Памяти Джейн Биркин. Яркие женщины, которые смогли выйти из тени своих мужчин

"ДС" вспоминает женщин, у которых получалось выйти из тени своих знаменитых мужчин – с разным результатом и разными способами, но всегда с должным эффектом

Джейн Биркин

Джейн Биркин

Самая громкая утрата в мире кинематографа последних дней – смерть на 77-м году жизни Джейн Биркин, актрисы и певицы, одного из ярчайших символов эпохи шестидесятых-семидесятыхНастоящая слава пришла к Биркин тогда, когда начался ее роман с легендарным французским певцом и композитором Сержем Генсбуром – она была не только музой, но еще и творческим партнером гениального провокатора.

Да, Биркин с ее мини-юбкой, длинными волосами и неизменной челкой была сначала порождением, а потом и символом, олицетворением сексуальной революции шестидесятых. Ну а а после встречи с гениальным Генсбуром, окончательно осмелев, она пошла еще дальше на пути сексуального раскрепощения масс. Но именно смелости и уверенности в себе не хватало Джейн в юности – когда она была объектом насмешек в старших классах школы. Тогда над бедной Джейн, замкнутой девушкой, практически не имевшей друзей, насмехались за ее крошечную грудь – позже эта "мальчишеская" особенность ее телосложения не ускользнет от внимания того же Генсбура.

Джейн родилась в Лондоне в довольно странной семье. Ее мать, Джуди Кэмпбелл, была известной театральной актрисой, также активно снимавшейся в кино в сороковых годах, а отец, Дэвид Биркин, был противоположностью своей супруги – служил во флоте, а во время войны успел побывать шпионом. Джейн пошла по материнским стопам и уже в середине шестидесятых, когда ей не было и двадцати, снялась у самого Микеланджело Антониони – в культовом и знаковом фильме того времени "Blowup" ("Фотоувеличение"). Роль Биркин, сыгравшей легкомысленную девушку, ворвавшуюся в дом модного лондонского фотографа, была второстепенной – но весьма запоминающейся.

Тогда Джейн впервые обнажилась на камеру – гордо продемонстрировав ту самую маленькую грудь, фактически на спор, поскольку ее тогдашний спутник жизни, композитор Джон Барри (автор музыки к "бондовским" фильмам) безрассудно уверял Биркин, что у нее на это не хватит духу. Через несколько лет Джейн снялась во французской картине "Слоган" — именно во время работы над этим фильмом она и познакомилась с сорокалетним Сержем, который был старше ее почти на двадцать лет. Генсбур изначально должен был играть режиссера-рекламщика, который, по сюжету, увлекался молоденькой красавицей – но вот на роль этой самой девушки поначалу претендовала совсем другая актриса, Мариса Беренсон ( позже снявшаяся в "Кабаре" у Боба Фосса). Если бы роль все-таки досталась Беренсон, судьба Биркин сложилась бы совсем иначе – она, видимо, продолжала бы сниматься в фильмах, воспевающих британскую контркультуру шестидесятых, вроде картины 1968-го года "Wonderwall" ( музыку для которой написал Джордж Харрисон) – и, как минимум, никогда бы не выучила французский язык.

Но судьба вмешалась – режиссеру Пьеру Гримбла понравился заметный акцент Биркин, который он, как и вся французская аудитория впоследствии, нашел очаровательным. Генсбур первым делом на площадке, как и когда-то одноклассники Биркин, стал жестоко насмехаться над девушкой – назревала драма, но прозорливый Гримбла заметил, в какую сторону на самом деле дует ветер. Желая успеха фильму и счастья актерам, режиссер пригласил обоих на ужин – на который сам в итоге предусмотрительно не явился. Так началась история любви Сержа и Джейн. Роман продолжался до 1980-го года, Биркин родила Сержу дочь Шарлотту ( в будущем достойно продолжавшую дело отца и матери), а Генсбур сделал свою музу Джейн сенсацией — такой, о которой говорят с блеском в глазах, иногда при этом понижая голос.

Серж просто предложил Джейн, своему новому увлечению, спеть вместе с ним песню "Je t’aime… moi non plus" ("Я люблю тебя… я тебя тоже нет") – которую он сочинил несколько лет назад для своей тогдашней любовницы, Брижит Бардо. Тогда, после неудачного свидания с Сержем ( скорее всего, Генсбур был сильно нетрезв), Бардо потребовала от него в качестве покаяния "самую прекрасную песню о любви". Серж той же ночью написал сразу две песни –упомянутую "Я люблю тебя…" и "Bonnie and Clyde". И если вторая песня, дуэт Брижит и Сержа, без промедления была выпущена в свет, то со второй возникли проблемы – из-за чрезмерной страсти исполнителей. Не успели Бардо и Генсбур записать ""Je t’aime…", исполненную стонов и придыханий Бардо, как по Парижу поползли слухи, что пара в студийной кабинке занималась любовью по-настоящему. Это было не так, хотя они действительно находились в весьма тесном контакте при непосредственной записи. Слухи дошли до мужа Бардо, немецкого миллионера Гунтера Закаса – тот в праведном гневе потребовал, чтобы песня была отправлена в корзину. Бардо уговорила Сержа не выпускать злополучную "Je t’aime…", но чувства художника тоже были оскорблены.

И вот, теперь Серж предлагал записываться Биркин – вместо Бардо. Джейн тут же согласилась – прежде всего из ревности, так как слышала невыпущенную версию с Бардо и вовсе не желала, чтобы теперь эту песню исполнял кто-нибудь, кроме нее самой. Опасения Джейн были небезосновательны – совсем недавно Серж уже предлагал спеть "Je t’aime…" вместе с ним еще одной лондонской красавице, подружке Мика Джаггера Марианн Фэйтфул. В итоге на записи Джейн превзошла все ожидания – и Генсбура, и свои, и фирмы грамзаписи Сержа, рассчитывавшей на невероятный успех. Серж посоветовал Джейн петь на октаву выше, чем Бардо – в тех моментах, когда нужно было петь, а не тяжело дышать — и эффект был не только эротичным, но и трогательным.

Песня вышла на сингле и заняла первое место в английском хит-параде, такое с песней на иностранном языке случалось на британских островах впервые. Высоким продажам в континентальной Европе, помимо наклейки на обложке, которая предупреждала, что музыкальный продукт не рекомендуется употреблять лицам до 21 года, способствовал запрет на проигрывание песни на радио — в частности, той же Британии, Испании, Швеции и Италии. В более лояльной Франции скандальную песню разрешали проигрывать — но только после одиннадцати вечера. Ну а то, что "Я люблю тебя…" осудил Ватикан, только порадовало Сержа – он назвал Папу своим "величайшим пиарщиком".

Генсбур записал в 1969-м с Биркин целый альбом – на котором она пела тем самым "высоко-октавным" голосом, который от нее требовал Серж. Пластинка " Jane Birkin-Serge Gainsbourg" была удачной, но следующий альбом Генсбура, вдохновленный продолжающимися отношениями с Биркин, получился настоящим шедевром.

Пластинка 1971-го года "Histoire de Melody Nelson" — одна из тех классических записей второй половины двадцатого века, способных не только доставлять слушателю неописуемое музыкальное удовольствие, но и влиять на его жизнь, в самую неожиданную и непредсказуемую сторону. За максимально кинематографичную, чувственную и тревожную атмосферу альбома отвечали потрясающие оркестровки, написанные Жан-Клодом Ваннье и голос ( преимущественно речитатив) самого Генсбура, рассказывающего дикую, бредовую и преступно романтичную историю странного знакомства и скоротечной любви взрослого мужчины и девочки-подростка. Генсбур был этим самым мужчиной и признавался от первого лица в том, что сбил на своем шикарном автомобиле среди ночи юную велосипедистку, англичанку Мелоди Нельсон ( в ее роли на пластинке выступала Биркин, в этот раз участие Джейн было гораздо более робким). Безымянный герой Сержа влюбился в Мелоди еще до того, как была оказана первая помощь, поселился с пассией в отеле – а потом фактически сошел с ума, размышляя о карго-культе, после того, как Мелоди погибла в катастрофе грузового самолета, на котором возвращалась домой в Англию.

Джейн красовалась на обложке альбома с короткой прической, в джинсах и топлесс – через несколько лет Генсбур скопирует этот образ, когда будет снимать Биркин в своем провокационном и безжалостном фильме, который снова будет называться "Je t’aime… moi non plus". В этой картине 1976-года Биркин сыграла роль девушки Джонни, хрупкой официантки с фигурой мальчика, по уши влюбившейся в гея-дальнобойщика. Этот фильм снимался Генсбуром явно не для широкой аудитории, но в семидесятых Биркин могла похвастаться заметными ролями и в более удобоваримом, традиционном кино – например в картине "Горчица бьет в нос", в которой она соблазняет Пьера Ришара или в снятой по роману Агаты Кристи "Смерти на Ниле", где она отлично смотрелась вместе с Питером Устиновом и Мией Фэрроу.

С началом нового десятилетия Биркин все-таки расстается с Генсбуром – не выдержав его несносного характера и беспробудного пьянства. Но при этом ее карьера вовсе не пошла ко дну, мало того, ее роли в кино не стали менее яркими и провокационными – особенно это касается картины 1984-го года "Пиратка". Да уж, совершенно непонятно, почему зрителей в двадцать первом веке так впечатлила и шокировала, скажем, картина о лесбийской любви "Жизнь Адель" — если к этому времени уже давно была снята "Пиратка".

Но уже в начале девяностых Биркин нашла для себя новый образ в кино – мудрой, все понимающей женщины, не спешащей никого осуждать и легко делающей сложный и непостижимый мир простым и понятным. Знаковой в этом смысле была роль в картине Жака Риветта "Очаровательная проказница", в котором Биркин сыграла супругу гениального художника-затворника (роль Мишеля Пикколи). Тот фильм был отмечен гран-при на Каннском фестивале.

Ну а главной киноудачей для Биркин последних лет (и одним из самых ее больших успехов в кино вообще) была роль в короткометражном фильме 2016-го года "Женщина и скорый поезд". Биркин сыграла в картине одинокую пожилую даму, живущую в домике прямо у железной дороги. У дамы есть ежедневный ритуал – она встречает с флажком на балкончике этого домика поезд, проносящийся мимо без остановки. Героиня Биркин одновременно и очарована миром, и явно недолюбливает все то, что принесла в него современность – например, интернет и торговые центры. Но Элиз все еще способна на авантюру – не смотря на возраст и нежелание пользоваться электронной постой. Эта картина была номинирована на "Оскар" в 2017-м. К этому времени Биркин уже давно сама по себе стала легендой — и вовсе необязательно было в разговоре о ней вспоминать имя того самого Сержа Генсбура.

Элис Колтрейн

Джазовой пианистке и арфистке Элис Колтрейн даже не приходилось выходить из тени своего мужа, гениального саксофониста Джона Колтрейна – истинной легенды джаза. Элис просто продолжала великое и трудное дело, начатое мужем в середине шестидесятых, на пластинке "A Love Supreme", одной из самых почитаемых в истории джаза. На том альбоме Колтрейн наглядно продемонстрировал, что пост-боповый, модальный джаз может быть не просто музыкой для интеллектуалов (а джаз к тому времени уже давно перестал быть "развлекательным"), а и по-настоящему духовной, ищущей музыкой. Для того, чтобы понять и оценить красоту и глубину "A Love Supreme", совсем необязательно даже было любить джаз – музыка действовала на слушателя помимо его воли.

Колтрейн ко времени записи "A Love Supreme" уже был влюблен в Элис, а поженились они в год выхода альбома в свет – в 1965-м. Их объединяла не только музыка, то, чем они жили и дышали, а еще и серьезное увлечение восточными духовными практиками – что еще не так глобально было распространено на Западе в начале шестидесятых.

Элис и Джон познакомились в одном из клубов Детройта в 1962-м, где Элис выступала с квартетом вибрафониста Терри Гиббса. К тому времени Колтрейн уже успел прославиться своей игрой на саксофоне в квинтете Майлса Дэвиса, он записал с Дэвисом еще один знаменитейший джазовый альбом "Kind of Blue", а теперь еще и занимался исключительно успешной и новаторской сольной карьерой. Элис тоже всю жизнь посвятила музыке – до знакомства с Колтрейном она успела поиграть в Париже с выдающимися пианистом Бадом Пауэллом, там же она изучала классику прошлых веков. Во Франции, своеобразном рае для чернокожих американских джазменов в сороковых и пятидесятых, Элис вышла замуж за вокалиста Кенни Хэгуда и родила ему дочь, но брак распался из-за пристрастия супруга к героину – Элис с дочерью вернулась в Штаты. Колтрейн же ко времени знакомства с Элис уже успел победить свою героиновую зависимость, бич джазменов того времени – и не последнюю роль в этом сыграли те книги, которые он читал, от "Бхагавад-гиты" до Корана. После свадьбы в Мексике Элис и Джон не только стали растить детей вместе – столько же времени они отдавали совместному музицированию и изучению духовной литературы.

В 1966-м Элис в качестве пианистки заменила самого Маккоя Тайнера в группе Колтрейна – это время стало периодом самых отчаянных музыкальных поисков Колтрейна, который своим саксофоном, казалось, пытался произнести то, что не произносится не только словами, но и даже самой музыкой. А уже в следующем году Колтрейн умер – от рака печени.

После смерти супруга Элис сильно похудела, ее мучила бесоница и галлюцинации – но она не прекращала занятия музыкой. Пластинки, выпущенные ею в первые годы после смерти Колтрейна, в частности, альбомы "Ptah, the El Daoud" и Journey in Satchidananda" были не менее смелыми и непредсказуемыми, чем последние работы ее мужа и могли даже составить конкуренцию "фьюжн"-пластинкам Майлса Дэвиса того же периода. Отдельного внимания заслуживал совместный альбом Элис и большого поклонника Колтрейна, Карлоса Сантаны – пластинка "Illuminations" 1974-го. Элис пережила Джона Колтрейна на полвека – она никогда больше не выходила замуж.

Йоко Оно

После того, как Йоко Оно в 1969-м вышла замуж за Джона Леннона, легендарный "битл" стал называть свою жену "самой знаменитой неизвестной художницей в мире". И Джон был прав – когда Йоко стала миссис Леннон, о странной японке узнала вся планета, но представление о том, чем она занималась, кроме "развала" "Битлз" и "заморочки" головы Джона, имели очень немногие.

Да, до знакомства с Ленноном Йоко не везло, и казалось, она сама создавала все условия для невезения. Хоть она и была из богатой и уважаемой японской семьи, вопреки воле родителей Йоко выбрала совсем противоположный путь – фактически сознательно выбрав судьбу проклятого художника и непризнанного гения. Во время Второй мировой Йоко оставалась в Токио, но в начале пятидесятых переехала в Нью-Йорк к родителям, уже живших некоторое время в Штатах. Сначала она посещала Колледж Сары Лоуренс – это заведение она выбрала сама, папа с мамой одобрили выбор, но они были совсем не в восторге от богемного образа жизни, который начала вести дочь.

Вскоре Йоко бросила учебу и втайне от родителей вышла замуж за авангардного японского композитора Тоси Итиянаги – молодой человек тоже учился в Штатах, в нью-йоркской Джульярдской школе. Йоко в детстве и юности училась игре на фортепиано, но гораздо больше чем классическая музыка ее привлекал именно авангард и сопутствующая ему свобода и наглость. Но все-таки Йоко не была ни композитором, ни художником в прямом смысле, ни музыкантом – она стала устраивать перформансы и хэппенинги. Артистическая богемная тусовка Нью-Йорка казалась Йоко идеальной сценой, она завела тесные контакты с представителями Флуксуса – течением и группой авангардных артистов, основанной художником Джорджем Мачюнасом. Сам Мачюнас был большим поклонником Йоко и ее идей, помогал организовывать ей первые перформансы – но Оно тогда высоко ценила свою независимость, поэтому отказалась вступать во Флуксус.

Однако перформансы (Йоко, например, могла сидеть с каменным лицом на сцене, а каждый желающий имел возможность подняться и ножницами отрезать любую часть ее одежды) не приносили ни денег, ни всемирной славы. Ее брак с Тоси тоже не ладился – в конце концов, Йоко вернулась в Японию, и впала в такую глубокую депрессию, что на какое-то время ее даже пришлось поместить в психиатрическую лечебницу, в которой Йоко пришлось совсем уж несладко. Но спасение пришло совершенно неожиданно. Некий неравнодушный к современному искусству американец Тони Кокс, человек с авантюрным характером, услышал в Нью-Йорке о загадочной японской артистке, которая, разочаровавшись во всем, вернулась в Токио. Неожиданно вдохновившись, Тони отправился в Японию на поиски Йоко, нашел ее в лечебнице и хитростью вызволил ее оттуда.

Совсем скоро Йоко вышла за Тони замуж и родила от него дочь Киоко – пара вернулась в Штаты (после брака с Коксом Оно получила американское гражданство) и теперь, всячески поддерживаемая Тони, Йоко была полна решимости прославиться. Эпоха шестидесятых начиналась теперь в полный рост, времена менялись – и странные концепции Йоко теперь могли найти гораздо больше приверженцев, чем в начале десятилетия. В 1966-м вместе с пробивным Тони Йоко очутилась в тогдашнем музыкальном центре мира – "свингующем" Лондоне, и в ноябре этого же года ее концептуальную выставку "Незаконченные картины" посетил Джон Леннон.

Леннон в тот период находился в глубоком духовном кризисе. С одной стороны, "Битлз" и вся шумиха вокруг группы уже начинала ему откровенно надоедать, с другой – он понятия не имел, чем же еще ему заняться, кроме музыки. В те дни группа как раз начинала работу над альбомом "Оркестр клуба одиноких сердец сержанта Пеппера", но автором идеи и основным вдохновителем был Пол Маккартни, Джон же просто шел на поводу и сочинял свою долю песен. Ему остро было необходимо вдохновение – как для работы, так и для жизни вообще. И Йоко появилась в его жизни как раз вовремя.

Одним из экспонатов выставки была стремянка – поднявшись на которую, можно было обнаружить привязанную к потолку лупу, а воспользовавшись увеличительным стеклом, еще и прочитать начертанное на потолке слово "Да". Это привело в полный восторг Джона, рассчитывавшего на какой-то подвох. Йоко заметила и оценила его энтузиазм, но, тем не менее отказала Джону в удовольствии забить гвоздь в доску – это был уже следующий экспонат. Йоко хотела, чтобы доска оставалась нетронутой, Джон настаивал. "Хорошо, это будет стоить пять шиллингов" — объявила Йоко. – "А что если я забью воображаемый гвоздь за воображаемые пять шиллингов?" — предложил Джон. Они нашли друг друга.

Но отношения развивались не слишком стремительно. Тони Кокс, на свою беду, поначалу только подначивал Йоко сближаться с Джоном – видя в нем спонсора проектов жены. Леннон проспонсировал очередную выставку японки в Лондоне, "Шоу половины ветра", только в сентябре 1967-го – и все это время она посылала Джону странные письма (например, с единственным словом "Дыши"), либо "случайно" оказывалась в его автомобиле, между ним и супругой Джона Синтией. Их переписка, тем не менее, становилась все многословнее и интимнее. Когда в начале 1968-года Леннон отправился вместе с остальными битлами и женой в Индию, не меньше, чем обучение практике медитации, его волновало, что письма от Йоко задерживаются. Как только Джон вернулся в Англию, он провел ночь с Йоко в своем доме в графстве Суррей – в отсутствии Синтии, которая продолжала путешествовать.

В ту же первую ночь Джон и Йоко успели еще и записать в домашней студии нечто, выпущенное позже под названием "Unfinished Music no.1: Two Virgins" ("Незаконченная музыка№1: Два девственника") — дерзкий звуковой коллаж, не имеющий ничего общего с музыкой на любой стадии написания. Конверт пластинки представлял собой фото обнаженных Джона и Йоко, сам альбом был первой совместной экспериментальной работой Джона и Йоко, и, по сути, первым его сольником. Это было начало новой эпохи для Леннона – любовь к Йоко изменила его мир так же кардинально, как когда-то в пятидесятых первое прослушивание "Heartbreak Hotel" Элвиса Пресли.

Мир не без сожаления признавал то влияние, которое Йоко оказывала на Джона – будь-то "постельные" демонстрации за мир из гостиниц Амстердама и Монреаля, или даже сбивающий с ног альбом музыканта 1970-года "John Lennon/Plastic Ono Band", уже состоявший из песен, а не странных звуков. Эти песни были глубоко личными, болезненно искренними (такими откровениями делятся либо с психологом, либо с самым близким человеком, но не с миллионами слушателей) и при этом они обладали невероятной силой. Йоко не пела и не играла на каком-либо инструменте при записи, но постоянно находилась в студии — на обложке ее вклад был отмечен как "Йоко Оно – ветер".

Йоко оставалась для масс странной женой Джона Леннона, околдовавшей его и развалившей всеми любимую группу "Битлз" ради того, чтобы Джон мог спокойно заниматься с ней всякими странностями и чудачествами. Во многом, это была обывательская точка зрения, распространенная и по сию пору. Но удивительное дело – альбомы Йоко семидесятых, выпущенные при участии Джона, но под ее именем и состоящие из песен, написанных ею, с некоторых пор высоко ценятся поклонниками "альтернативной" музыки. Даже среди критиков, когда-то считавших хорошим тоном поносить последними словами все, что создает Йоко – от поэтического сборника "Грейпфрут" ( больше напоминавшего свод весьма своеобразных инструкций) до авангардных фильмов – теперь бытует мнение, что такие пластинки Йоко как "Yoko Ono/Plastic Ono Band" или "Fly" предвосхитили многое из того захватывающего и поначалу маргинального, что появилось в рок-музыке позже, от "краутрока" до женского "инди".

На то, чтобы Йоко наконец признали одной из родоначальниц современной альтернативной музыки, ушли годы – хотя, первые движения в эту сторону можно было заметить в начале 1981-года, когда вышел сингл Оно под названием "Walking On the Thin Ice". Джон играл в этой песне на гитаре – и это была последняя запись Леннона, завершенная в вечер его убийства, 8 декабря 1980-го. Сама песня была исполнена в ультрамодном постпанковом стиле, была довольно успешной в чартах и стала настоящим хитом в клубах, где играли самую современную музыку. Уже в 2003-м вышел танцевальный микс этой песни – и занял первое место в американских танцевальных чартах, опередив Мадонну и Джастина Тимберлейка.

Нулевые годы вообще были временем, когда Йоко по-настоящему оценили по достоинству. Так, в 2007-м вышел примечательный альбом "Yes, I’m a Witch" ("Да, я ведьма") – очень своеобразный и увлекательный сборник ремиксов, на котором ведущие "альтернативные" группы нового века выбирали песни Йоко, оставляли ее вокал, а инструментальные партии переигрывали заново своим усилиями. Пластинка вызвала массу восторгов – как и альбом Йоко 2009-го года "Between My Head and the Sky", который был записан с помощью сына, Шона Леннона. Наконец Оно перестала быть "просто вдовой" Джона Леннона.

Кортни Лав

Парадоксально, но карьера Кортни Лав, королевы гранджа девяностых и яркой актрисы, сложилась бы еще более удачно, если бы она не встретила в начале девяностых лидера "Нирваны" Курта Кобейна, не вышла бы за него замуж, и в 1994-м не стала бы вдовой Курта.

У девушки были все предпосылки и необходимые условия для того, чтобы стать классической, архитипичной рок-звездой. По сути, родители Кортни были одними из первых хиппи в Штатах – мать Линда Кэрролл увлекалась психологией ( она стала известным семейным психотерапевтом), отец Хэнк был известным тусовщиком, а еще роуд-менеджером главной хиппи-группы Америки, "The Grateful Dead". Линда и Хэнк познакомились на вечеринке в честь дня рождения великого джазового трубача Диззи Гиллеспи, а через год, в 1964-м, родилась Кортни – ее крестным отцом стал Фил Леш, будущий басист "The Grateful Dead".

Родители Кортни розвелись, когда ей было шесть лет – на суде Линда обвинила мужа в том, что он дал девочке дозу ЛСД когда та едва научилась ходить. Кортни осталась с матерью, которая брала дочку с собой на лекции по психологии, на встречи с практикующими психологами и клиентами, в итоге девочка еще в самом нежном возрасте узнала слишком многое о самых разных проблемах взрослых. Какое-то время она жила с мамой Линдой в Новой Зеландии – та старалась не привязывать дочь к гендеру, поэтому в детстве у Кортни не было ни платьев, ни кукол.

Потом грянул подрстковый возраст и у Кортни начались проблемы в ее многочисленных школах – в основном, из-за вызывающего поведения. В тот период мать отправила Кортни назад в Штаты – жить с ее отчимом ( вторым мужем Линды) и его семьей. В четырнадцать лет девушка была арестована за кражу в магазине в Портленде и была отправлена в исправительное учреждение для несовершеннолетних. К началу восьмидесятых, до 21 года, Кортни успела не только увлечься панк-роком, но и поработать топлесс-танцовщицей в Японии, а после своей депортации – стриптизершей в том самом Портленде. Немного заработав денег, Кортни отправилась к своему биологическому отцу в Дублин, потом в Лондон, где успела подружиться с музыкантыми нововолновой сцены – в частности, с участниками группы "Echo and the Bunnymen". Кортни вернулась в Штаты, где снова работала стриптизершей, потом занялась тем же на Тайване и в Гонконге. При этом амбициозная Кортни еще умудрялась задумываться о карьере киноактрисы и посещать актерские курсы, уже в Штатах, а еще – не забывать о музыкальных амбициях и поддерживать связи в тусовке музыкантов Портленда, Лондона и Сан-Франциско.

В 1985-м Кортни пробовалась на заглавную роль Нэнси Спаджен в картине "Сид и Нэнси" британского режиссера Алекса Кокса. Фильм о трагической любви панк-иконы Сида Вишеса и убитой им Нэнси стал явлением в кино, но Кортни получила в нем только эпизодическую роль. Кокс, тем не менее, запомнил Кортни – и пригласил девушку на одну из центральных ролей в свой следующий фильм, "Прямиком в ад". Тот фильм был не так успешен у критиков и зрителей, но стал "культовым" годы спустя – и Кортни в картине отнюдь не потерялась на фоне приглашенной рок-звезды, а именно Джо Страммера, гитариста и певца легендарных английских панков "The Clash".

В конце восьмидесятых Кортни наконец научилась играть на гитаре, самостоятельно и в рекордно короткий срок, перебралась в Лос-Анджелес и там собрала группу "Hole". Дела у группы шли на удивление успешно и стремительно – первый альбом "Pretty On the Inside", выпущенный практически одновременно с "Nevermind" "Нирваны", пользовался успехом как у гранджевой публики в грязных дырявых джинсах, так и у критики. Но этот успех не шел ни в какое сравнение с тем взрывом, который произвел "Nevermind" Кобейна – и в те дни и месяцы, когда Курт становился суперзвездой и "голосом поколения", они с Кортни уже были парой. Молодые люди познакомились то ли в одном из лос-анджелесских клубов ("Nevermind" музыканты "Нирваны" записывали в Лос-Анджелесе), то ли на местной парковке – показания свидетелей разнятся. Но "химия" между Куртом и Кортни возникла сразу, уж слишком много у них было общего для того, чтобы не просто заинтересоваться друг другом.

Они поженились в 1992-м на Гавайях. Кортни продолжала выступать с "Hole", но в глазах миллионов она была прежде всего женой Курта Кобейна, известной, как и он, своим пагубным пристрастием к наркотикам. Когда же Курт покончил с собой в доме пары в Сиэтле (Кортни отсутствовала), Лав стала самой обсуждаемой вдовой на планете. Несколько месяцев Кортни не появлялась на публике, но потом она отправилась в тур в поддержку нового альбома "Hole", "Live Through This". Это был скандальный тур, затмевавший в каком-то смысле даже недавние концерты "Нирваны" — Лав неизменно появлялась на сцене в истеричном состоянии, устраивала словесные перепалки и даже драки с публикой. Позже Кортни признавалась, что фактически не помнит середину девяностых.

Но Лав сумела взять себя в руки – уже в 1996-м она снялась в картине "Народ против Ларри Флинта" у блистательного Милоша Формана. Зрителю было понятно, откуда берется невероятный силы драматизм в игре Кортни – но это не умаляло впечатления от работы Лав перед камерами. Тогда Кортни номинировалась на "Золотой глобус" — ее неожиданный актерский триумф был еще и заслугой Формана, убедившего Лав лечь в реабилитационную клинику перед съемками и завязать с героином. Кортни снялась в еще одном фильме режиссера, картине "Человек на Луне" — и окончательно убедила публику в своих впечатляющих актерских способностях. Впереди еще были новые скандалы – но в новом веке Кортни уже могла опираться на собственную легенду, а не считаться всего лишь "вздорной вдовой" Курта Кобейна.