самой радикальной оказалась Римско-католическая церковь. И дело не только в том, что ее центр находится в Италии, которой пришлось особенно тяжело. Католической церкви с разных точек зрения проще. Она имеет глубокую и непростую историю взаимоотношений с научным мировоззрением, а потому для нее нет ничего особенно травматического в признании возможности заражения в церкви и даже через причастие. Причастие - причастием, а медицина - медициной. А еще на ее стороне - знаменитая католическая вертикаль, действенная бюрократия и дисциплина. И, наконец, тот факт, что в большинстве европейских стран католические священники так или иначе включены в государственную систему социального обеспечения.

Совершенно иная ситуация на наших православных (и отчасти греко-католических) нивах. Закрыть церкви на время Великого поста и (вообще немыслимо!) не открыть на Пасху - это совершенно определенные убытки. Для кого-то невосполнимые, а для кого-то даже фатальные. Великий пост для церкви - страда. А одна Пасха, говорят, целый год кормит.

Большинство батюшек живет с прихода - за счет пожертвований и треб. Из этих средств формируется его заработок, часть их отчисляется в епархию - что-то вроде церковного налога. Налог, как правило, фиксированный - т. е. отчислять нужно определенную сумму, а не процент от дохода приходской кассы. Если повезет, у прихода найдутся дополнительные источники дохода - спонсоры, предприятия, подсобное хозяйство, паломническое бюро и т. п. Но эти источники в условиях экономического кризиса и карантина, разумеется, сильно обмелеют, если не иссякнут вовсе.

Для многих священников на "некозырных" православных приходах - а это большая их часть - ребром становится вопрос, чем накормить семью. Семьи, напомню, обычно большие, а матушки, как правило, или не работают, или их работа тоже связана с приходом. Есть и другие категории людей, зависящих от церковных доходов, - певчие, продавцы в церковных лавках, работники предприятий. Они также окажутся без заработка.

Кроме того, духовенство, закрывая храмы, не только теряет рабочие места, но и может выглядеть "менее духовным", чем паства, которая рвется в храм, к литургии и причастию, невзирая на карантин и угрозы здоровью и самой жизни.

Это самая ценная часть паствы. Она составляет ядро и основу церковного экономического благополучия, социального и политического влияния церкви как института. Так вот, как раз для этой ядерной паствы быть православным - означает приходить в церковь и участвовать в обрядах.

Духовенство оказывается в непростом положении - с точки зрения карантина оно должно закрыть церковь и фактически отрезать людей от участия, понимаемого как физическое присутствие и совершение определенного набора действий. Священники не знают, как объяснить эти меры своей пастве - так, чтобы быть услышанными, правильно понятыми и не осужденными в трусости и отступничестве. В церковной доктрине такие вещи, как пандемия и карантинные меры, не проработаны. Но на фоне общей неготовности мира к пандемии вряд ли выпадает обвинять церковь в богословской близорукости.

Однако проблема церкви особенно глубока из-за ее консерватизма и неспособности подходить к вызову творчески. Обратите внимание: у многих церковников не поворачивается язык произнести слово "пандемия" - ее упорно именуют на старинный манер "поветрием". И меры, соответственно, традиционные: колокольный звон, святая вода, крестный ход. Даже зная слово "вирус" и соглашаясь на карантин, батюшки и владыки продолжают это делать - бить в колокола, объезжать (или даже облетать на самолете/вертолете) города и веси, окропляя святой водой или крестя через иллюминатор далекую землю. В их устах пандемия и коронавирус - это не просто явление природы и/или следствие человеческой глупости, но данное Богом то ли испытание, то ли кара за наши грехи. А значит, и ответ на это явление должен быть соответствующим.

Хотелось бы сказать - духовным. Но слово "магический" тут подойдет больше.

Призвать верных к карантину - единственному в данный момент способу если не остановить, то хотя бы задержать "поветрие", а также сохранить сколько-то жизней, проявив таким образом заботу и любовь к ближнему - оказывается для церковников просто невозможным. Во-первых, карантин, как уже было сказано, это колоссальный удар по экономике приходов и епархий, от которого церковь, Бог знает, сможет ли оправиться и когда. Во-вторых, это удар по той картине мира, в которой у церкви - и только у нее - есть универсальные ответы на все вопросы и вызовы бытия. Удар по авторитету. Призыв ходить в церковь наперекор всему - это призыв доверять церкви больше, чем власти и медикам, даже когда речь идет об инфекционных заболеваниях.

Наконец, в-третьих: это признак того, что священнослужители, непринужденно играющие роль пастырей в обычное время, во время кризиса, когда нужно проявить лидерскую волю и взвалить на себя ответственность, оказываются совершенно на это не способными и беспомощными перед собственной паствой. Они, в общем, и не то чтобы пастыри - а что-то вроде фирмы по оказанию духовных услуг в обмен на материальное содержание. Потому что пастырь - это тот, кто ведет и направляет. При необходимости - по новой дороге, если старая обрушилась и стала опасной.

В условиях, когда церковь стала местом предоставления услуг, священник, закрывающий храм, понимает, что он теряет, - и не может об этом не думать. Его паства перебежит к соседу, который окажется смелее - и не закроет. Авторитет радикальных проповедников-популистов - у церкви те же болезни, что и у общества в целом - еще подрастет, количество их последователей увеличится. В результате, когда придет время вновь открывать приход и возвращаться к нормальной жизни, может статься, прихода уже не будет. Разбегутся люди, закончатся деньги. Да и старые методы работы с паствой, вероятно, окажутся в новых условиях не слишком применимыми.

В общем, не так страшен вирус, как внутренний кризис, который он обнажает, и как перемены, которые он делает неизбежными.