Останутся ли дети собственностью родителей
В Украине дает трещину еще одна "скрепа" патриархальной традиции — вслед за гендерным равенством в правовом поле Украины утверждаются права детей. Соответствующий раздел появился в Национальной стратегии прав человека, затем последовали проекты изменений к некоторым законам Украины. Также на днях стало известно, что Академия наук Украины получила финансирование на разработку научной базы для обеспечения прав детей, а в Администрации Президента заговорили о введении "стандарта государственной политики" в детском вопросе. Эксперты и причастные говорят о целом спектре изменений в "детской" политике, которые должны коснуться не только сфер здравоохранения, образования и соцполитики, но и сферы безопасности. В том числе в семье.
Слова "ювенальная юстиция" пока не звучат. И это, наверное, правильно, потому что на них, как на красную тряпку, реагирует консервативная часть общества. В точности как на "гендер", о котором, кстати, еще до всяких "безвизовых" законов было упомянуто все в той же Национальной стратегии прав человека.
Но что бы не думали консерваторы, рано или поздно вопрос о правах детей должен был прозвучать. К тому, что у нас ребенок — объект, а не субъект, а стало быть прав у него почти нет, зато у кого-то есть права на него, мы относимся как к должному. Именно на защиту такого положения вещей, при котором ребенок принадлежит и подчиняется, было направлено немало усилий консерваторов, среди которых особенно активными оказались представители традиционных церквей. Любое упоминание о ювенальной юстиции рассматривалось как очередная диверсия неких "нездоровых сил" против "священного института семьи".
Можно понять консерваторов. Традиционная семья в традиционном обществе действительно сама по себе была — и кое-где остается — гарантом защиты своих членов. Каждый малый может рассчитывать на защиту старшего, а став старшим, он будет обеспечивать защиту младших и старших, которые уже не в состоянии позаботиться о себе. Такие семьи довольно выгодны государству — не обременяют казну своими проблемами. И будучи "ячейкой общества", такая семья является отражением целого общества: иерархического, патерналистского, довольно статичного и вполне авторитарного.
Такого, какого теперь у нас нет, и это, наверное, к лучшему. Но факты насилия над детьми, родительской жестокости или безразличия, от которых не защищен ни один маленький гражданин нашей страны, известны нам не понаслышке. Думаю, у каждого из нас есть хотя бы один знакомый ребенок, который иногда страдает от насилия со стороны взрослых. Иногда такие факты прорываются в медийное поле, и тогда мы возмущаемся. Хотя сами до конца не понимаем, что в этих сюжетах раздражает нас больше — то, что это случилось, или то, что это оказалось вынесено на публику. В образе страдающего ребенка слишком многое накладывается друг на друга — начиная с нашего неумения сочувствовать жертве, продолжая нашими собственными травмами, так никогда и не проговоренными до конца, и заканчивая крайним недоверием к государству, которое обязательно превратит самую лучшую инициативу в простую обдираловку или манипуляцию.
Действительно, если дать государству больше полномочий вмешиваться в дела семейные, как оно ими воспользуется? Вот вам пример России, в которой органы опеки изымали детей из семей оппозиционеров под предлогом, что условия их содержания "не соответствуют стандартам". Но, в свою очередь, эта "государственная забота" о детишках и стандартах не защитила российских сирот от "закона Димы Яковлева". Законы и стандарты сами по себе ничего не гарантируют, все зависит от тех, в чьих руках власть. В этом вопросе мы, к сожалению, все еще ближе к России, чем к Европе с ее ювенальной юстицией.
Мы бы, наверное, еще долго тянули со своим непониманием и уверенностью в богоданности постулата о том, что "дети принадлежат взрослым". Но случилась война. Дети всегда самые горькие заложники войны — из-за своей невинности, беспомощности и колоссальной медийной выигрышности, которая делает их не просто заложниками, но предметом беспрецедентной торговли. Впрочем, это касается не только военных сюжетов. Недавно разгорелся скандала с телеканалом СТБ, который дал в эфир шокирующую программу с участием девочек, которых насиловал их отец. Программа вызвала взрыв возмущения, в том числе и в журналистской среде, из-за того, что авторы программы, по мнению шокированной общественности, выставили слезинки конкретных детей на продажу ради повышения рейтинга. Авторы программы заверили зрителей, что программа помогла детям — насилие прекратилось, отца взяли под стражу, канал предоставил пострадавшим адвоката, а детский омбудсмен, участвовавший во всем этом, заявил, что это необходимая обществу "шоковая терапия". Чтобы, мол, не закрывало глаза на проблему. Ведь самым жутким в сюжете было то, что соседи и знакомые знали о насилии над детьми, но никто даже не попытался их защитить.
Когда мы утверждаем, что "дети принадлежат родителям", — это означает не только то, что родители могут делать с ними все, что хотят (даже если в законе написано иное). Это означает, что дети — проблема только родителей, которые должны сами обеспечить их всем: пищей, знаниями, перспективами, комфортом, безопасностью. А если что-то не получается, мы предпочитаем винить родителей. Винить — и больше ничего.
Мы — наследники страны с колоссальной традицией инфантицида. Детей, умерших во время войн, естественных и искусственных голодоморов, в результате депортаций и чисток, рожденных и уморенных в ГУЛАГах, подведенных под расстрельные статьи по достижении 14 лет (а иногда и до этого возраста), вряд ли кто-то когда-то считал. А даже если бы считал, это была бы просто статистика, спасительная магия больших чисел, предохраняющая душу от шока. Бесчувственность к детским страданиям — это забитая в самое подсознание готовность покоряться сильному и уверенность в том, что правильно. Дети, оставленные на милость взрослых, как и родители, вынужденные самостоятельно выгрызать своему детенышу пищу и безопасность, — один из частных случаев "закона джунглей", который до сих пор заменяет нам правовую культуру.
