От Марка Аврелия до Чаушеску. Почему тираны всегда проигрывали войну с абортами
Искусственное прерывание беременности делали всегда и везде, начиная с эпохи первобытно-общинного строя, заканчивая эпохой исторического материализма. Их не просто "делали" - эта практика была массовой и повсеместной, она мало зависела от господствующей идеологии, пропаганды или религиозных воззрений. Реального, устойчивого снижения количества абортов не удавалось достичь ни запретами и суровыми наказаниями – со смертной казнью включительно, - ни пропагандой и воззваниями к партийной совести. Из наблюдений за историей можно сделать вывод, что колебания рождаемости мало зависят от запретительных мер. А заметного снижения количества абортов удалось достичь только к концу ХХ – началу ХХІ вв. и только благодаря совершенствованию средств контрацепции и половому просвещению.
В отношении абортов никакого "общего морального мнения", которое объединило бы прошлое с будущим, Запад с Востоком (и заодно Югом и Севером), философские воззрения и идеологии, общественно-экономические формации и врачебные мнения, нет и не было. Великий Гиппократ считал аборт недопустимым и внес, кстати, соответствующую строку в свою знаменитую клятву. Не менее великий Авиценна, в свою очередь, не видел никакой проблемы в искусственном прерывании беременности. Древняя Греция не имела законов, регулирующих аборты. В Древнем Риме до определенного момента аборт также считался личным делом женщины, карались только злоупотребления в этой сфере. И только на закате Римской империи – при императоре Марке Аврелии – ввиду варваризации Великого Города и постоянных войн на аборты был наложен строгий запрет.
На сегодняшний день самые либеральные законы, согласно которым для аборта достаточно желания женщины, имеют около 70 стран, в том числе бывшие государства соцлагеря (кроме Польши), Швеция (аборт разрешен до 18 недель), Дания (до 21 недели), США (до 24 недель), Тунис и Сингапур (без ограничений). Самые суровые законы - аборт разрешен только в узких рамках медицинских и генетических показаний - в Бельгии, Ирландии, Испании, Италии, Люксембурге, на Мальте, в Монако, Португалии, Албании, Бразилии, Колумбии, Сальвадоре, Уругвае, Бангладеш, Индонезии, на Филиппинах, в Алжире, Кении, Нигерии, Марокко, Новой Зеландии, на Фиджи.
В Европе запрет на аборты существовал в той или иной форме почти постоянно – вплоть до середины ХХ в. В ХVI в. в Англии, Германии, Франции за аборт полагалась смертная казнь, а после "смягчения нравов" - каторжные работы и тюремное заключение как для женщины, так и для врача. В России ситуация была аналогичной - с 1649 г. за аборты также карали смертью, а в "Уложении о наказаниях" от 1885 г. за искусственный аборт полагались каторжные работы на срок от четырех до пяти лет, лишение всех прав состояния и ссылка в Сибирь на поселение. Впрочем, прогресс шел безудержно: уже в 1903-м наказание смягчилось до заключения в исправительном доме для женщины сроком до трех лет, для врача - от полутора до шести лет.
Обычно эту строгость в отношении абортов связывают с христианскими воззрениями, в системе которых священный дар жизни имеет особое место. Но что тут причина, а что следствие – сказать непросто. Христианство подавало удобную опору для властей, заинтересованных в том, чтобы подданные хорошо размножались. С демографией в Средние века и вплоть до индустриальной революции почти всегда и почти везде было неважно: высокая детская смертность, эпидемии, неурожаи, малая продолжительность жизни, затяжные опустошительные войны. Особенно ужесточались преследования за аборты в послевоенные и другие посткризисные периоды: бабы должны были поскорее новых нарожать.
В то же время эпоха революций обычно, наоборот, привносила в эту область небывалую свободу. Впервые в Европе аборт был легализован (на короткий период - 1791-1810 гг.) сразу после Великой французской революции. Это достижение повторила революционная Россия, отменившая в 1920-м все ограничения на прерывание беременности, и тоже на короткий период – до 1936 г. Оказывалось, что "революция должна себя защищать" - новая власть укреплялась, систематизировалась и брала на вооружение старые методы. В полной мере это касалось абортов: стране нужны были солдаты и рабочие руки. Никакой необходимости в религиозной подоплеке, как видите, нет – достаточно "интересов державы".
Декрет 1920 г. был мерой не только революционно-освободительной. Хотя именно так – в системе общего раскрепощения сексуальных воззрений – его, возможно, и воспринимали. Количество сирот-беспризорников – следствие двух войн и революции, - которые принимала на свое попечение молодая Страна Советов, ошеломляло. Нечеловеческое количество "отказников" не обещало улучшения в ближайшем будущем. Поэтому легализация абортов ставила целью не столько "борьбу с буржуазной моралью", сколько попытку хоть немного ослабить давление на социальную сферу. Согласно декрету для аборта было достаточно желания женщины, производиться он должен был только в больнице. Но послевоенная и постреволюционная ситуация диктовала свои условия: уже в 1924 г. доступ к абортам был ограничен - для такой операции требовалось специальное разрешение. А в 1936-м – после депортаций и чисток, на пике индустриализации - аборты были снова криминализированы.
Что, разумеется, никого не останавливало. Как не останавливало никогда. Даже в самые суровые времена – когда за аборт карали смертью. Резкое сокращение количества абортов после запрета 1936 г. было зафиксировано только в первый год. Со следующего же года статистика абортов уверенно поползла вверх. Более 90% этих абортов были, разумеется, нелегальными. Также резко возросла смертность среди женщин, количество детоубийств, случаев бесплодия. Если в 1935 г. в городах России был зафиксирован 451 случай смерти вследствие искусственного прерывания беременности, то в 1936-м — уже 910 случаев, а к 1950 г. доля смертей от абортов превысила 70% от всех материнских смертей.
Ничуть не лучше была ситуация и за океаном. До легализации абортов в США ежегодно делалось около 1,2 млн подпольных абортов. В результате каждый год умирало около 5 тыс. женщин. Аборты в США были легализованы в 1973 г., причем решающим моментом стала, как водится, драма: после эпидемии краснухи в 1960-х годах около 15 тыс. детей родилось с аномалиями, после того как болеющим женщинам было отказано в праве на аборт. Комиссия медицинских экзаменаторов штата Калифорния предъявила обвинение девяти врачам, и в итоге ограничение права на аборт было признано противоречащим Конституции США (решение Верховного суда США по делу "Роу против Уэйда").
США, впрочем, отражали общую тенденцию. В Великобритании аборты были узаконены в 1967-м, во Франции — в 1975-м, в ФРГ — в 1976-м. Безусловное первенство у Швеции, которая либерализировала абортное законодательство в 1946-м. Возможно, потому, что во Второй мировой Швеция участия не принимала, и не нуждалась в срочных демографических мерах.
СССР также был в числе лидеров. Жесткий антиабортный закон 1936 г. был отменен Хрущевым в 1955 г., когда послевоенный бэби-бум уже состоялся. Запрет на аборты, впрочем, тут был ни при чем: бэби-бумы, как правило, случаются после всех войн и других опустошительных катастроф - видимо, вступают в действие скрытые механизмы выживания популяции. Но на фоне бэби-бума отменить закон о запрете абортов всегда проще. А сделать это следовало хотя бы ввиду неэфективности запрета, а также угрожающих темпов роста смертности среди женщин.
Надо сказать, что подпольные аборты в СССР были в прямом смысле подпольными: в 1936-м из тех, кого привлекли к уголовной ответственности за проведение операции по прерыванию беременности, было только 23% медиков - врачей и медсестер. Все остальные операции производили самые неожиданные люди: 21% – рабочие, 16% – служащие и 24% – "люди прочих специальностей".
В целом в СССР был самый высокий в мире показатель числа абортов: на 1000 женщин фертильного возраста - около 120. Это только официальная статистика. По мнению экспертов, это число можно смело умножить на 1,5.
Методы, с помощью которых делались или инициировались прерывания беременности, напоминают о пыточных камерах. "Народные" способы – травяные отвары и горячие (очень горячие) купания, подъем "в толчке" больших грузов и прыжки с приличной высоты – дополняются "медикаментозными" - прием лекарств (иногда очень странных) в лошадиных дозах - и механическими – введение в шейку матки разных колюще-режущих предметов. Некоторые анатомические театры, если верить интернету, до сих пор хранят в своих формалиновых недрах "луковки" - довольно популярный среди советских женщин способ прерывания беременности. Не буду его описывать, дабы избежать обвинений в чернухе. Если любопытно – почитайте Улицкую. В "Казусе Кукоцкого" все популярно описано.
По данным ВОЗ, в настоящее время в мире ежегодно производится более 40 млн абортов, то есть абортом заканчивается практически каждая пятая беременность. Их этих 40 млн, по оценкам Института Алана Гуттмахера, 80 тыс. кустарных заканчиваются смертью женщины.
В то же время мифом оказывается и то, что с помощью запрета на аборты можно добиться повышения рождаемости: в Польше, например, после запрета абортов в 1993 г. рождаемость не повысилась, а понизилась. При всей показной красоте официальной "абортной" статистики польские женщины делают подпольно или за рубежом от 40 до 50 тыс. абортов ежегодно.
Рождаемость очень плохо поддается репрессивному регулированию. Напротив, стимулирующие методы – улучшение социальных условий для молодых семей и родивших женщин – оказывают положительное влияние на демографический рост.
Тем не менее политика в отношении абортов очень часто привязывается к вопросу демографии. Если кто-то горячится по поводу того, что "нация вымирает", можете не сомневаться, что в следующем абзаце затаилось слово "аборт". Каким быть статусу аборта – криминальным либо либеральным, или скорее "делом государственным" или "личным" - часто зависит от того, как действующая власть оценивает социально-экономическую ситуацию в стране. Это касается, впрочем, не только аборта, но в целом репродуктивной функции, которая может – в зависимости от интересов государства, власти или отдельной политической силы – оказаться отчужденной от человека и превратиться в "общественное достояние".
Так, в Японии в разгар послевоенного бэби-бума правительство встало перед проблемой перенаселения. Тогда был не только легализирован аборт, но и проведена широкая пропагандистская кампания за контрацепцию и стерилизацию. В результате спустя два десятилетия Японии удалось взять под контроль рост численности населения.
Конечно, Япония – страна, в которой репродуктивный вопрос никогда напрямую не связывался с религиозными ограничениями. То ли дело, например, Иран. Где также в начале нулевых правительство приняло решение брать под контроль рождаемость: были проведены кампании за сокращение рождаемости вплоть до пропаганды стерилизации. В 2005-м история достигла апогея - был внесен законопроект, дающий право на аборт замужним женщинам на сроке до 15 недель (по мнению исламских богословов, именно на этом сроке "душа сливается с телом"). Но спустя совсем немного времени, когда кампания достигла успеха и прирост населения резко пошел вниз, – правительственный курс резко изменился. Преимущественно под влиянием аятолл, которые призвали народ к "исламскому и иранскому образу жизни" в противовес "западному". В парламент был внесен уже совсем другой законопроект – об уголовной ответственности за стерилизацию и пропаганду оной, а в эфир вышел новый лозунг "Чем больше – тем лучше" (речь, как вы понимаете, о детях).
Но и тут дело было вовсе не в демографии, не в потребности плодить больше иранцев, хороших и разных. А в том, что любое послабление в вопросах сексуальности, репродукции и вообще тела опасно для авторитарных и тоталитарных режимов. Тело – это та первичная "частная собственность", которая тянет за собой все остальные претензии – и экономические, и правовые, и политические. Поэтому диктаторские режимы стараются убедить человека в том, что его тело принадлежит не ему, а кому или чему угодно другому, более "высокому", чем человек - Богу, царю, Отчеству, общему делу, Великой победе (нужное подчеркнуть). Лучше всех эту мысль высказал Чаушеску, провозглашая новую демографическую политику Румынии: "Плод принадлежит народу".
Поэтому нет смысла непосредственно и прямо сводить антиабортные законодательные инициативы к влиянию церкви. Вопрос об аборте – это вопрос о том, кому принадлежит человек, кто распоряжается его телом и кому отвечать на вопрос о жизни и смерти. Оставить его Богу, власти или другому образу Неизвестного Отца или доверительно передать в приватные руки. Вопрос легализации аборта отражает базовую проблему балансирования личного и общественного интересов. А также готовность или неготовность общества принять на себя ответственность за этот процесс.
